Ловец Душ (СИ) - "Этьен Моро" - Страница 36

Громко взвыв, тот, кто недавно был Йонсом, огляделся по сторонам и помчался невидимой тенью в сторону леса.

Ревенант улыбнулся, помолчал немного и резко ударил в ладони. Громкий хлопок разом оборвал беснование Младших братьев. Чудовища напряженно уставились на своего предводителя, который продолжил речь.

— Сегодня необычный день, великий Саар-Хе указал мне на этого человека — злейшего врага, от руки которого пало немало наших Братьев. Но не нам оспаривать мудрость Владыки Тьмы. Подойди ко мне, Сигмар.

Эйнар, которого от холода и нервного напряжения била дрожь, уставился на Лобное место, пытаясь понять, что происходит. Еще недавно злые, но отчетливые мысли в его голове слипались в густое месиво, тело постепенно отказывалось повиноваться, даже чувство холода отступило перед натиском навязываемой чужой воли. Шаг, другой — не осознавая, что делает, контрабандист оказался стоящим на коленях перед статуей. Почувствовав прохладное прикосновение клинка к шее, Эйнар безучастно отметил про себя:

— Вот и все…

Внезапно, время словно бы замедлило ход, в его ушах загремел властный голос Малика:

— Очнись! Очнись! Действуй, безвольный ты мешок, я долго не удержу…

Эйнар по змеиному извернувшись, ударил Сигмара локтем под дых и вскочил, пытаясь достать оторопевшего ревенанта, но Фавнир быстро пришел в себя, его изумрудные глаза сверкнули, а воздух вокруг контрабандиста словно бы окаменел, лишив Эйнара всякой возможности не только двигаться, но даже и дышать.

— А ты довольно ловок, хоть и выглядишь как бочонок, — усмехнулся ревенант, — но тебе это не поможет. Сигмар, ты пришел в себя?

Солдат не отвечал, согнувшись в приступе кашля. Торжественность момента была безвозвратно разрушена, но ритуал было необходимо продолжать. Фавнир совершенно по-человечески выругался и сплюнул на землю от досады.

— И как Владыка выбрал именно такого слизня, — проговорил он вполголоса, приближаясь к Сигмару, чтобы помочь ему прийти в себя.

— Эй, человек, распрямись и посмотри на меня, — обратился Фавнир к солдату, но ответом было лишь надсадное кашлянье. Пробормотав еще пару ругательств, ревенант склонился к Сигмару, не заметив, что тот все еще держит в руке ритуальный кинжал, замерцавший светом закатного солнца.

— Аааа! — завопил во всю глотку солдат, вгоняя клинок в глазницу хозяина Сеерхалле.

Ревенант ухватился за рукоять, но замер недвижим. Воздух вокруг буквально задрожал от напряжения, от битвы неведомых сил и энергий. Братство Фавнира, поняв, что произошло, взвилось, готовое обрушить всю свою мощь на несчастных пленников, посмевших восстать. Сигмар огляделся, но во тьме видны были лишь стремительно приближающиеся силуэты чудовищ.

Бах! — яркая вспышка озарила Лобное место, проявив картинку словно негатив. И тут же на участников жертвоприношения обрушился тяжкий удар, разметавший всех по округе.

Заливистый, громкий лай маленькой собачонки зазвенел в тиши спящего города. Едва удерживающая псину на поводке старуха ворчливо запричитала:

— Тютя, стой! Ко мне! Не подходи к этой пьяни подзаборной. Ты смотри, последнюю совесть пропил алкаш, молодой еще, а туда же. Что кроме лавочки и прилечь негде? Тьфу!

Наконец, смачно сплюнув на усыпанный подсолнечной шелухой асфальт, бабка замолчала и усеменила во двор, оставив Северцева в одиночестве. Он, полежав и прислушавшись к ощущениям, которые в просторечии называются вертолетом, оторвал голову от лавки, и, хватаясь за куст сирени, принял-таки вертикальное положение.

— Разоралась, карга старая, — буркнул парень, растирая лицо руками.

Как ни старался Северцев припомнить, что привело его в этот двор, у черта на куличках, но так ни одной дельной мысли в голову не пришло. Сунув руку в карман своей потрепанной кофты, парень извлек наружу видавший виды мобильник. Пролистав записную книжку от корки до корки пару раз, он начал набирать номер. В голове крутились какие-то путанные обрывки мыслей и воспоминаний — проводы в армию, гулянка с друзьями.

— Але, — весьма недружелюбно отозвался собеседник.

— Здорово, Серый, вы че охерели там совсем, на моих проводах бухая, меня же и прое..

— Северцев?! — перебил его взволнованный голос, — Ты где? У нас говорили, что ты сержанта грохнул и с волыной деру дал. Участковый приходил, другие еще, мутные, за тебя интересовались.

— Ха, да брось гнать, че угарнуть решил надо мной, какой еще сержант, мне завтра в военкомат только.

— Пшш, — раздалось в трубке прерывистое шипение вместо ответа.

Разговаривая, Северцев, поднялся с лавки и медленно шагал вдоль разваливающегося бордюра. С досадой оторвав мобильник от уха, он поднес его к глазам, но к своему изумлению увидел в руках огромный изумруд. Повертев его немного, юноша принялся разглядывать камень в холодном свете уличного фонаря. Тут, прямо в ладонях, минерал обратился в ощерившийся человеческий череп, клацнувший зубами в попытке ухватить за пальцы. Северцев от неожиданности бросил его о землю что есть силы.

— Так пить нельзя, — подметил он, увидев свой окончательно разломанный об асфальт телефон, — тьфу, ну и причудится же. Эй, парень, слышь, есть позвонить, — бросился Северцев в сторону невесть откуда взявшегося прохожего, одетого в черную, флисовую парку, скрывающую лицо.

— Постой, постой.

— А я и не ухожу, — поднял голову незнакомец.

Одного взгляда хватило Северцеву, чтобы утонуть в потоке нахлынувших воспоминаний. Животный ужас захватил все существо юноши, тело отказывалось подчиняться, а сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

— Я - Жнец, — сверкая фиолетовой радужкой глаз, представился пришедший, — благодаря мне ты до сих пор жив, а не на столе у зверушек Фавнира. Он был хорошим слугой, но я пожертвовал им ради великой цели. Ты, человек, должен будешь доставить мое изваяние к Малику. Выполнишь — награжу несказанно, больше, чем ты мог бы себе представить в самых смелых мечтах. Ну а если не сможешь, эх, не завидую тебе, смертный. Понял меня?

Сигмар попытался ответить, но даже не смог раскрыть рта, не смог произнести ни звука, его сил хватило только чтобы едва заметно кивнуть.

— Хорошо, тогда тебе пора обратно, — легонько толкнул в грудь солдата Жнец.

— Вставай. Да, подымайся же! Очнись, пока нас не сожрали, — яростно тряс солдата за плечи Эйнар, пытаясь привести в чувство. В ход пошли звонкие оплеухи, не возымевшие никакого действия. Контрабандист заозирался по сторонам, но чудовища Сеерхалле как под землю провалились.

— Они не придут, а нам нужно к Малику, — внезапно открыл глаза Сигмар.

— А, — отшатнулся здоровяк, — ты очнулся… А с чего взял, что эти твари насовсем исчезли?

— Просто знаю, Эйнар. Знаю и все.

Северин поднялся и прислушался к ощущениям. Чертовски саднила разодранная щека, а во рту застыл неприятный, отдающий железом привкус крови. Но в остальном солдат был в полном порядке. Критически осмотрев свой балахон, Сигмар отряхнул налипшие на шерсть хвоинки и направился в сторону потухших факелов.

— Эй, а может, ты меня подождешь, нетопырь? — окликнул его Эйнар.

— Чего? — обернулся солдат и, разглядев ухмыляющееся лицо товарища, осознал, что в кромешной темноте видит ничуть не хуже чем днем.

— Побочный эффект, — чуть улыбнувшись, пробормотал Сигмар и уже громче ответил контрабандисту, — вот как, сперва торопил, а теперь и сам не идешь.

— Ну не всем дано кошачье зрение, уж извини, — проворчал Эйнар, приблизившись.

Довольно скоро компаньоны пересекли поляну вдоль и оказались на месте, где ожидали своей участи пленники Сеерхалле. Толстенные жерди, на которых были закреплены факелы, неведомая сила переломила легко, словно невесомые соломинки. Возле одного из обломков Северин заметил охранника, распластавшегося на земле в странной позе. Подойдя ближе, он увидел, что висок мужчины был буквально вомнут внутрь, и из черепа наружу торчали обломки кости, обнажившие мозг. С непривычно ледяным спокойствием Сигмар обыскал тело, довольно скоро обнаружив необходимое — тканевый кисет в котором лежали кресало и трут. Обойдя вокруг, он подобрал воткнувшийся в землю факел, от которого доносился крепкий смоляной запах. Вручив находку Эйнару, солдат принялся усердно стучать над головней камнем о камень, выбивая снопы искр, вычерчивающие замысловатые линии в черноте ночи. На их счастье факел еще не высох и довольно скоро загорелся, объятый желтовато-красным пламенем.