Бетонные стены воздушного города - "Торговец деревом" - Страница 68

Охранник тем временем вернулся в зал вместе с человеком в спецодежде, на которого не обращали внимания ровно до того момента, как он не подошел к одному из кондиционеров и не залез на стремянку. Три минуты. Пять. И пока телефон Кори подключали к колонкам и настраивали соединение, человек в комбинезоне справился со своей работой – мощный поток воздуха будто ворвался в консервную банку. Жить стало легче. Определенно. Сейчас, даже не осознавая почему этого нельзя было сделать раньше, каждый был готов молиться на Кори, ликуя и приходя в восторг от его сообразительности и чуткости. Знал бы кто, как обстояли дела на самом деле… Реакция была бы резко противоположной.

- Даже не знаю, что ей сказать после двенадцати лет молчания, - вел монолог с аудиторией Кори, вызывая нужный контакт в телефонной книге – на экране для всех транслировался фон исходящего вызова.

- Кори? – удивленный женский голос на том конце провода.

И Уаилд давится воздухом, зависая, он не ожидал, что на звонок ответят вот так вот, по имени, без приветствий, с нескрываемыми нотками раздражения, словно с этого номера набирали не в первый раз, а в сто первый.

- Здравствуй, - появившаяся хрипота в голосе не смогла замаскироваться в помехах из колонок, став вмиг уловимой для сидящих и стоящих перед Кори.

- Догадываюсь, почему ты звонишь именно сейчас, спустя столько лет, - когда-то родной голос звучит незнакомо, неузнаваемо, и от этого на мгновение становится лишь на кончике языка горько.

- Проницательность – лучшая черта для человека, избавляет от лишних слов и ненужной информации, - Кори ощутимо потряхивает. – Ответишь на мой единственный вопрос? И я больше никогда тебя не побеспокою, - на выдохе произносит он, пока все присутствующие замерли в ожидании.

- А что мне еще остается? – с какой-то обреченностью, и уже нет радости от того, что внук, наконец, созрел и дошел до того возраста, когда не обломишься, если наберешь номер; не обломишься, если поговоришь; не обломишься, если сам пойдешь на контакт, но то ли эгоизм пробивается к старости, то ли слишком долгое ожидание говорит за себя.

- Что с мамой?

И это «с мамой» режет женский слух, словно выпущенная пуля, отрекашетив, мажет по вискам. Держит себя в руках, только чтобы произнести предложение, после без прощаний скидывая звонок, в желании унять ускорившееся сердцебиение и остановить град навернувшихся слез.

- Так и не поддавшись лечению, отрицая правду и грезя о том, что у нее забрали мужа и сына, она отправилась за вами, покончив с собой десять лет назад.

Кровь отхлынула от лица Кори. Как так получается, сколько бы ты не готовился и не настраивался, жизнь найдет, чем тебя удивить. И Уаилда получилось ошарашить одним предложением. Казалось, за все время на его долю выпало столько испытаний, что уже не должно остаться сил на нужные эмоции. Но они просыпаются, выходят из анабиоза, подступая прямо комком к горлу. Ни сглотнуть, ни выплюнуть.

- Опишите, что вы чувствуете? – спасительный выкрик из зала, ведь, чтобы не захлебнуться, Кори как раз это и нужно.

- Облегчение. Если она и правда так думала, значит, она сейчас там… с ними. А я, пожалуй, останусь здесь… с вами, - и эта многозначительная улыбка, как упавший камень с души, трогает губы. – Мы же не будем драматизировать и впадать в горе, верно? Десять лет – достаточно большой срок, думаю, я давно уже похоронил ее в своем сердце.

Ларс, находясь так далеко от Кори, и смотря, как тот едва справляется со своими эмоциями, больше всего сейчас хотел ринуться к нему и утащить прочь. Но у каждого действия существуют свои последствия, и раз уж Уаилд решился дать отпор, необходимо завершить каждое движение до конца. Он обязательно позаботится о его чувствах позже. Осталось не так много. А сейчас первостепенным и важным оказались люди, стоящие по одну сторону с ним, – в их руках вся власть, в их руках последняя надежда.

- Дышать и правда стало легче, - Кори втянул носом воздух, а руки сжали до белеющих костяшек трибуну. – Продолжим нашу беседу? – радушно отозвался он.

- Неплохо справляется, держит внимание публики и дает продохнуть только тогда, когда это действительно необходимо, - шепнула Элис, складывая на груди руки и продолжая искоса наблюдать за выражением на лицах журналистов.

- Как вы прокомментируете статью «Massword» выпущенную сразу за «Secret Edition»?

- А как я должен ее комментировать? Все написанное в ней – правда.

- Почему это произошло именно с Вашим менеджером и журналистом? Какой в этом смысл? – продолжал напирать человек из третьего ряда, стенографируя всю конференцию на ноутбуке с самого начала.

- Мой менеджер – член семьи, и Кристофу в процессе слежки за мной это стало хорошо известно, он нашел болевую точку и нанес удар по ней, не задумываясь о последствиях… Точнее, на них он как раз и рассчитывал. Меня пришибло так, что я думал вздернусь в этот же день, если врач, выйдя из операционной, скажет нечто непоправимое. Но, на спасение этого ублюдка, все обошлось. И моя сестра осталась жива, - от присутствующих нарастающий и поднимающийся изнутри гнев Кори не укрылся, казалось, что тот самый Ригель незримо находился в зале. – Эта статья для меня – детский лепет. По настоящему задело меня только то, что жертва, упомянутая в тексте, замахнулась на мое. На родное! На близких мне людей. Если он думает, что таким образом отплатил мне той же монетой, он глубоко ошибается.

- Вы станете мстить?

- Не будьте так ограничены в своей фантазии. Приговор вынесен, а в дела правоохранительных органов я даже носа не суну. Этот малый сожрет себя сам, вот увидите. Судя по всему, единственное, за что он держался в этой жизни, была месть, и сейчас, когда ни рычагов, ни шансов больше не осталось, он познает всю никчемность своего одиночества.

Как бы ядовито и злобно не звучали слова Кори, но осуждение постепенно сошло на нет, стоило только каждому спроецировать на себя его боль.

- А журналист? Почему удар пришелся на него? Как вы это прокомментируете? – но, по-видимому, удовлетворение в зале оказалось не стопроцентным.

И зал вновь подметил резкую перемену во взгляде Кори – многим стало не по себе: парень, действительно, умел одним выражением отразить все свои эмоции.

- Да, есть еще пострадавший, но вам на растерзание я его не отдам! Хватит и одного Кристофа, что без разбора раскидывал снаряды в мое окружение. Поимейте совесть, - глаза в глаза с человеком, задавшим вопрос, заставил того виновато опустить взгляд, коря себя за то, что раскрыл рот, когда этого не следовало. Спросил лишнее. Не стал довольствоваться тем, что съели остальные.

А Ларс на том конце аудитории замер.

Как так выходит? Стоишь бездумно, в своих мыслях или, наоборот, зацикленный только на одном, и стоит только зацепиться краешком сознания за реальность, за прозвучавшие слова, и начинаешь плыть. Заходить в своих грезах за буйки, упорно и настойчиво гребя до нужной, казавшейся правдивой и истинной мысли.

Ларс стоял неподвижно, гипнотизируя взглядом Кори. В голове, словно били в набат, настойчиво и методично повторяя «на растерзание я его не отдам», и от этой фразы вдруг становилось тепло. Как-то непривычно и, казалось бы, едва узнаваемо, словно давно забытое напомнило о себе. Сердце ускорило ход, гоняя кровь по венам. Казалось, внутри кто-то затеял перестановку, меняя местами мебель, задвигая прежние принципы и устои подальше в ящик, а то и вовсе сбрасывая в мусорный мешок. Генеральная уборка – не иначе. И происходящее уже не остановишь, если начал. Не предотвратишь, если не ждал. И Ларс не ожидал, не планировал, не задумывался и уж точно не ждал. Шарахнуло неожиданно, будто откуда-то сбоку, из-за спины, исподтишка.

Сколько еще вопросов прозвучало в аудитории? Эванс не слышал. Только когда сердце угомонилось, снимая пелену с глаз и вынимая из ушей затычки, он расслышал долгожданное:

- На этом, пожалуй, и все. Завершающее слово, перед тем как удалиться, я предоставлю своему адвокату Рику Грамму – ему есть, что добавить, - Кори освободил трибуну и сошел со сцены, направившись к выходу в сопровождении охраны.