Год дракона (СИ) - "Civettina" - Страница 58

Тетя вышла нас провожать со слезами на глазах.

– Успокойтесь, мы позаботимся о парне, – Вовка поглаживал ее по плечу. – Он будет звонить вам каждый день.

Мы сели в машину: старший за руль, я рядом, Максик расположился на заднем сидении. Когда «Черик» выехал со двора, Вовка заговорил:

– Значит, так, небольшое введение перед предстоящим путешествием. Машина моя, и правила поведения в ней устанавливаю я. Кому они не нравятся – идет пешком. Второе: кто за рулем, тот и прав. Поясню: с водителем не спорить, водителя не оскорблять, и музыку тоже выбирает водитель.

Я улыбнулся в этом месте, потому что за все время, что мы путешествовали с Вовкой, он ни разу не включил радио или диск.

– Правило третье, – продолжал брат. – С таможенниками, полицейскими, военными и другими представителями закона разговариваю я. Остальные изображают моих слепоглухонемых братьев.

– Дышать-то хоть можно в твоей машине? – буркнул Максик.

– Можно все, что не запрещено.

Когда выехали из города, Максик решился задать вопрос, который я ждал с самого момента отъезда:

– Мы так и будем ехать в тишине? Может, радио включим?

– Музыку выбирает водитель, – напомнил Вовка.

– Так я не против – пусть выбирает. Но мы едем без музыки!

– Это выбор водителя, – усмехнулся Вовка. – Вообще-то, я думал, что ты захочешь поговорить. Мы не виделись восемь лет – неужели нечего сказать, не о чем спросить?

Максик притих. Я решил ему помочь и слегка развернулся в его сторону:

– Почему ты стал рисовать драконов?

– Пошарились в моей комнате, да?

– У тебя все стены ими увешаны.

– Нравятся, – после паузы ответил брат. – Когда меня усыновили, я мечтал, что прилетит ко мне большой дракон, я сяду к нему на спину, и он отнесет меня к тебе. Или к Вовке, на войну. Я думал, что дракон большой и сильный и всех спасет.

Вовка улыбался: ему было приятно такое слышать.

– Ты хотел бы стать драконом? – продолжал я.

– Чисто теоретически – да. Я бы улетел в горы и жил бы там среди скал, куда только орлы могут долететь. А море меня бесит. Я здесь как на ладони.

– Дракону нужно охотиться, чтобы не умереть с голоду, – вставил Вовка.

– Я бы охотился.

– Охота – жестокое занятие.

– Зато честное, – Максик подался вперед. – Я смотрел фильмы Би-Би-Си. Каждый хищник – будь то лев или акула – съедает только третью жертву, потому что первые две либо убегают, либо дают отпор. Не хочешь быть съеденным – сражайся, хочешь есть – сражайся! Все честно.

– Он точно воин, – подмигнул мне старший брат.

– Чего? – не расслышал Максик. – Кто я?

– Ты умеешь сражаться? – спросил я.

– Ну так… В Тихвине ходил в секцию фехтования, а тут это дорого.

– Фехтования! – удивились мы с Вовкой в один голос.

– Да ты прирожденный воин! – восхитился старший брат. – А с огнестрельным оружием умеешь обращаться?

– Откуда? Мой отец был инженером, а не военным.

– Тогда я научу тебя стрелять, – пообещал Вовка.

– Серьезно?

– Ты же хотел охотиться. В наше время без ружья охотиться опасно.

Глаза Максика засверкали. Это сразу разрядило обстановку и сократило расстояние между нами и нашим младшим.

За несколько километров до границы мы остановились пообедать в чудесном местечке с грозным названием Генерал-Тошево. Вовка притормозил возле ресторанчика, на козырьке крыльца которого красовалась улыбающаяся голова кабана.

– Мило! – резюмировал Максик.

Кормили тут очень вкусно. За время нашего длинного путешествия мы с Вовкой едали всякого. Иногда приходилось обедать в ужасных забегаловках, где тошнило от одного запаха горелого масла, но иногда мы находили ресторанчики, где готовили потрясающие блюда. Обычно в таких местах на меня и накатывала ностальгия по кухарству. Я мечтал, как мы привезем Максика домой, и я приготовлю свинину в винном соусе или побалую братьев фаршированными баклажанами. Думая об этом, я не заметил, как уплел свои куриные крылышки.

После обеда, когда мы уже садились в машину, Вовка сказал:

– Кому надо отлить, сделайте это сейчас. На таможне туалеты хуже атомной войны.

– Я не хочу, – скривился Максик.

Я тоже отказался. Вовка кивнул и направился к ресторанчику.

– Сейчас-то можно радио включить? – спросил Максик, когда Вовка отошел от машины.

Если честно, я даже не знал, как это делается, но показывать это младшему не хотел, поэтому небрежно бросил:

– Лучше не привыкай к музыке, иначе потом без нее будет труднее.

– Поездка намечается не такая уж приятная, – вздохнул Максик и вынул пачку сигарет.

Я насторожился, но до последнего не верил, что брат закурит. Когда же он поджег сигарету, я, стараясь не выходить за рамки доверительного тона, сообщил:

– Вовка не любит, когда курят.

– Я тоже не люблю, когда командуют, – пожал плечами Максик.

– Но это его машина!

– А это мои сигареты, не его.

Я чувствовал, что напряженность между мной и братом нарастает, но как сгладить конфликт до прихода Вовки, мне не приходило в голову.

– Послушай, сигареты – это… – начал, было, я, но Максик перебил меня:

– Знаю: яд, медленная смерть, причина рака легких. Я ничего не упустил? Мой отец в своей жизни не выкурил ни одной сигареты и выпил от силы стакан водки, но умер от инсульта.

– Он бы прожил дольше, если бы не… – я чуть не ляпнул «если бы не ты», но вовремя осекся.

– Отвали! – Максик пустил в потолок струю дыма.

Внезапно дверца с его стороны распахнулась – и через полсекунды сигарета полетела на асфальт. Это произошло так стремительно, что младший аж подпрыгнул на месте.

– Значит, так: в моей машине не курят, не пьют алкоголь и не матерятся, – грозно произнес Вовка. – Кто нарушит правила, тот два месяца будет мыть «Черик».

– Если ты заметил, мы не в армии, – огрызнулся Максик.

– Именно поэтому тебя тут никто не держит. Сумку на плечо – и возвращайся в школу. Там никто не командует, я уверен.

Максик насупился и скрестил руки на груди.

– Отлично! – Вовка сел за руль.

Я опасался, что на границе возникнут сложности из-за Максика, и предчувствия меня не обманули. Восемь лет совершенно не изменили непредсказуемый характер брата. Поначалу все шло гладко: младший улыбался и строил из себя пай-мальчика. Я надеялся, что внушение, которое Вовка сделал ему на подъезде к границе, настроило младшего на нужный лад. Все-таки ему было уже пятнадцать лет – возраст, когда человек может сделать над собой усилие и хотя бы часа полтора не вести себя, как засранец.

Пройдя таможенный досмотр, мы зашли в помещение пограничного контроля. Оно представляло собой большой зал, в дальней трети которого располагались три кабинки. В них восседали три пограничника: двое мужчин сурового вида и одна женщина, еще молодая и миловидная, но уже потихоньку обрастающая неприветливостью и неприступностью. К этим кабинкам выстроились три очереди. Начинались они, как водится, от ярко желтой линии, нарисованной на полу метрах в трех от этих стеклянных будок. И как только человек проходил пограничный контроль и получал отметку в паспорте, открывался турникет позади кабинки. Человек выходил уже по другую сторону границы, а его место перед пограничником занимал следующий очередной.

Я первым прошел таможенный досмотр и встал в очередь к женщине. Мне почему-то казалось, что обмануть ее бдительность проще, чем одного из мужчин. Видимо, многие, пересекавшие границу размышляли так же, потому что к дамочке выстроилась самая длинная очередь. Вовка и Максик встали к соседнему пограничнику – уже седеющему болгару с лицом строгого, но справедливого учителя. Пока мы продвигались к желтой линии, а на это ушло минут двадцать или даже чуть больше, мы вели себя, как настоящая семья: разговаривали, подтрунивали друг над другом, делились планами на ближайшие два часа. Тон этому задал Вовка, который обнял одной рукой Максика за шею и тормошил его, как тормошил бы любой старший брат брата младшего. Максик фырчал и слабо сопротивлялся, но я, да и не только я – все видели, что его такое внимание приятно.