Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 288

Но Мисолина не поверила её доводам. Эстелла отправила их с Ией в замок, а сама пошла на Бульвар Конституции.

Нервная дрожь охватила девушку, когда она приблизилась к дому, где прошло её детство. Особняк, молчаливый, мрачный, выглядел нежилым. Калитка была открыта, злые собаки во дворе отсутствовали.

Эстелла протиснулась в калитку и пошла по тропинке, минуя сад. Вместо цветов из клумб торчали сорняки; кусты акаций и мимоз были не стрижены и разрослись как попало, напоминая ощетинившихся ежей. На двери висела чёрная ленточка.

Эстелла робко постучалась, но никто не отозвался. Тогда она постучала сильнее. Минут через десять из двери выглянула Лупита. Домотканое платье её было залатано, на фартуке красовались пятна. Эстеллу это изумило, ибо мама никогда не позволяла прислуге неряшливо выглядеть. Но мама в Буэнос-Айресе — так говорила Либертад.

— Ой, с-сеньора Эс-стелла! — заикаясь пролепетала кухарка. — Это вы? Д-давненько мы вас не видали, откуда вы т-тута взялись?

— Здравствуй, Лупита. Я пришла узнать как у вас дела. Я войду?

Лупита впустила молодую хозяйку в дом.

Когда Эстелла прошла в гостиную, она не поверила своим глазам: на мебели лежали слои пыли, а паркет, кажется, не мыли месяца три. Дом выглядел неухоженным, заброшенным, но всюду горели свечи, дымились чаши с травами и благовониями, стояли кувшины и блюдца с молоком, а окна изнутри были замазаны воском.

— Лупита, ты что тут одна? А где Либертад? — вид дома навёл Эстеллу на мысль, что она находится в склепе, и она заговорила шёпотом.

— Н-нет, Либерт-т-тад наверху.

— Она тоже больна? — испуганно спросила Эстелла.

— Ч-чумой нет. Но она б-б-больна, знаете, д-думается мне, у ней чегой-то с г-головой. С-с-сеньор Эстебан, он же того, помер. Вчера.

— Я знаю, сегодня прочитала в списках, что висят у ратуши, — глубоко вздохнув, Эстелла прогулялась по гостиной. В тишине стук её каблучков звучал как набат. Она не испытывала ностальгии по особняку, что некогда был ей родным. Нет, ни на секунду не возникло у неё ощущения, что она дома. Будто в гости заглянула.

— Он ещё т-туточки, — Лупита перекрестилась. — Тама, наверху. П-п-падре сказал, что т-тело с-с-сегодня должны увезти. Хоронить в з-земле-то н-нельзя. Сжигать только огнём з-заразу енту. Уж как мы плакали с Либерт-т-тад, да как п-просили, чтоб разрешили нам с-схоронить молодого х-хозяина как в-велит Б-боженька, да в церкви отпеть. Куда тама! П-падре Ант-тонио не отпевает уж ч-чумных, т-т-только молится за их д-души. Ох, горе-то какое, г-горюшко, — слезливо причитала Лупита. — Коды уж д-дон Арсиеро п-помер, мы ж горевали, да не так. Он не старый б-был, к-к-конечно, да пожил уж всё равно. А ентому ещё б жить да жить. Это, в-видать, Б-боженьку мы чем-то прогневили, раз он так нас к-к-карает.

Пока Лупита сбивчиво жаловалась, Эстелла подумала о Данте. Не дай Бог он заразится чумой! Хотя он маг, может, он знает способ как этого избежать? Хорошо бы. Ведь если он умрёт, как дядя Эстебан, она умрёт вслед за ним.

— А Либерт-т-тад так т-тама и сидит, — болтала Лупита. — Уж я х-ходила вокруг ней, уговаривала, б-бесполезно в-всё. Она ж от него не от-тходила. П-п-помирал он прямо д-долго. С-с-сеньор Арсиеро, т-тот убрался дня за три, мы и ахнуть-то не успели. А с-с-сеньор Эстебан никак и никак. Хоть и дохтур Д-дельгадо, в-всё нам твердил, мол, с-с-сеньор Эстебан вот-вот п-п-помрёт. С чумой-то больше н-недели и не живут. Дык он аж три недели п-п-помирал. Дохтур удивлялся в-всё. «Как, — говорит, — он живой ещё? Д-да быть не могёт!». Уж и мы з-засомневались, п-подумали, что и не чума енто. А позавчера с-с-сеньор Эстебан вдруг в-взял да и п-помер. В-вот ждём, коды з-за телом приедут. А Либерт-тад сидит возле него-то, глядит в одну т-точку да молчит. Ни слова не г-говорит, не ест, не п-пьет. Я уж не знай чего и делать. Вдвоём мы т-тута с нею. В-все разъехались, б-бросили нас. А мы ж не могли никак б-бросить с-с-сеньора Арсиеро и с-с-сеньора Эстебана. Коды выпускали в-всех из г-города, мы не уехали, ведь с собой б-больных не заберёшь. А щас и н-надо бы рвать отсюдова, да кто ж нас в-выпустит? — охала и вздыхала Лупита.

Эстелла промокала слёзы кружевным платочком.

— Как жаль, что я не пришла раньше. Но я, наверное, могу ещё попрощаться с дядей?

— Ой, не знам, с-с-сеньора, не знам. Ведь и з-заразу подцепить могёте. Т-тута в-вообще опасно, в д-доме была ч-чума, мы, конечно, в-всё окуриваем, — Лупита ткнула пальцем в горящие всюду чаши с травами. — Да толку-то? И куды от ентой з-заразы деваться, никто не з-знат.

— Я пойду наверх! — заявила Эстелла тоном, не терпящим возражений.

Пока она шла до комнаты дяди Эстебана, вспомнила один из самых страшных моментов своей жизни — день казни Данте. Вспомнила и своё состояние тогда. Бедная Либертад! Жутко это — терять любимых, знать, что они, быть может, и существуют где-то в иной реальности, но в мире живых ты больше никогда их не увидишь. Никогда они не посмотрят на тебя, не поцелуют, не утешат, не заключат в объятия. Страшная всё-таки штука жизнь.

Эстелла тихонько постучала в дверь, но Либертад на стук не отозвалась. Тогда девушка, дёрнув ручку, влетела в комнату.

Спальня дяди Эстебана (Эстелла была в ней лишь пару раз) — просторная, с большими окнами и огромной кроватью по центру. Стены были обиты бежевым шёлком, а тёмно-вишнёвая мебель выдавала в дяде натуру страстную, хоть и придерживающуюся стереотипов.

Либертад сидела на стуле, глядя в никуда. Её чёрное шерстяное платье сливалось с кожей, а лицо так опухло от слёз, что Эстелла с трудом узнала служанку. За считанные дни она постарела лет на двадцать.

— Либертад, — окликнула её Эстелла. Та подняла заплаканные глаза и отупевшим взором смерила хозяйку.

— Либертад, привет!

Служанка безмолвствовала. Эстелла, подойдя ближе, увидела на кровати дядю Эстебана. В отличие от живой Либертад, мёртвый дядя Эстебан выглядел недурно и на покойника, тем более чумного, не походил совсем. Вспомнив испещрённые язвами лица умирающих в госпитале, Эстелла наморщила носик. Кожа у дяди была чистая, благородные черты не утратили привлекательности, губы застыли в полуулыбке, а брови чуть приподнялись. Будто, умерев, он очень удивился.

— Точно спит, — не удержалась Эстелла от комментария, но Либертад не шелохнулась. — Я как узнала, сразу пришла. Когда же это закончится, сил уже нет?! Проклятая чума! — подобрав юбки, Эстелла плюхнулась в кресло. — А горожане-то ведь болтают, что от чумы есть лекарство. А я нашла Данте. И Мисолину, она живёт у меня, а Маурисио пропал, — собирала всё в одну кучу Эстелла, не зная что умного сказать. Все слова бессмысленны. Она знает это состояние шока, боли и отупения, она три месяца в нём находилась. И как бы другие не пытались её вытянуть, она с каждым днём погружалась в болото страданий всё глубже.

Либертад упорно молчала. Она не плакала и выглядела безучастной ко всему. После часа тщетных попыток завязать разговор, Эстелла решила оставить Либертад наедине с дядей и её горем. Она прекрасно понимала все её чувства, она сама побывала в шкуре безутешной вдовы, но в роли утешительницы никогда ещё не выступала. Хуже всего, что помочь тут невозможно.

Эстелла встала, намереваясь уйти, но тут в дверь влетела Лупита. И с ней пришли трое: падре Антонио и два здоровенных мужчины в защитных костюмах и масках, напоминающих птичьи клювы. Эстелла уже видела на улицах людей в такой одежде — то были чумные доктора. Занимались они не только «лечением» неизлечимой чумы, но и сжигали трупы.

— С-сеньора, эти люди пришли з-за телом, — прогнусавила Лупита.

Падре Антонио, который, по словам той же Лупиты, уже приходил вчера — читал отходную, теперь размахивал крестом перед клювами чумных докторов, поясняя, что молится за их души.

Зато Либертад вдруг встала. Пошатываясь, ушла в ванную. Эстелла с Лупитой, стоя истуканами, наблюдали за священником. Затем чумные доктора переложили тело Эстебана на сплетённые из листьев пальмы носилки. В этот момент Либертад вышла из ванной. Эстелла ахнула: роскошные кудри Либертад, жёсткие, густые, длинные были обрезаны под корень. Держа волосы в руках, она приблизилась к Эстебану и запихала их ему под рубашку. Мужчины с клювами не препятствовали. Когда же Либертад отступила от тела, они вынесли его из комнаты.