Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 141

Но ни от одной, даже самой изощрённой пытки, Данте не испытывал сильной боли. Вот и сейчас, обездвиженный, обнажённый до пояса, он был прикован к стене, но ощущал только усталость. Зато в груди кипели досада и чувство унижения от того, что он находится в таком беспомощном состоянии.

Тюрьма не сломала Данте ни морально, ни физически, но, привыкший к свободе, он готов был на стены бросаться. Это стало худшей из пыток — не видеть ни краешка неба, ни солнечного лучика. Только духота и мрак, разгоняемый огарком свечи. А ещё здоровенные крысы и вместо еды омерзительная баланда — каша из прогоркшей крупы, испорченных овощей или бобов, кусок чёрствого хлеба и вода. Данте не был избалован и придирчив к еде, но, с детства живущий полукочевой жизнью, питавшийся ароматными фруктами с деревьев и свежей речной рыбой, он никогда не испытывал голода и первые дни в тюрьме не мог есть вообще. Пока не осознал: так он не протянет и недели. Если он не будет есть, он умрёт, и тогда враги его восторжествуют. И Данте всякий раз насильно впихивал в себя тюремные «лакомства». Это позволяло находиться в здравом уме и стоять на ногах ровно.

Хуже дело обстояло с крысами. Данте думал: в тот момент, когда он убил крысу, что подбросила Пия, он избавился от своей фобии навсегда. Как бы не так! В первые дни местные крысы едва не довели его до помешательства. Они не кусали (видимо, уже привыкли к соседству людей), но подходили близко и нюхали Данте, дёргая носами. И у бедного узника аж уши закладывало. Он вжимался спиной в каменную стену, притворяясь египетской мумией. Обычно крысы оставляли его в покое, но жить в страхе сутками было невыносимо. Поэтому однажды Данте решил всех крыс в камере (он насчитал их пять) убить. Но оружия у него не было, а из столовых приборов конвоиры выдавали только деревянную ложку. Единственный вариант был — убить крыс с помощью магии.

Данте зажмурился и, направив руки на крыс, представил, как они все падают и умирают. Из пальцев его заструились красные лучи. Но, то ли лучи эти были слабы, то ли для магического убийства требовалось что-то ещё, крысы только напугались света и разбежались по углам. Но Данте вошёл в азарт. Пораскинув мозгами, он придумал крыс спалить. Наколдовал на ладони огонь. Представил, как огонь этот превращается в шар. Пылающий шар всё разрастался и разрастался. ЧПОК! Данте прицелился и метнул его прямо в крыс. Их шерсть тут же вспыхнула. Завоняло палёным. Через десять минут все крысы превратились в кучку пепла. Это была та победа, которая заставила Данте воспрянуть духом.

Но, хотя Данте и старался не унывать, гнетущая тоска подспудно грызла его. Он думал об Эстелле. Беспрерывно, день за днём, ночь за ночью, каждую минуту. Где же его девочка? Что с ней сделали?

Данте мало что помнил из произошедшего в церкви. Кусок памяти будто стёрли. Вот они с Эстеллой стояли у входа, и он видел над головой жениха чёрную розу. Вскоре подъехала семья Эстеллы, мать угрожала, Арсиеро не мог поставить свою жену на место, а бабушка Берта произвела приятное впечатление на Данте. Позже они с Эстеллой зашли в церковь и ему стало плохо. И дальше — полный провал. Туман рассеялся, когда он очнулся в кольце из разъярённой толпы и четырёх жандармов. Все лица смешивались в одну массу, перед глазами плясали цветные круги, и единственное, что врезалось в память чётко — это безумное лицо Эстеллы, которая, прорываясь сквозь толпу, тянула к нему руки. И опять провал.

Что же с Эстеллой? Неужто и её где-то мучают? От мысли об этом Данте хотелось кричать. Он бы жизнь отдал за эту девушку, он бы позволил содрать с себя всю кожу, только бы её не трогали.

А накануне произошло и вовсе нечто странное. Он был прикован к стене уже вторые сутки, а вчера тюремщику ещё вздумалось избить его хлыстом так, что и тело, и лицо покрылись кровавыми рубцами. Если бы после ухода стража, раны магическим образом не затянулись сами, юноша уже давно бы истёк кровью. Но главным было не это. Колечко, скрученное из эстеллиных волос, пульсировало на пальце, будто забирало всю боль в себя, и во время экзекуции Данте ни разу не вскрикнул. Из кольца лились солёные капельки и, попадая Данте на кожу, они останавливали кровь. Данте вспомнил слова Тибурона: они с Эстеллой будут чувствовать друг друга при помощи этих колец. Значит, его девочке тоже было плохо. Данте мысленно просил её успокоиться, но кольцо источало слёзы до тех пор, пока тюремщик не прекратил размахивать хлыстом.

Когда он окажется в камере, надо изучить свойства кольца. А вдруг удастся связаться с Эстеллой? Хорошо было бы увидеть её хоть краем глаза, пусть и в последний раз. Он запомнит каждую её черточку, унесёт с собой в могилу память о ней...

Когда месяц назад падре Антонио объявил Данте, что раз он не желает стать богопослушным, его ждёт смертная казнь, юноша воспринял это спокойно. В глубине души он всегда знал, что этим всё и закончится. Наверное, он родился не в то время и не в том месте. Магов все боятся, его никогда не примут в этом обществе, зацикленном на предрассудках и страхах. Он с самого рождения жил, как в аду. Может, смерть станет выходом из этого тупика? Когда-то он даже пытался умереть. Похоже, мечта сбылась.

Единственным светлым пятном в его жизни была Эстелла. Эстелла... При мысли о ней у Данте сдавило грудь. Бедная девочка, ей будет тяжело это принять. И что её ждёт после того, как он оставит этот мир навсегда? Наверняка её выдадут замуж за какого-нибудь богача. Хорошо бы ей повезло с новым мужем.

Данте, закрыв глаза, усмехнулся про себя. Раньше он и мысли не допускал о том, что его Эсте будет с другим мужчиной, сейчас в нём ревность и не шевелится. К чему эти глупости? Он ведь не хочет, чтобы она всю жизнь лила слёзы на его могиле, носила траур или загубила свою юность и красоту в каком-нибудь монастыре. Нет, не хочет. Да, им двоим будет больно расстаться, когда они, наконец, обрели счастье, но пройдёт время, слёзы Эстеллы высохнут и она посмотрит на всё другими глазами. Снова станет улыбаться, радоваться жизни. Нет, он не хочет обрекать её на муки и мечты о том, чего уже никогда не будет. А он... он умрёт. Если правду говорит падре, что существует где-то загробная жизнь, значит, он ещё увидит свою Эсте оттуда, красивую, весёлую, с сияющими глазами. Вообще-то Данте не верил в существование бога, ада, рая и прочих глупостей, но иногда допускал: есть место, куда после смерти физической попадает душа. И ведь он маг! Интересно, волшебники умирают так же, как обычные люди? А вдруг, нет? Вдруг он и вправду попадёт в какой-то иной мир!

Скрипнул засов. Вошли два стражника — один напоминал большой шкаф на коротких ножках, второй, с длиннющей шеей, был похож на жирафа. Они приблизились к Данте и отстегнули оковы от стены. Данте не чувствовал ног, поэтому, когда тело потеряло опору, он рухнул на грязный пол. Его схватили под руки и потащили по узкому тоннелю, в конце которого виднелась кривая лесенка, уходящая отвесно вверх.

Ноги были ватные, к тому же идти Данте мешали тяжёлые цепи. Карабкаться по лестнице пришлось долго. Тюремщики грубо пихали Данте вперёд. Он про себя считал ступеньки, проделывая это при каждом спуске или подъёме сюда, дабы не сойти с ума, остаться в здравом рассудке до последнего. Он не позволит этим нелюдям себя сломать! Он не виноват, что магия его не совместима с религией. И он не виноват в том, что он колдун. Он таким родился, и он пойдёт на смерть с высоко поднятой головой. Никто не увидит страха или покорности в его глазах. Пусть они все подавятся своим ядом, твари.

В этот раз ступеней Данте насчитал пять тысяч семьдесят четыре — на три больше, чем пару дней назад. Всё время выходит по-разному. Немудрено, попробуй посчитать их в почти кромешной темноте.

Наконец, Данте втолкнули в его темницу. Он упал на кучу соломы в углу. Когда стражники закрывали дверь, к ним подошёл ещё один — безразмерно толстый, с гнилыми зубами.

— Там к этому опять падре Антонио.

— Ну чего ему всё неймётся то? — проворчал конвоир-шкаф.