Мне уже не больно (СИ) - "Dru M" - Страница 49

Гриша кивает и улыбается.

Он наклоняется, глядя на меня с обожанием из-под ломких светлых ресниц, и снова невесомо целует.

Потом поднимается с моих колен, машет рукой и вприпрыжку бежит к двери.

— Гриш! — зову, когда он уже стоит на пороге. Гриша оборачивается. — Сегодня у меня, ладно?

Гришка усмехается. Кивает и скрывается за дверью.

Я вздыхаю, нахожу в ворохе документов свой телефон и набираю Ульянин номер. Слушая протяжные гудки, разбираю бумаги на столе, отдельно складывая нужную отчетность и выбрасывая черновики.

— Привет, — отвечает Ульяна спустя минуту. Я буквально слышу по ее напряженному голосу, что она собирается завести старую песню. Недобрый знак. — Вик, тут такое дело…

— Господи, я уже не хочу ничего об этом знать, — бормочу я, проводя ладонью по лицу. — Уль, полтора года уже прошло. Самое время отпустить.

— Но я нашла кое-что, — упрямо отрезает Ульяна. — Я нашла старые номерные знаки с тачек Алика и Антона.

— И где ты их нашла? — от удивления я даже забываю, что собирался задушить этот разговор в зародыше.

— В нашей беседке, — говорит Ульяна со смешком. — Странно, что никто из нас не догадался туда заглянуть.

Мы не заглядывали туда по другим причинам: никто из нас не хотел бередить старые воспоминания. Никто, кроме Ульяны.

— Надеюсь, ты не сказала об этом Нику, — говорю серьезно, и Ульяна тут же заверяет меня:

— Нет, конечно. Я же не дура.

Никите пришлось тогда тяжелее всех.

Но, в каком-то из смыслов, боль, которую он запер в себе, стала топливом для чего-то нового. Никита уже через месяц стал пугающе беззаботным и спокойным, обрел стальную решимость в том, чего хотел и к чему стремился. Он не стал ограничиваться школьной медицинской помощью, записался на усиленный курс терапии в частную клинику. Когда подошло время итоговых экзаменов, он вкалывал больше нас всех. Получил высшие баллы по биологии и химии, даже на физике и алгебре умудрился показать достойные результаты. Поступил сам на бюджет в медицинский, хотя Олег Павлович во всем его подстраховывал.

Ник с Милославским-старшим вообще прекрасно спелись.

Они часто теперь ссорятся в пух и прах из-за покровительственного поведения Олега Павловича, но тут же легко сходятся и посмеиваются над былой взаимной обидой. Никита обедает у него не меньше трех раз в неделю, никогда не стесняется просить помощи или совета. Да и сам Милославский, как мне кажется, души в Никите не чает.

Ник сумел перерасти ту жуткую боль, которая обрушилась на него полтора года назад. У него теперь новые заботы — как бы заснуть под плач племянницы Риты за стенкой, как бы сдать сессию на отлично, как бы снова врачи позволили ему постоять минуту-другую с костылями. Его душевные шрамы постепенно затянулись.

Время лечит все.

Но я бы ни за что не рискнул ворошить воспоминания Ника малейшим упоминанием об Алике.

— Я поэтому сразу решила обратиться к тебе, — говорит Ульяна буднично. — Мы ведь можем узнать их новые номера и узнать хотя бы, где они сейчас.

— И как, позволь спросить? — отзываюсь я кисло.

Меньше всего в этой жизни мне хочется искать Александра Милославского, где бы он ни был.

— Да, боже мой, Вик! — сердится Ульяна. — Они слишком самонадеянны, чтобы заметать следы тщательнее. Уверена, на весь город они тогда знали только одного человека, который без лишних вопросов поменял бы им номера.

Конечно.

Разве нужен кто-то другой, когда есть любитель феерий и незаконных дел, наш дорогой бывший одноклассник, Паша Минералов?

— Ты хочешь, чтобы мы выбили из него новые номера Алика и Антона? — уточняю я со скорбным вздохом. Кажется, сегодняшний день не ограничится для меня разгребанием помойки в кабинете и сном в обнимку с Гришей. — Даже если они не меняли номера еще раз, за пределами города, у меня все равно остается вопрос… Захуя? Если мы все равно не расскажем об этом Никите.

И тогда Ульяна произносит ровным тоном:

— Если ты помнишь, Виктор, то Никита не единственный, кто пострадал тогда.

Мне становится стыдно.

Конечно же, я помню. Помню про Антона.

*

Логово Паши — широко известные в узких кругах гаражи прямо за зданием мэрии, будто в сардоническую насмешку над управленцами, которые, в свою очередь, Минералова и его не полностью совместимые с законом дела старательно не замечают. Здесь круглый год пахнет бензином, раствором для мытья стекол и паленой резиной. Но, несмотря на репутацию места и расхожие бредовые байки о нечаянных убийствах в пылу дворовых драк, «гаражи» — это двадцать с лишним массивных коробок из добротного металла на целиком асфальтированной площадке, которую Паша не ленится обновлять каждую весну.

Когда мы с Ульяной объезжаем мэрию и заворачиваем за ровный частокол елей, огораживающих дворы, я думаю о том, что собственные капиталы, даже если ты мнишь себя королем подполья, при всем старании не спрячешь. Подвластную ему территорию Паша облагородил, как мог, да и тусуются у него вовсе не отщепенцы и маргиналы. По крайней мере, я точно уверен, что гопники и прочий сброд не носят «Версаче» и «Томми Хилфигер».

— Вот это встреча! — смеется Паша, когда мы с Ульяной выходим из машины. Я ставлю ауди на сигналку и окидываю Минералова кратким взглядом. Все такой же коренастый, жилистый, с оттопыренными ушами и зубами, которые еще на выпускной покрыл серебром. Клоун и идиот. — Чем обязан?

Паша сегодня не при параде: в бермудах и черной майке, с солнцезащитными очками на половину лица. Жара на улице стоит действительно невообразимая — приятели Минералова спрятались от палящего солнца внутрь одной из «коробок» с банками холодного пива и колодой игральных карт.

— Поговорить надо, — бросаю сухо.

Паша переводит взгляд с меня на Ульяну, невозмутимо разглядывающую свой маникюр, и улыбка его постепенно гаснет.

— Не-не-не! — сбивчиво тараторит он. — Если это то, о чем я подумал, можете сразу разворачиваться.

— Брось, Паш, — Уильяна обходит машину и становится прямо над Минераловым, в очередной раз обозначая разницу в росте. Он на голову ее ниже, и явно чувствует себя из-за этого некомфортно. — Если ты первым знал о том, что они уезжают из города, то мы тебя точно в покое не оставим.

Антон, конечно, хитрый змей. Знал, что у Паши столько своих денег, что ему фиолетово на любые жалкие взятки. Но он точно недооценил дотошность Ульяны, которая готова преследовать Минералова неделями, лишь бы узнать то, что ей нужно.

Паша прекрасно это понимает.

Потому что вздыхает, складывая руки на груди, и бурчит недовольно:

— Да если б я что-то знал. Сам какое-то время ради любопытства следил за их перемещениями. А потом мне мои люди привезли те номера, что я им ставил. Поменяли еще раз за триста километров от города, сволочи.

Мы с Ульяной переглядываемся.

— Они не говорили, куда едут?

Паша пожимает плечами.

Его приятели, шумно выясняющие размеры ставок в покере, вообще не замечают нас.

— Вроде бы гнались за чуваком, который в свое время нашептывал Романову про необходимость разделения пирога, — говорит он скучливо.

— Что за чувак? — спрашивает Ульяна с нескрываемым интересом.

— Да так, кто-то из приближенных Романова, — Паша явно не горит желанием развивать тему. Он то и дело поглядывает на огромный циферблат наручных часов. — Мало ли было тех, кто мечтал расшатать монополию Милославского. Только были и те, кто действовал агрессивнее. Покушение на Олега Милославского, твои, Уля, фотки…

Ульяна густо краснеет и спрашивает резко:

— Ты их видел?

— Да никто их не видел, — обиженно ощетинивается Паша. — Просто ходили слухи… Я тебе сейчас говорю о грязных методах, которыми не гнушались люди, мечтавшие вырваться вперед на фоне всех этих междоусобиц.

— Сейчас все стало относительно спокойно, — замечаю я. — Несмотря на море новых компаний, появившихся в городе.

— Вот именно, что стало спокойнее, — Паша вновь улыбается, сверкая своими посеребренными зубами. — Предпочитаю считать, что Алик и Антон крепко присели на хвост тем, кто вносил в ситуацию реальную смуту.