Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 212

— Сука, вот ты кто! — крикнул Данте. — Ты считаешь, что можно заставить женщину себя полюбить, мучая её? Избивая, связывая, насилуя? Ты просто мразь! И никогда, никогда ни одна женщина тебя не полюбит, несмотря на все твои деньги! Потому что ты любить не умеешь в принципе!

— А-ха-ха-ха, не тебе говорить о любви, пастух! Такие, как ты, созданы для того, чтобы прислуживать таким, как я, гнуть перед нами спину. Усёк? А женщины существа глупые, знаешь ли, — Маурисио вертел в руках трость, прохаживаясь по манежу. — Они сами не знают, чего они хотят, кого они любят, а кого нет, — он повернулся к Эстелле. — Не правда ли, дорогая Эстелла, вы знаете это не по-наслышке? Глупее вас я ещё никого не встречал. Соответственно, глупые, хоть и красивые дамы не в состоянии сами ничего решить. Как можно умно рассуждать, не имея мозга? Поэтому их надо подтолкнуть к верному решению и верным чувствам. Чем мы сейчас и займёмся.

Данте не знал что ответить на такой бред и сжал зубы, свирепо вращая глазами.

— Ну всё, хватит, глупой болтовни, — продолжил Маурисио. — Ты так жаждешь спасти Эстеллу от меня? Что ж, я предоставлю тебе такую возможность. Хотя эту прелюбодейку следовало бы проучить. Но у меня доброе сердце, и я дам ей ещё один шанс. У вас обоих будет выбор. Ты, к примеру, — он обратился к Данте, — сможешь выбрать кому из вас достанется то или иное наказание — тебе или ей. А Эстелла сможет прервать любое действо из всех, что тут будут происходить. В любой момент. Прервать одним своим словом, — Маурисио насмешливо заглянул ей в глаза. — Я вам уже говорил, дорогая, что у человека всегда есть выбор, а что он предпочтёт, зависит лишь от него. Пора начинать! — Маурисио обвёл взглядом троих слуг, бандитов и женщину, что стояла поодаль.

Он взял у слуги тонкий длинный хлыст. Данте увидел, как у Эстеллы побелели губы. И её обезумевший взгляд окончательно открыл для него страшную истину: сегодня его запытают до смерти, ибо он не позволит ни единому человеку даже пальцем коснуться этой девушки.

— Ты наверное, знаешь, пастух, — сказал Маурисио, — для чего это, — он любовно погладил хлыст пальцами. — Порка — самая позорная пытка. Так хозяева наказывают провинившихся рабов.

Данте решил не смотреть на Эстеллу, чтобы не видеть её немой ужас. В тюрьме ему доводилось уже выдерживать подобное. Правда, стражники исполняли приказ: ни в коем случае не убить жертву; у Маурисио же ограничений не было.

— Ну так что? — ехидно вопросил Маурисио, обращаясь к Данте. — Выбор за тобой, пастушок. Кого будем пороть: тебя или её?

— Меня, — ни секунды не раздумывал Данте.

— Ну это ж надо, какие мы благородные! — Маурисио подал знак бандитам, махнув рукой в их сторону.

Трое головорезов, отстегнув Данте от кресла, надели ему на шею и конечности тяжеленные кандалы и столкнули его на манеж. Эстелле вставили в рот кляп, чтобы она не орала, и кресло её подняли выше, открывая более удачный обзор.

Толстый бандит взял хлыст в руку. Взмахнул, рассекая воздух, и первый удар пришёлся Данте по лицу. По щеке потекла красная струйка. Юноша попытался отползти в сторону, но кандалы ему мешали. Щёлк! Новый взмах. На сей раз Данте увернулся. Он вжался в каменный пол, и хлыст пролетел над спиной, не зацепив.

— Стоп, стоп, стоп! Так не пойдёт! — раздался холодный голос Маурисио. — Я сегодня хочу повеселиться на славу, и никто мне не испортит удовольствие! Сгинь, увалень, ты ничего не умеешь! — он выхватил у бандита хлыст. — Сейчас я вам покажу настоящее мастерство. О, у меня большой опыт порки отбросов общества! Матильде знает, — и он подмигнул сестрице, безучастно маячившей вдалеке. — Учитесь, бездари!

Маурисио окунул хлыст в неподалёку стоящую бочку с некой жидкостью. Кандалы мешали Данте двигаться — к ним были привязаны неподъёмные гири, и он, как ни пытался, не мог отползти больше, чем на пару-тройку шагов.

Маурисио занёс хлыст. Щёлк! Удар пришёлся по обнажённой спине, и Данте чуть не заорал в голос, осознав, что хлыст смазан чем-то жгучим. Маурисио приказал одному из бандитов держать Данте, чтобы он не шарахался по манежу. Коренастый головорез схватил Данте сзади за волосы. Намотав всю длину волос себе на руку, а другой держа его за шею, он не позволял юноше уворачиваться от ударов. Теперь они стали непрерывными, как длинный-длинный моток ниток, и Данте потерял им счёт.

Ощущения были ужасные. Периодически Маурисио окунал хлыст в бочку со жгучей жидкостью, и боль усиливалась в разы. Но Данте запретил себе кричать. Представляя что сейчас творится в душе у Эстеллы, он приходил в бешенство. Хотелось разорвать Маурисио на куски, но кандалы и железная хватка амбала ему мешали. Данте кусал губы, призывая на помощь всё своё мужество. Наконец, ему удалось овладеть собой и даже отключиться от боли настолько, что он сосредоточился на магии. И когда она забурлила под кожей, Данте испытал облегчение. Боль притупилась, но волновало его теперь иное — он не снял обручальное кольцо. Проклятье! Что если Эстелла тоже испытывает боль? Но Данте не решался на неё смотреть. Если он увидит её страдания, он начнёт орать. И, когда бандит тянул его за волосы, поднимая ему голову вверх, чтобы Маурисио и Эстелла видели его лицо, Данте закрывал глаза.

Пытка продолжалась долго. Когда Маурисио выдохся, за дело взялся другой бандит, потом третий, четвертый и так по кругу. Данте был весь исполосован хлыстом, из ран текла кровь.

Прошла целая вечность до того момента, когда Маурисио велел закончить экзекуцию. Измученного Данте снова приковали к креслу. Он весь дрожал, но скорее от злобы, ненависти и унижения, чем от боли. Всё же магия, как бы он не ругал её и не пытался от неё избавиться, ни раз спасала его. Но она могла залечить раны на теле, на душе, увы, нет. А душа Данте буквально изнемогала. Эстелла... Эстелла... Он не хочет, чтобы она видела эти ужасы. Только не она! Когда кресло Эстеллы опустили вниз и они оказались напротив друг друга, Данте невольно поднял глаза. Девушка была белее фарфора и мелко-мелко дрожала; из остановившихся глаз потоком текли слёзы.

— Ну-с, продолжим, — на губах Маурисио играла улыбка. Он получал садистское удовольствие, созерцая чужие муки.

Бородатый слуга принёс шесть факелов, раздал по одному бандитам и Маурисио.

— Думаю, что это как раз для женщин, — гаденько сообщил Маурисио. — Женщины любят пламя, оно зажигает страсть в их сердцах. Как ты думаешь, пастух, м?

— Нет, — выплюнул Данте.

— Что нет?

— Ты не будешь мучить Эстеллу, мразь! Ты сказал, я могу выбирать, кому предназначена пытка, так будь мужчиной, держи своё слово.

— Ты хочешь сказать, пастушок, что хлыста тебе мало? Ты хочешь ещё? Какой жадный! А я думал, ты захочешь поделиться наказанием со своей любовницей. Ну так что? Твоё последнее слово. Кого будем наказывать: тебя или её?

— Меня.

— Какая-то неправильная у тебя тактика, пастух. Ты хочешь взять всё на себя. Очень смело, но глупо. Ты ведь сдохнешь прямо у неё на глазах.

— Повторяю для тупых: ты не будешь мучить Эстеллу, сука, — выговорил Данте медленно. — Только через мой труп. Лучше я сдохну ради неё, чем буду смотреть, как ты над ней издеваешься.

— Хорошо, твоя взяла. Приступайте! — велел Маурисио наёмникам.

Эстеллино кресло подняли вверх. Данте мельком увидел, что она вся зелёная и находится на грани обморока.

Данте уложили на железную решётку, пристегнули к её углам за руки и за ноги и надели ошейник с зубьями внутри. Зубья эти впивались в шею, прорывая кожу и не позволяя двигать головой. Всю конструкцию подвесили в центре манежа на цепях.

Маурисио поднёс свой факел к канделябру, зажигая его от свечей. И мир Данте снова взорвался мучительной болью, такой, что у него чуть глаза не вывалились из орбит, — Маурисио стал прижигать факелом раны на его теле.

Как ни старался Данте, он не мог сосредоточиться на магии, беспрерывно думая об Эстелле. Что же делать? Как отсюда вырваться или заставить Маурисио хотя бы увести Эстеллу, дабы она не видела что с ним делают. Когда сменивший Маурисио бандит припечатал факел Данте прямо к кровоточащей ране на животе, он не вытерпел и вскрикнул.