Городская фэнтези-2006 - Руденко Борис Антонович - Страница 79

Не она…

Волька выбрел на набережную. Спустился к воде, оскальзываясь на строительном мусоре. Тревожно закричали чайки, разлетаясь прочь от непонятного бродяги. Ветер хлестнул по лицу мокрой плетью. На изгаженных ступенях Волька остановился — вода почти заливала кроссовки.

«Если река выйдет из берегов…»

Нестерпимо болела рука. И челюсть.

Волька нащупал на шее кольцо цепочки с тигровым глазом. Защитник от злой энергетики… Крохотный замочек скрипнул, защемляя кожу. Волька подержал в ладони теплую металлическую змейку и выбросил ее в реку.

Хватит защитников. Пора самому сражаться за себя.

— О мудрый и сумрачный! — послышался веселый голос. — К тебе пришла пора прозрения?

По растрескавшейся бетонной плите прыгала одинокая чайка. Может быть, Джонатан Ливингстон. Может, просто безымянная птица.

А может…

Чайка встопорщила крылья и принялась расти, одновременно меняя форму.

— И что это такое? Асфальт под тобой в прах, я ведь предупреждал! — Небылец развел руками, осыпая себя сверкающей пылью. Татуировки на его лице вспыхнули синим и золотым. — Зря ты ее слушал, вселенский кошмар.

Волька помотал головой и потянул за шнурок. Закачалась над водой деревянная уродливая обезьяна — божок обаяния.

Некого больше очаровывать. Такой ценой.

Небылец провел пальцами над ожогом. Отдернуть руку Волька не успел. Из ладони ильса брызнули бенгальские огоньки, и боль ушла, впиталась в землю. Еще движение — и расщелкнулись обручи, сковавшие лицо.

— Даже этого она не сумела. Аврала небось, что подарит тебе — тебя?

— Она не врала. Она сказала про вас… все…

— Да? И что же она рассказала, милый?

Проклятая магия! Волька вцепился пальцами в щеку. Хоть бы отголосок! Хоть каплю той боли, что была только что! Синяк ведь никуда не денется…

— Дурачок. — Небылец завел руки за спину и отбил ирландскую чечетку. — Что она сказала тебе?

— Что вы не врете.

— Это правда, глупый вселенский кошмар. Остальное — тоже правда. Пришла пора тебе становиться мудрым. — Он обернулся к воде. — Истинные маги обходятся без этих дурацких побрякушек. Это все, — он плюнул в сторону плывущей по воде обезьяны, — для тупых профанов. Хочешь настоящего могущества? Без дураков?

Свинцовая поверхность сбросила грязные барашки пены. Разорвала масляные пятна, проглотила грязные перья и клочки бумаги. Под тусклой поверхностью зажглись изумрудные искры. Река вскипела зеленью и перламутром и загорелась всеми оттенками бирюзы.

— Что это?

— Это зеленые воды Лета. Тысячи магов мечтали увидеть их. Они проводили кучу заумных ритуалов, пили кровь девственниц и все такое. Ты стал мудрее и опытнее, мой милый вселенский кошмар. Ты видишь их без всей этой мистической мишуры.

— И что я должен сделать?

— Один глоток. Там — настоящая жизнь. Там ты сможешь щелчком пальцев подчинить врага и расправиться с ним. Смотри!

Из реки выходили утопленники. В прогнивших пиджаках, обрывках платьев и тельняшек. За их спинами стоял человек в мантии с перламутровыми костями. Фигура его скрывалась в тумане, черты лица расплывались. Зато колпак выделялся ярким сочным пятном. За спинами утопленников появились латники в шипастых доспехах, кольчатые чудовища.

— Здесь нет справедливости. Здесь все наполовину, понимаешь? В задницу любое могущество, какое найдется в этом выморочном мире. Думаешь, мы зря встретились? Нас притянуло друг к другу.

Волька принялся развязывать полосатую фенечку с иероглифом на сосновой бирке. Что она дарила ему? Удачу в деньгах, наверное… Только вот не в деньгах удача. И счастье тоже.

Полосатый червячок сполз с запястья. На какой-то миг Вольке показалось, что Аля стоит за спиной. Легкое дыхание щекотало затылок. Теплые ладошки коснулись плеч.

«Если зачарованного удержать, обхватить руками»…

— Теперь я знаю. — Амулет полетел в изумрудную кипень. Драгоценное сияние истаяло, оставляя после себя неприглядное месиво городской реки. Утопленники сползли в воду комками водорослей. — Я знаю, для чего вам наши мечты.

Он шагнул вперед, сдирая с шеи оставшиеся талисманы. Выворачивая карманы — чтоб ни камешка, ни единой счастливой монетки не осталось.

— Вы давно с нами соперничаете. Тысячелетиями. Только мы сильнее. Мы железо знаем! И разное другое.

— Так-так, милый. Продолжай.

— Эти все, что в книжках… Корвин, сэр Макс — они же дети. Вечные дети. Ребенок ничего не решает. Когда ему плохо, он ждет, что появится взрослый и все исправит. Даст новую игрушку… Тени, плевок там ядовитый, щелчок — чтобы щелкнул и все сразу хорошо стало. А чтоб подумать и самому сделать — этого нет. По мирам мотаться — это вы тоже здорово придумали. Дети, когда испортят что-то, они же не убирают за собой. Просто идут в другое место. Где стены дерьмом не вымазаны и окна пока целы. А вам хорошо. Потому что у вас и слово сильное, и власть. И когда все станут детьми, а миры с целыми стеклами кончатся — вот тут и настанет ваше время.

Небылец слушал, не перебивая. Когда горячечный поток Волькиных откровений иссяк, он усмехнулся:

— А ты поглупел, вселенский кошмар. Сделался унылым сухарем. Что ж, ты выбрал. Ешь свой выбор, дырку над тобой в небе! Кутайся в него!

Облик Небыльца стек в землю. Перед Волькой стоял Двит Лир — изменчивый ильс, перетекающий из одного тела в другое. Титановый клинок Лира прятался в деревянных ножнах. Волькино время еще не настало.

— Я снимаю с тебя свои чары, щенок. Поживи без моей власти. Ага-р-р-ра!

Силуэт ильса высверкнуло белым. Пока Волька тер глаза, пытаясь содрать с сетчатки огнистый след, в небе зарокотал гром. Землю вспороло градом.

Куртку все-таки следовало взять.

Гроза бушевала над Ригой. Первая гроза в году. Еще две — и можно будет купаться… По тротуару, пошатываясь, брел человек. Он не пытался скрыться от рушащейся с небес непогоды. Град сек его плечи белыми искрами-щербинами.

Искр этот человек не видел. Проклятие короля ильсов не прошло даром. Для Вольки больше не существовало свеч кипарисов и барашков волн. Гром не ворчал, а стук сердца не напоминал барабан. Иллюзии и метафоры ушли из его жизни.

Рядом с Волькой притормозила машина. Дверца приоткрылась, высунулся мужичок в кожанке. Бородка и усы делали его похожим на скотчтерьера, но от Вольки это ускользнуло.

— Тебе куда, малахольный?! — Слова потонули в раскатах грома. — Садись!

Волька покорно забрался в теплый салон.

— На Краску.

— Ну и славно. Не по пути, конечно… но в такую погоду довезу. Так и быть.

Кожаное сидение противно скрипело под мокрыми джинсами. Под ногами набралась лужица воды.

— Эк, ты паря… — бормотал водитель, энергично переключая передачи. — В маечке, нате вам. А вот не месяц май!.. Хотя именно май. Это все от фреону, говорят. Озоновая дыра гадит.

«Это от двери в Зиму», — хотел сказать Волька, но передумал. Вместо этого спросил:

— А скажите… тучи — на что они похожи?

— Тучи? В смысле — похожи? Тучи — они тучи и есть.

«Да, — обреченно подумал Волька. — Они всю жизнь так… И ничего. Не жалуются. Даже не подозревают, что что-то потеряли. Неужели и я привыкну?»

Пока ехали, водитель вытряс из Вольки всю душу. Выспросил, где тот живет, чем занимается, учится ли. Сколько зарабатывает. Кто ему челюсть разбил. Есть ли девушка. В общем, все то, что собаки узнают, просто понюхав друг у друга под хвостом. Волька на вопросы отвечал невпопад, мыслями витая далеко.

«Дверь в Зиму открывается», — думал он. Показалось ли ему — там, на берегу реки?..

«У меня нет никого… кроме тебя…»

Что ты отдашь ради Лета?

Нет, не так.

Ради чего ты пожертвуешь Летом?

Высадив Вольку на переезде, водитель укатил обратно. Ему и в самом деле было в другую сторону. Добрый человек, почаще бы такие встречались. Волька устало поплелся вдоль железной дороги.

«Рельсы, — думал он. — Рельсы должны быть похожи на нити. И на лезвия ножей. На… на что же еще?..»