Падение Света (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 52

Ренарр отыскала самый теплый плащ и вышла из шатра. Покинула лагерь шлюх, прилепившийся к внешним рвам Легиона, обходя их. Впереди тусклые, едва заметные огни Нерет Сорра, а дальше высокий холм крепости Урусандера.

Мужчины обыкновенно имели привычку изливаться в нее. Этот же хотел, чтобы она излилась на него, стала рукой правосудия. Когда она отказала, он забрал свою жизнь. Ренарр вспоминала торжество в глазах, тот последний миг, нож, опустившийся словно дар. Было что-то в юных глазах, что ее восхитило.

«Но что же я увидела, интересно? Какая широкая улица перед ним открылась? Внезапный проход, путь бегства от мучений? Или это был лишь последний акт капризного ребенка, желающего наказать женщину пред ним… просто передать вину, как делают трусы.

Что ж, он не смог. Бедный, заблудший дурак».

А есть какая-то ирония, решила она, в том, чтобы пойти к Нерет Сорру и дальше, в нависшую над городком злосчастную крепость.

«Дорогой отец. Я несу весть о тайных храмах, где твои солдаты исповедуют преступления. Я стою перед тобой, многажды использованная жрица, и доношу жалобный плач солдата, мольбу о прощении… гмм, сотни солдат и сотни жалобных плачей. Видишь ли, они потеряли веру. Во всё, кроме одалживания моего тела. Какое облегчение понимать, что хотя бы один сорт веры остался надежным — в деньги.

Вот так сила сделки побеждает прочие силы. Вели верховной жрице брать плату за внимание. Приглашать на исповедь среди груд монет, чтобы верующие убедились, как ныне ведутся дела. Они достаточно быстро ухватятся за идею и все храмы покроются позолотой.

Но вели ей ничего не делать с исповедями. Пусть бормочет слова прощения, если угодно, но никаких расследований, суровых судов и подобающих кар. Мертвые грешники не так щедры, они не придут покупать время и ослабление вины. Научись у шлюхи, милая Синтара: мы одалживаем, не продаем навсегда».

Она шла по городку. Иней на мерзлой почве и грязи, стены строений. Над головой звезды на положенных местах, вечно молчаливые, вечно бдящие. Она научилась ценить их отстраненность. «Шлюха как богиня, богиня как шлюха. Ох, какой у вас запутанный культ. Да ладно. В конце концов, это работает — я видела по глазам того солдата».

* * *

У подножия крепостного холма была когда-то кузница, но владелец умер. Дом, навесы и постройки снесли ради нового Храма Света. Хунн Раал веселился, думая о пропеченной земле под камнями фундамента, о горах пепла, углей и шлака, о рваных кусках металла и ставших стеклом каплях песка.

Мало кто понимает многосложные проявления святости, столь заполонившие мир. Мало у кого хватает мозгов. Сам Куральд Галайн рожден огнями, кузницами и горами дров, ожидающих череда поддержать чад и жар индустрии. Ямы в почве, рудные жилы, потоки пота и капающей крови, напряженные усилия столь многих мужчин и женщин — чтобы сделать жизнь лучше если не для себя, то для детей.

Подходящая идея — строить храм на столь священной земле. Хотя вряд ли Синтара поймет. Она намерена, понимал он теперь, сузить круг священного, отделяя его от угроз дикой, хаотической профанности. Едва эти угрозы будут уничтожены — или, скорее, выхолощены — останется лишь святое, и она будет держать в руках ВСЁ.

Религия, определил Хунн Раал, есть брак между святостью и низменной хваткой, самолюбивой и намеренно стремящейся истребить природное поклонение — то, что творится за стенами храмов, без правил и заповедей. За пределами, что важнее, авторитета самозваного жречества, жадно тянущего руки к рулю. Так уж выходит, что оно и обогащается по ходу дела.

Да, он понял верховную жрицу Синтару. Было нетрудно. Он даже понял отрицателей и представляемую ими угрозу открытой веры — то, как они делают святым всё в жизни, от постановки палаток до песен и танцев под светом полной луны. Даже святилища трясов видели в лесных дикарях опасность для монахов, монахинь и желаемых им привилегий. Если подумать, это смехотворно: дикари лесов были на самом деле паствой трясов, благими их детьми.

«О, точно. Благие дети. Настоящие дети, которых можно красть. Наплевав на матерей и отцов. Только детей, пожалуйста, в наши благословенные ряды».

Он глотнул вина, пропустил сквозь щели меж зубов и вернул на язык, прежде чем проглотить. Итак. Он понял Синтару и ее благочестивый Дом Света. Раскусил отрицателей и трясов.

«Но не Мать Тьму. Не эту пустую темноту в неосвещенном храме, невидимый алтарь и незаметный трон. Не эти хвалы отсутствию. Дорогая Эмрал Ланир, сочувствую. Правда. Твоя задача совершенно невозможна, не так ли, а богиня молчит. В наводящей отчаяние тишине я и сам мог бы решиться заманивать в постель как можно больше любовников. Заполняя пустые места внутри и снаружи.

Да, старый друг Урусандер, можешь ее брать. Если найдешь.

Впрочем, уверен, Синтара позаботится и прольет на сцену свет. Хотя бы на брачное ложе. Махнет рукой и сочтет это благословением. Как будто вы двое детишек, способных лишь беспомощно спотыкаться во тьме.

Поженим же их. Урусандер сунет своего буйного яркого петушка в ее темную расщелину. Если подумать, такой союз свят изначала. Мужской яростный свет, чистейшая тьма женщины. Мы, мужчины, млеем по пещерам и подобным уютным уголкам. По чреву, из коего нас так немилосердно выкинули. Чтобы мы проводили жизнь в попытках влезть обратно — но в поисках чего? Святилища или забвения?»

Глянув вниз, он оттолкнул голову девицы от чресл. — Ох, ну довольно. Я слишком пьян этой ночью.

Она поглядела на него — короче, чем мгновение ока — и откатилась набок.

— Развлеки себя сама, — велел Хунн Раал.

«Теперь, дорогая Синтара, обсудим вопрос убийства? Не раскрасить ли твой храм ярко-красным? Или выждем пару поколений? Но хотя бы велим строителям создать глубокие желоба, чтобы отводить неиссякаемый поток.

А вы осуждаете меня за вечную жажду. Стража пограничья, Хранители, отрицатели. Хасты. Я поистине пропитан кровью. Увы, это было необходимо. Трясов оставим на закуску. Сначала нужно усмирить знать. Аномандер и братцы стоят на коленях. Драконус пакует вещички… хотя, между нами, Синтара, признаюсь в некоем почитании консорта. Вот мужчина, не боящийся тьмы! Такой бесстрашный, чтобы залезть во чрево и превратить его в дворец чистых наслаждений!

Удивляться ли, что знатные сородичи так ему завидуют, переходя к пенящейся ненависти. Да, мы обязательно воспользуемся этим, дайте лишь шанс. И все же… бедный Драконус. Ни один мужчина не заслужил твоей участи — быть дважды исторгнутым из чрева».

Лежа рядом, выгибая спину, девица пыхтела и страстно стонала. Однако экстаз казался фальшивым. «Подружка готова была стать отличной жрицей, полагаю. Тем хуже.

О, Синтара, мы ведь толковали об убийстве? О путях к мрачным вратам и от них. Вот мое обещание: когда мы выполним задачу, когда лорд Урусандер встанет с Матерью Тьмой под брачной сенью… не жди третьего трона, Синтара — для себя и своей церкви. Сумев вычистить подлых отрицателей и трясов — сжечь их дотла — думаешь, не сумеем мы покончить с тобой?

Огонь есть дар света, не так ли?»

Он исследовал новое колдовство с куда большим тщанием, чем показывал Синтаре. И сумел понять, что ублажающая себя рядом с ним женщина — лишь шелуха.

«Воображаю, как ты насмехалась над моим видимым бессилием. Но не начала ли ты удивляться?

Я могу быть негодяем. Пьяницей. Мужчиной, стоящим посреди кровавой реки. Но я не буду трахать труп, женщина. Забавляйся где-нибудь в другом месте.

При следующей встрече за вином и деликатесами, поговорим о… о… не знаю… может, насчет вот этого? Отличная тема. Поговорим об осквернении. Уверен, тут тебе будет что сказать, жрица.

Не расскажешь ли об искусно сделанных стоках под полами своего храма?

А я, возможно, поведаю о волшебстве превыше воображения богов и богинь, превыше досягаемости храмов и церквей, жречеств со строгими правилами и жаждой резни богохульников.