Бронепоезд 'Гандзя' - Григорьев Николай Федорович - Страница 38

- Ты это что, кулакам волю давать? - крикнул я. - Забыл, где находишься? Под арест!

Я приказал свести его в комендатуру штаба.

"Надо будет начпобригу доложить, - подумал я, - нехорошо получилось..."

* * *

Наутро я выпустил Малюгу из-под ареста; он опять стал к орудию, и потянулись дни, похожие один на другой: выезжали на позицию, стреляли. Иной раз гонялись за Богушем, и он за нами гонялся...

Малюга при одном виде вражеского бронепоезда приходил в исступление. Все видели - он был сам не свой. Старик только о том и думал, как бы влепить ответный снаряд в Богуша.

Я ждал со дня на день приказа из штаба, но не оперативного оперативные приказы мы имели на каждый день, - а "по личному составу".

Начальник политотдела Иван Лаврентьич недавно пробрал меня с песком. "Партизанской артелью на поезде живете, а не воинской частью, - сказал он. Где у тебя воинские должности, кто заместитель командира, кто начальник орудия, кто начальник пулеметов? Почему до сих пор не утверждены приказом? Как же ты можешь с них спрашивать службу, если они и не командиры у тебя, и не бойцы, а так, серединка наполовинку?.."

Иван Лаврентьич, покричав для острастки, перешел на дружеский тон и сказал, что, пока люди не стоят на твердых должностях, не добиться мне дисциплины. Добрый час он меня так пробирал, а потом велел представить комбригу список кандидатов на командные должности. И вот я ждал приказа.

Наконец приказ вышел. Я получил его в пакете с нарочным. Поперек пакета стояла крупная надпись: "Прочесть перед строем. Теслер".

Не без волнения я выстроил команду. "Утверждены мои кандидаты или?.. Может быть, тут совсем другие имена?.." Скомандовав "смирно!", я распечатал приказ и быстро пробежал его глазами с начала до конца. "Федорчук... есть фамилия... Малюга есть... Панкратов... Все в порядке!" Я вздохнул с облегчением и стал читать вслух:

- "Тысяча девятьсот девятнадцатого года, августа... Жмеринка... Штаб энской бригады... Приказ по личному составу... Нижепоименованные военнослужащие поезда тяжелой артиллерии назначаются на должности:

Федорчук Матвей Иванович - на должность начальника боевого питания поезда, он же заместителем командира поезда;

Малюга Иона Ионович - на должность начальника орудия;

Панкратов Евстигней Григорьевич - политкомом поезда, с сохранением за ним должности начальника пулеметного вагона..."

К приказу были приложены выписки, и, читая приказ, я по очереди подзывал к себе каждого из новых начальников.

- Это что же, вроде как ты меня в оглобли вводишь? - шепнул матрос, осторожно принимая от меня бумагу с печатью.

- Поздравляю, товарищ Федорчук, с высокой должностью командира Красной Армии!

Матрос вытянулся, взял под козырек, и я видел, как блеснули искорки радости в его глазах.

Вторым подошел ко мне Малюга. Каменотес был в полном смущении: то арест, а то в начальники!.. "Эх, старина, - подумал я, отправляя его с выпиской из приказа на место, - придавила тебя солдатчина времен японской войны, на всю жизнь застрял бы ты на тупой муштре... А тут, брат, с тряпкой годики ходить не приходится: можешь дело вести - становись в начальники..."

Третий наш начальник и политрук Панкратов принял свое назначение с достоинством, словно иначе и быть не могло, и, деловито засунув бумагу за обшлаг, четким шагом вернулся в строй.

В приказе штаба были и другие назначения. Нам дали в команду запасного машиниста, а Федор Федорович был утвержден главным машинистом. Дали трех красноармейцев с полевой батареи - правильного (на место Федорчука), ящичного - раскрывать ящики со снарядами - и одного бойца в запас, на случай ранения кого-нибудь из основной команды.

Правда, к гаубице красноармейцы становились в первый раз, но все-таки это были артиллеристы. И Малюга, гордый своим новым положением начальника, взялся живо приспособить их к делу.

Весь этот день в команде чувствовалось приподнятое, торжественное настроение. И бойцы, а в особенности новые начальники, старались перещеголять один другого в дисциплине, четком выполнении приказаний и даже разговаривать между собой стали более строго и деловито.

Степенно посидели, покурили, и вдруг - словно вихрь налетел - все наперегонки бросились чистить оружие. Бойцы расхватали винтовки. Малюга, нацепив мешок вместо фартука, засуетился у орудия. Панкратов юркнул в свой вагон к пулеметам.

Матрос поглядел, поглядел - надо должность исполнять! - и побежал, позвякивая банками, на склад за ружейным маслом и "фроловином".

А я ходил от вагона к вагону, поглядывал на воспрянувших людей и твердил про себя: "Вот она, регулярная красноармейская часть... Рождается регулярная! А имя-то какое у нас знатное - поезд тяжелой артиллерии!"

Глава десятая

Неожиданно нашим войскам пришлось оставить Жмеринку.

В боях с превосходящими силами врага бригада была обескровлена. Чтобы восстановить ее боеспособность, требовалось пополнение обученными в тылу красноармейцами - стрелками, артиллеристами, кавалеристами. На запрос Теслера высший штаб ответил: "Резервов для вас нет. Обходитесь своими силами".

Тут же стало известно, что все резервы теперь пошли на юг страны. Там бежавшие от Советской власти царские офицеры, генералы, помещики с деньгами и тысячи и тысячи зажиточных казаков поднялись под трехцветным царским знаменем против Республики рабочих и крестьян.

С Дона широким фронтом, захватывая и Украину, повел белогвардейские казачьи и офицерские армии Деникин.

Было ясно: империалисты открыли новый поход против Советской Республики. Штаб похода по-прежнему: Париж - Вашингтон - Лондон.

Наступили грозные, тревожные дни...

Проникая все дальше и дальше в глубь нашей территории, враги - одни с юга, другие с запада - сдавливали фланги Красной Армии на Украине и наконец принудили ее к общему отступлению.

Получила приказ об отходе и наша бригада. Но петлюровцы успели уже прорвать фронт и вышли нам в тыл, на самую Винницу, - это верст пятьдесят позади Жмеринки. Они перерезали железную дорогу Жмеринка - Киев, и вся наша бригада попала в "мешок".

Мне с бронепоездом выпала задача эвакуировать станцию.

За время, пока мы стояли в Жмеринке, здесь накопилось множество эшелонов. Были тут и продовольственные эшелоны - с хлебом, мукой, сахаром, махоркой, и санитарные - поезда-прачечные, поезда-бани, и лазареты на колесах, с больными и ранеными красноармейцами, и всякие иные составы, в том числе и порожние. Около семисот вагонов надо было вывести из Жмеринки, и поручили это моему бронепоезду.

Тут меня сразу обступили начальники эшелонов; все кричали и требовали, чтобы им подали паровозы. Чудаки, они не понимали того, что первый же поезд, который самостоятельно отправится в тыл, неизбежно попадет в лапы петлюровцам. Пришлось мне прочесть этим нетерпеливым товарищам небольшую лекцию. "Не паниковать, - сказал я в заключение, - ждать моего приказа" - и объявил каждому начальнику его номер по плану эвакуации. Этот план разработал комбриг, но предупредил меня, что раньше всего следует водворить на станции строжайшую дисциплину, - иначе и план делу не поможет, добро останется врагу.

Посоветовавшись со своими товарищами на бронепоезде, я начал действовать. Машинист Федор Федорович сказал, что самое главное подготовить в срочном порядке паровозы: шестнадцать паровозов - не шутка получить их в такую разруху! Требовался свой глаз в депо, и я послал туда Федора Федоровича военным комендантом (вот где пригодился запасный машинист, он и встал к паровозному рычагу на бронепоезде). Важно было также собрать по многочисленным станционным путям эшелоны и, согласно номерам, объединить их в колонну. Это хлопотливое дело я возложил на матроса: стал он у меня на время военным комендантом по маневрам, и в подчинение к нему попали паровоз-"кукушка", а также все жмеринские сцепщики, смазчики и составители поездов. Панкратов сказал, что надо усилить охрану станции, потому что в возникшей сутолоке могут причинить нам немало вреда вражеские диверсанты: например, примутся тайком портить паровозы или расхищать из вагонов ценные грузы. Вскоре панкратовские патрули, вооружившись трофейными ручными пулеметами, уже расхаживали по станции, пристально наблюдая за всем происходящим.