Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 283

— А-ха-ха-ха-ха-ха! — грубо расхохотался Данте. — Знаешь, а мне нравится тебя видеть таким жалким. Слизняк! — Данте снова пихнул Рене каблуком.

— Слышь ты, иль топай отсюдова, иль отвяжи мя.

— И не подумаю. Сдыхай, сдыхай, сучёнок. Мало тебе. Но не переживай, с папашкой твоим я поквитаюсь. А ты тут подохнешь и без моей помощи. Судя по твоему виду, тебе недолго осталось.

Наверху раздался шум. Кто-то, кряхтя и пыхтя, спускался по лестнице. Это был Сильвио — по звукам шагов Данте узнал его. Шёл он с трудом, очевидно, ему мешал большой вес. Ещё не видя Данте, мужчина гаркнул во тьму:

— Сёдня жрать не бушь! Авось сдохнешь. Я те сказал, ты наказан за неуважение ко мне, отцу родимому. Вот как научишься ся вести, так и поглядим чего с тобой делать, — Сильвио умолк, взором уткнувшись в сапоги из змеиной кожи.

Поднял голову, увидел Данте и аж посинел. Данте зловеще улыбался, разглядывая врага. В отличие от сына, Сильвио потолстел ещё больше, чем прежде. Физиономия его окончательно затонула в море из жира, тройной подбородок свисал до ключиц, а пузо грозилось вскоре дорасти до колен. Одетый в безразмерный клетчатый халат, он безостановочно что-то жевал.

— Т-т-ты? Дьявол проклятый, опять ты. Чего ты тута делаешь? Тя разве выпустили из тюрьмы, урод? А я-то надеялся, что ты тама, наконец-таки, сдохнешь.

— Зря надеялся. Помнишь, мешок жира, в тот день, в жандармерии, когда ты и твой сынок в очередной раз изломали мне жизнь, я сказал, что над вами висит коса смерти? И что тот день, когда город накроют страх и дым погребальных костров, станет для вас последним? Так этот день настал! — и Данте без раздумий воткнул волшебный меч Сильвио в живот.

Тот, выпучив глаза, рухнул на пол, содрогаясь от конвульсий.

— Ты, убийца проклятущий! Чёрт тя раздери, ты притащился мя убить!

— Убить? А-ха-ха-ха-ха-ха! Нет, я хочу, чтобы ты не просто сдох, а сдох в агонии, сука! — шипел Данте. В чёрных глазах его исчезли зрачки, а кожа мертвецки побелела. — Очень жаль, что вы не заразились чумой, какие вы живучие, твари. В городе каждый второй умирает от этой болезни, а вам всё не почём. Но я это исправлю.

У Данте не было никакого плана — он так и не придумал, как этим двум отомстить цивилизованно. Да и стоит ли с ними церемониться? Нет, слишком много чести для этих тараканов. Придя к такому выводу, Данте начал избивать Сильвио ногами по голове, лицу, конечностями и наступил каблуком на рану в животе.

— Ненавижу! Ненавижу! Никогда, никогда не прощу! Даже когда ты сдохнешь, я тебя в аду достану! Я всё равно не оставлю тебя в покое, сука! — вопил невменяемый Данте, дубася Сильвио.

Тот не сопротивлялся — из-за раны и из-за веса шевелился он с трудом. Рене молчал, вжимаясь в стену, но надеясь, что его Данте не тронет.

Когда Данте выдохся, он наколдовал ярко-оранжевый цветок. Засунул его стебель Сильвио в рот, и растение обвило мужчину с ног до головы, превратив его в кокон. Сильвио что-то мычал, но поделать ничего не мог.

— Так те и надо, — заявил вдруг Рене. — А ты, щас же развяжи мя, пока я тя не отделал! — велел он Данте.

— Закрой пасть, червяк! — со всей одури Данте стукнул Рене по лицу ногой.

— Я те приказываю, выпусти мя! Я тута хозяин! А ентот пусть подохнет.

— Подохнете вы оба, это я вам гарантирую, — жёстко процедил Данте. — Но придётся заткнуть тебя насильно, раз ты ни черта не понимаешь.

Данте наколдовал на ладони горсть зелёных мохнатых гусениц павлиноглазки [1] и, не долго думая, затолкал их Рене в рот. Тот едва не задохнулся, но выплюнуть гадость не смог.

— Жри, жри я сказал, — похлопав Рене по плечу, Данте отошёл в центр подвала. Наколдовал гору сухих веток. Наколдовал огонь. И развёл костёр. Вынимая из костра горящие ветки и раскидывая их по подвалу, он дико хохотал.

— Радуйтесь, суки, что я избавляю вас от мучений. Вам не придётся подыхать от чумы. Видите, какой я добренький сегодня? Это потому что у меня хорошее настроение. Так что вам повезло. А-ха-ха-ха-ха!

Он бросил несколько горящих веток прямо на отца с сыном. Дождался, пока на них загорится одежда, и стремительно бросился вверх по лестнице. Вылез из подвала, закрыл крышку люка, засыпав её камнями. Магией отчистил одежду от крови и грязи и вернулся в гостиную. Растерянно пометался туда-сюда, пытаясь унять злобу, кипевшую в груди. Надо уходить, пока его никто не увидел. Но тут за спиной раздались шаги.

— Кто здеся? — спросил гнусавый голос.

Данте обернулся. Перед ним стоял мужчина с лицом, покрытым шрамами. На нём были залатанные штаны и грязная рубаха с прорехами. Виктор!

— Вы кто? — Виктор с благоговейным ужасом оглядывал гостя, что держал в руках светящийся меч.

— Вот как? Ты разве не узнаёшь меня, Виктор? — Данте говорил спокойно, хотя внутри всё дрожало.

Тот приблизился.

— Данте? Ты ли? — выдавил он, не веря собственным предположениям.

— Я.

— Вот так сюрприз! Ниче себе! А ты ж изменился. И одёжа прям богатая у тебя. Ты похож на аристкрута, — усталый голос Виктора повеселел.

— Просто мы давно не виделись, поэтому тебе и кажется, что я изменился, — ответил Данте.

— Но чего ж ты пришёл-то?

Данте на миг смутился, но быстро сообразил что сказать.

— Я проезжал мимо и решил навестить Руфину. Где она, кстати?

Виктор тяжко вздохнул.

— Опоздал ты, парень. Померла Руфина.

Сердце у Данте ёкнуло, и он вновь ощутил покалывание в пальцах.

— Когда это было?

— Уж с месяц как.

— Но... но... что с ней случилось? — горло Данте сдавил ком, и слёзы выступили на глазах. Нет, только этого не хватало! Если он сейчас разревётся, всё пойдёт прахом, он уже не будет Салазаром, он опять превратится в слабохарактерного Данте, которого все унижают.

— Чего, чего, то же чего и со всеми — чума, чёрт её раздери! — пробурчал Виктор. — Руфина ж добрая душа была, поможала тута больных батраков выхаживать, вот и загнулася. Старая уж была она, вот и всё.

Данте гневно растёр слёзы по лицу.

— Я бы хотел увидеть могилу Руфины, — сказал он. — Ты можешь меня к ней проводить, Виктор?

— Да нету могилы, тела чумных сжигают ведь. Нельзя ж их в земле хоронить, вот так вот.

— Тогда я ухожу, — поспешил на выход Данте. Надо уйти, пока Виктор не сообразил, что он поджёг подвал, где Рене и Сильвио. В душе его ненависть боролась с горем из-за смерти Руфины.

Виктор вышел за ограду вместе с Данте.

— Мать честная! — вдруг вскричал он, шарахаясь в сторону.

У калитки, свернувшись клубком, лежала огромная каскавела. На крик Виктора она подняла голову. Данте не шелохнулся — змей он не боялся. Если она попробует напасть, он отрубит ей голову мечом или подожжёт её.

Осмотрев Данте, змея проползла мимо, чуть коснувшись хвостом его сапог. Виктор вжался в ограду, когда она остановилась напротив него, угрожающе щёлкая трещоткой.

— Ты, ты можешь её убить, Д-данте? — прохрипел Виктор, обращаясь к Данте. — Это ж ведь каскавела. Она ж ядовитая. Она ж меня ужалит, и я помру.

Данте хотел отсечь змеиную голову и уже сжал рукоять меча, но вдруг подумал: а зачем? Зачем ему спасать Виктора? Тот — единственный свидетель того, что он, Данте, тут был. Когда обнаружат Рене и Сильвио, заживо сгоревшими в подвале, Виктор поймёт, что это Данте их убил, и всем расскажет. А если Виктора ужалит змея, он умрёт и унесёт все тайны с собой в могилу.

Виктор заорал, когда змея поползла по его ногам.

— Чёрт возьми, Данте? Чего ты стоишь-то? Убей её! — взмолился он, но Данте не двигался с места.

Шипя и извиваясь, каскавела укусила Виктора в живот, а затем в шею. Виктор упал на землю, корчась от боли. Змея отползла в кусты.

— Она меня ужалила! Ужалила! Чего ж ты смотришь? Спаси меня! — орал Виктор.

— Мне жаль, Виктор, — молвил Данте, подходя ближе и сверху вниз глядя на умирающего у его ног человека. — Прости, но я не собираюсь сдыхать в тюрьме. Я уже там был и никогда этого не забуду. С меня хватит. Поэтому сдохнуть придётся тебе. Сейчас.