Не выбирая (СИ) - Анна "SkolopendrA" - Страница 6

Кровь омывала каменные полы под заливистый смех Беллатрисы. Чистая, красная, такая же как у всех людей на планете. Сжирала заживо очередную жертву Нагайна. Сам Снейп посылал красный луч в лоб допрашиваемому и думал, думал о заветном графине, способном хоть чуть-чуть притупить отвращение к себе и злость на Дамблдора. Даже умерев, он стоял за спиной Северуса, улыбаясь своей доброй лучезарной улыбкой.

— Так нужно, мой мальчик. Для всеобщего блага.

Иногда зельевару хотелось убить Дамблдора еще раз, окончательно уничтожая в себе то светлое, о чем так любил твердить директор.

Ухватившись за холодную ручку, мужчина припал к графину жадными глотками осушая его содержимое. Он пил, как затерявшийся в пустыне путник.

Ясность мысли. Ему нужна ясность мысли.

О цене можно будет подумать потом.

========== Ночи Гермионы Грейнджер ==========

Время утекало преступно быстро. Первые пять дней пролетели незаметно. Гермиона ела, спала и читала, сидя на кухне, всеми силами стараясь справиться с томительной усталостью, волнами накрывающей тело.

Сначала гриффиндорка думала, что дело в пережитых пытках и неудобной кушетке, но слабость не отступала ни после горячей ванны с ароматным отваром трав, ни после очередного сытного обеда. Все попытки скопить силы для побега терпели крах.

Варианта оставалось только два: либо Снейп травил её намеренно, либо ритуал отнял не только магию.

Зельевар появлялся редко и специально делал все, чтобы лишний раз не сталкиваться с Гермионой. Не увидь она его на кухне с подносом, решила бы, что о её трапезах заботятся домовики. Прервав поток тщательно заготовленных вопросов беспалочковым “силенцио”, мужчина оставил еду на столе и молча аппортировал. Знатно припечатанная заклятьем Гермиона еще несколько часов не могла проронить ни звука.

Так уныло и странно проходили дни, и сколько еще таких бесполезных дней ждет её впереди Гермиона боялась загадывать.

На шестые сутки самочувствие резко улучшилось. Только проснувшись и свесив ноги с кушетки, Гермиона поняла, что сосущая пустота под ребрами куда-то исчезла, а апатия, после ритуала стремительно нарастающая, отступила. Очень хотелось жить, и еще немного - петь.

Укутавшись в плед как в тогу, девушка несколько раз переступила босыми пятками по полу, сочла его слишком холодным и натянула шерстяные носки – вместе с просторной мантией один из подарков от щедрот профессора.

Утро выдалось солнечным и, судя по слегка запотевшим окнам, холодным. Пошерудив кочергой еще горячие угли, Гермиона подбросила несколько поленец и нарисовала шестую палочку на гладком кирпиче. Шестой день.

Телу было легко. Прошла головная боль, делающаяся с каждым прожитым днем все назойливее и ощутимей.

Это было странно. Зелья? Размышляя и вспоминая подробности вечерней трапезы, Гермиона спустилась на кухню, чтобы найти там горячий завтрак, накрытый крышкой. Овсянка, бекон, яйцо, какао и восхитительный кусочек её любимого яблочного пирога с корицей.

Ничего особенного на ужин она не ела и не пила. Странных запахов и привкуса у еды не было, тем не менее что-то важное не давало девушке покоя.

Этой ночью ей снился сон. Не то чтобы Гермионе никогда не снились такие сны. Гриффиндорка вдумалась, вспоминая ускользающие подробности. Нет, определенно такие не снились.

Ночью было жарко. Так жарко, что тело в коконе одеяла горело и плавилось. Трещал камин, еловые дрова стреляли снопами искр, гаснущими на кованной решетке, мир за окном застлал розовый молочный туман, не выхватить взглядом крон ближайших деревьев.

Чьи-то руки раздели её. Бережно сняли длинную ночную рубашку – ту самую, в которой она обнаружила себя после ритуала. Горячий вздох обжег пупок, язык влажно и горячо прошелся по выпирающей бедренной кости, выше, вдоль по ребру, по затвердевшему соску, по шее.

Чужое дыхание щекотало ухо, а скользкие пряди скулу. Бережные но настойчивые пальцы что-то сумасшедшее вытворяли меж разведенных ног. Гермиона выгибалась, приникая обнаженным телом к твердой мужской груди, стонала, сквозь плотно сжатые зубы, почти плакала, искала губами чужие жесткие губы и жадно их целовала, царапала крепкие плечи, белеющие в темноте, шептала всякие глупости.

Потом мужчина поцеловав её в висок, так как целуют детей перед сном, спустился вниз, и его горячий язык, до этого смело исследовавший податливое тело, коснулся влажной промежности, доставляя стыдное ни с чем не сравнимое удовольствие.

Больше Гермиона ничего не помнила.

Ложечка, которой девушка помешивала какао, последний раз звонко стукнула о край чашки и замерла. Сон неохотно выплывал из памяти, неповоротливый огромный крейсер в слишком узкой бухте. Шквал эмоций с пробуждением ушедший на задний план. Живых, настоящих эмоций.

Девушка поерзала в кресле, надеясь притупить неуместное, остро нахлынувшее возбуждение. Ей не мог присниться подобный сон. Не должен был сниться.

Гермиона до боли прикусила костяшку пальца. Истерика никогда еще не служила на пользу дела. По лестнице гриффиндорка, путаясь в спадающем с плеч пледе, поднялась почти бегом. В своей комнате перед узким настенным зеркалом сбросила плед, на него бесформенной белой кучей упала ночнушка.

Ни новых синяков, ни засосов. Синие, посветлевшие по краям следы на предплечьях, метки, оставленные стальными пальцами Фенрира; длинная желто-зеленая уже полоса на бедре – стегнула ветка в лесу; разбитые коленки и темные пятна по позвоночнику – ссадины и синяки, печати холодного алтаря.

Изучив себя придирчиво и тщательно, гриффиндорка оделась. Доказательств жуткой мысли, посетившей её голову, не было, как не было ей опровержения. Спросить напрямую? Заткнет очередным “силенцио” и… А, собственно, что и?

Весь день Гермиона провела в сомнениях и раздумьях, уничтожая запасы сушеной мяты. Отвар совсем не успокаивал. Она чувствовала себя бодрой и здоровой, пару раз даже бралась за палочку, но не произнесла даже самого простого заклинания, не желая лишать себя надежды.

— Ужин, — вечером появился зельевар с привычным подносом под крышкой.

— Какое зелье вы подмешали мне вчера?

— Даже если бы и подмешал, наивно думать, Грейнджер, что я вам отвечу. Еще более наивно считать, что стану переводить на вас ингредиенты. Приятного аппетита.

В этот раз он не ушел. Сидел напротив, опустив крючковатый нос в какой-то свиток и ждал, пока Гермиона доест.

Гриффиндорка решила не вызывать подозрений, съела все и, сухо поблагодарив, поспешила в уборную, искренне надеясь избавиться от ужина, до того как подействует предполагаемое зелье.

Она даже взялась уже за ручку двери.

И проснулась, лежащей на кушетке. Бодрая, выспавшаяся, испуганная. Без единого воспоминания о минувшей ночи.

Седьмая палочка появилась на каминной полке. Грейнджер медленно натягивала теплые чулки и смотрела сквозь окно. Некоторые вещи встали на свои места. На некоторые вопросы нашлись ответы. Лучше бы их не было.

Почти до самого вечера девушка просидела на кухне. Нехотя проглотила завтрак, обеда так и не дождалась, сквозь урчание в желудке даже обрадовавшись этому факту. Иногда Снейп не приносил еды, видимо не мог.

Книгу Индерес гриффиндорка прочла дважды и даже написала эссе-рассуждение на три свитка. Ближе к вечеру, прихватив полотенце, она пошла в ванную комнату и четверть часа пролежала в деревянной бадье, одуряюще пахнущей можжевельником. Из круглых окошек под потолком сквозь разноцветные витражи на воду падали яркие блики. Магией этого места закат превращался в погожее утро.

Когда Гермиона вышла, ужин уже ждал на столе. Припрятав хлеб, девушка скормила содержимое подноса камину, а чай выплеснула в раковину. Со своими страхами надо встречаться лицом к лицу.

Ожидая в любой момент подвоха, Гермиона долго не могла уснуть, поэтому пробуждение от прикосновения холодной ладони к животу было резким и неприятным.

Все опасения оправдались, но поглядеть в лицо своим страхам оказалось не так-то просто.