Тридцать дней (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 51

— Что дает всеобщая ненависть? Просто желание убить, — хрипло возразила я, облизав пересохшие губы.

— Чужая удача и чужая власть в равных долях опасны для жизни их обладателя, — лицо Вайториса оказалось надо мной. Красные пряди свесились вниз, смешавшись с черными прядями моих волос. — Чтобы никому до тебя не было дела, стоит оставаться серой тенью. — Он некоторое время вглядывался мне в глаза, а я вспомнила, что говорил о них Скай. Вайторис не слепец, и он видит перемены.

Я понимала, что могу последовать новые вопросы, и решила быть первой.

— Зачем я тебе, Вайтор? — уже в который раз спросила я, и в который раз не получила ответа. Лишь усмешка в глазах. — Почему именно я?

— Потому что ты, — ответил он. После сел ровно, разглядывая меня из-под прикрытых ресниц. — Что для тебя Скайрен Аквей?

— Игрушка, — прошептала я, сомкнув веки. Так было проще лгать.

Господин усмехнулся.

— Я должен был убить его вместе с остальными, но мне казалось, что ты сделаешь это за меня. Я был уверен, что он не переживет одну из твоих забав, и ты собственными руками уничтожишь единственного мужчину, который сумел задеть твое холодное сердце за столько лет. Это было бы… забавно. Игнис сама уничтожает еще одну свою слабость. Мне так нравилась эта идея…

Вот теперь я открыла глаза и изумленно воззрилась на Вайториса. О чем он говорит? Слушала и не понимала. Или просто не желала понимать, потому что смысл слов Вечного был настолько невероятен, что поверить в него было невозможно.

— Слишком долгий взгляд, мое пламя, слишком красноречивое молчание и слишком затянувшаяся забава.

— Он был груб…

— Они все были грубы, но одного из водников ты довела до безумия, осталась равнодушна к смерти землевика, кричавшего громче всех. Не захотела проучить огневика. Воздушника и вовсе обошла стороной. Ты выбрала его, выбрала с первой минуты. Поддерживала в нем силы, заботилась. Кого еще из своих недолговечных игрушек ты приказывала мыть и подкармливать время от времени? Ты выпивала их за два-три дня и забывала. Аквея же терзала больше года, но всё еще не пресытилась им. Я всё это видел. — Вайторис вновь усмехнулся. — Со временем даже стало интересно, чем и когда это закончится. Ошибка!

Я вздрогнула, когда его голос промчался по покоям громовым раскатом. Ладонь Вечного с силой ударила по полу.

— Изначально ошибка! Нужно было давить выродка сразу!

Меня царапнуло то, как Вечный назвал Аквея, но свое возмущение я смогла сдержать, лишь отметила:

— Но сейчас ты его тоже не тронул.

Господин кинул тело вперед, упер ладони по обе стороны от моей головы и навис сверху, сверля меня злым взглядом. От его тела шел жар, казалось, еще чуть-чуть, и он вспыхнет, и тогда меня уже ничего не спасет от смерти. Но Вайторис всё еще удерживал себя, лишь лицо исказилось от обуревавшей его ярости.

— Радуеш-шься, Игнис-с, — прошипел он, словно змей. — Рано радуешься. Щенок сдохнет. Но мне мало его быстрой смерти, даже его медленной и мучительной смерти мало. Я буду уничтожать Аквеев одного за другим, от старика до младенца, женщин, мужчин, подростков. Всех, в ком есть хоть капля проклятой крови. Я вырву с корнем его род, и выродок будет следить за его падением. И когда не останется никого, ты, мое пламя, именно ты убьешь его, а я буду стоять за твоим плечом и смотреть, как ты уничтожаешь свою последнюю слабость, потому что иных слабостей у тебя к тому времен не останется. — Я смотрела на Вечного, не мигая и не дыша. Его слова что-то будили в моей душе, и это что-то нарастало волной жгучей боли и такой же ярости. Он улыбнулся, но улыбка Господина больше напоминала оскал, и я невольно раздвинула губы, отвечая ему тем же. — Не волнуйся, дорогая, к тому моменту, когда ты вырвешь сердце из груди водника, он будет ненавидеть тебя так сильно, что даже твое имя станет для него ядом. Я сделаю всё, чтобы так и было…

«Ну, давай же, дорогая, сделай это».

Я оборачиваюсь и беспомощно смотрю на Вайториса. Его короткие красные волосы ворошит ветер, на губах играет почти ласковая улыбка.

«Пожалуйста», — шепчу я. — «Пожалуйста, не заставляй меня».

«Я ведь тоже говорил тебе «пожалуйста, не делай этого», но ты не захотела услышать меня», — равнодушно отвечает Вечный. — «Теперь оглох я».

«Ты всегда глух!» — выкрикиваю я. — «И если бы мог, ты бы уже давно убил меня!».

«Ты и так умрешь», — он пожимает плечами.

Я закрываю лицо ладонями и пытаюсь удержать надрывный всхлип, но он всё равно прорывается наружу, и Вечный смеется. Он издевается надомной, его забавляет моя боль и борьба за жизнь того, кто уже давно проклинает меня. Тот, ради кого я живу, теперь ненавидит меня всей душой, потому что каждый раз смотрит, как я убиваю его родных, спасая его самого от смерти. Торн каждый раз умоляет меня убить его, но я не слышу, не могу услышать, потому что вместе с ним умрет моя душа.

Оборачиваюсь к изможденному пленнику. От прежнего Торна остались лишь глаза, чей взгляд сейчас наполнен надеждой. Он каждый раз надеется, что я, наконец, направлю острие клинка ему в грудь, но я каждый раз вонзаю свой кинжал в сердце одного из его родственников. Он даже не всех знал, кого убили Вайторис и я. Откуда Вечный находит отдаленные ветви, некогда пустившие побеги на древе Айеров, я даже не могу представить.

«Пожалуйста», — словно эхо повторяет мои слова воздушник.

Я отвожу взгляд и смотрю на совсем юную девушку. Она прижимает к груди руки, мнет оборванные оборки. Зачарованно смотрю на тонкие пальчики, на то, как они сжимаются и разжимаются. В ее глазах страх, непонимание и мольба. Она смотрит на меня, думая, что я смогу защитить ее. Глупая, я защищаю только одного человека. От боли, от долгих мук, которым его подвергнет Вайторис, только Торн уже не прощает мне этой защиты.

«Да остановись же ты!» — кричит мой возлюбленный. — «Очнись! Разве ты та, кого я любил? Отпусти девочку, забери мою жизнь!»

«Не могу», — выдыхаю я. — «Я не могу забрать твою жизнь. Только в ней есть смысл».

«Нет в ней смысла», — его голос наполнен ядом горькой насмешки. — «Я устал смотреть, как ты убиваешь всех, кто мне дорог, лишь бы я жил. Я устал проклинать дни, когда был счастлив с тобой. Мне надоело видеть одно и то же. Если всё еще любишь, отпусти меня!».

«Не могу я!» — выкрикиваю я, и Вечный снова смеется. Не могу сдержать рыданий. Не могу убить его, но понимаю, что он прав. И если я вновь сделаю, как хочет Вечный, то снова услышу презрительное: «Тварь», — из уст некогда шептавших мне слова любви.

«Я прошу тебя», — бессильно произносит Торн, и я решаюсь.

Вытираю слезы, поднимаю руку с клинком, прикидывая расстояние, а затем… Кинжал замирает в ладони Вайториса. Спасительное жало так и не долетело до моего возлюбленного. Вечный подкидывает в руке кинжал, укоризненно качает головой, цокая языком. Ненавижу! Ненавижу его! Всей душой ненавижу!!! Снова бросок, и девушка падает на землю. Из ее груди торчит рукоять моего кинжала, в глазах застыло изумление…

Поднимаю взгляд на Торна. Он не смотрит на меня. Его голова свесилась на грудь, плечи вздрагивают, и я понимаю, что он плачет. Мой бедный возлюбленный, он видел столько смертей, и часть из них от моей руки. Гадко. Ненавижу нас обоих: себя и Вечного. Презираю себя за то, что оказалась слишком слабой и позволила управлять мной.

Наконец, Торн поднимает голову. Он смотрит на меня, и я слышу:

«Спасибо за попытку. Хотя бы за это».

«Я люблю тебя», — шепчу я, воздушник качает головой, так и не ответив мне.

Мою душу испепеляет боль, и лишь Вайторис весело улыбается…

— Торн. — прошептала я, жмурясь от яркости воспоминания. После заставила себя посмотреть на Вайтора, по-прежнему нависавшему сверху. Он следил за мной. Его взгляд стал жадным, но не вожделение было в нем. Вечный следил за тем, как кровь отхлынула от моего лица, а затем снова бросилась в голову. И я сорвалась, заорав в холодное лицо Вайториса: — Ты! Ты заставил меня убивать, ты…