Городская фэнтези-2006 - Руденко Борис Антонович - Страница 23

Отрыдавшийся Волчок вышел от Куниц, растирая глаза кулаком, когда Олень заканчивал краткую речь:

— …за домашнюю живность я говорить не буду, она рождается приговоренной, но людям не мешало бы изредка мысленно примерять нашу шкуру, чтобы понять, каково тому, на кого охотятся. В конце концов, люди — тоже немножко звери.

— Они хуже зверей, — выдавил Волчок, нагнув лобастую голову, и глаза его были как угли. — Звери не убивают ради потехи. Вся их ублюдская порода…

— Остынь, — промолвил Олень. — А то сам глядишь как охотник.

— А как мне на них глядеть?! — взорвался Волчок, вновь чуя подступающее слезное удушье. — Это у них, что ли, друзья там на столе лежат?!.

— Нам очень жаль… — нерешительно начала Эва, но Волчок не дал ей договорить:

— Ни хрена вам не жаль! Вам все до лампочки! Вам Лес нужен, только чтоб сюда приехать, развалиться на лужайке, похавать, выжрать и обломать все, что цветет! И слить в родник масло из мотора, потому что в городе нельзя, а тут можно! Все можно — и помыть свою тачку в ручье, откуда мы пьем, и мусор вывалить, и муравейник разбросать, и кучу наложить, и на березе вырезать, что вы тут были! Почему вы дома на обоях ножиком не царапаете, а?! А чуть кто вылезет и скажет — Лес не твой! — вы сразу: ах, зверье! — и за ружье! А вот этого не хотите?! — Он выкинул вперед руку, оттопырив средний палец.

— Зря ты на них напустился, — ответил Олень. — Эти не такие.

— Все они такие, — прорычал Волчок в сторону. — Душегубы.

— Будешь возить Эву по Лесу, — приказал Олень спокойно. — И чтоб волос с нее не упал.

Вздохнув со стоном, Волчок брезгливо фыркнул и скривил рожу, но перечить главнокомандующему не стал, только спросил:

— Где ее потом свалить-то?

Для Альдо выкатили «Харлей» старшего сына Куницы.

Дороги Альдо и Эвы разошлись — пока светло, надо было заснять как можно больше материала о преступлениях охотников.

Волчок гнал так, словно надеялся, что Эва не удержится в седле и на очередной колдобине сломает себе шею, но девчонка словно примерзла к седлу — умеет ездить вторым номером, зараза!..

Кроме того, его подмывало тормознуть, обернуться и выложить ей все, что он думает о людях. Он так и ждал, что она даст ему повод для ядовитых откровений, но девчонка нарочно вела себя как паинька, аж зло брало.

А у Эвы язык едва не отвалился извиняться всюду, где ей приходилось щелкать «Полароидом» над трупами и ранеными. Бывало и так, что Волчку приходилось вступаться за нее и в крик объяснять, что она чужим горем торговать не будет, а фотки сдаст в газету, чтоб все узнали о бойне в Лесу. И столько он косых горящих взглядов перехватил, покрывая Эву, и столько раз отвечал недобрым волчьим прищуром, что к сумеркам уже чувствовал себя настоящим телохранителем.

— Все, снимать больше нечем. — Эва затолкала в пакет последние отснятые карточки. — Надо отвезти это к Альдо.

— Без проблем. — Стараясь выглядеть бывалым парнем, Волчок красиво и длинно сплюнул сквозь зубы. — Давай сюда, щас отправим…

На свист к нему неслышно подлетел Нетопырек — и взвился, унося пакет.

Волчок понимал, что Олень рассердится, если узнает, что природозащитница ушла из Леса не только битой и обруганной, но и голодной, да и воды ей никто не предложил. В надежде на похвалу командира и еще на что-то неопределенное он набулькал воды во фляжку и у кого-то — вроде для себя — взял пару толстых бутербродов с ветчиной; ему, как бойцу, дали сразу.

— На, закуси, — пихнул он добычу Эве, сидевшей, вытянув усталые ноги, на пеньке. — А то еще скажешь, что тебе куска не дали.

— О, спасибо! — вздохнула Эва, впиваясь в бутерброд зубами.

Чуть погодя она подвинула второй Волчку.

— Да ты хавай, — скрестил он руки на груди с видом полного безразличия к пище, хотя живот у него подвело и пустой желудок тихо скручивался в узел. — Мы не то что вы — мы и последнее можем отдать, даже человеку.

Глаза у Эвы сразу стали скучные; она через силу запила съеденное мелким глотком. Торжества от упрека Волчок почему-то не почувствовал, зато в душе появилась кислятина типа изжоги, и он больше старался не глядеть на Эву.

«И дернуло меня на подлянку!.. — Со злой тоской он вперился в тускнеющее небо между ветвей. — И зачем я ее пнул, если ответить не может?..»

— Извини, — еле-еле проговорил он, переведя дыхание, но ему не полегчало — Эва молчала, а второй раз извиняться было глупо. — Ну, ты понимаешь…

— Понимаю, — тихо отозвалась она.

Волчку представились кунята — и защипало в носу; он напрягся, упреждая недостойную Волка слабость.

— Я думаю, — осторожно начала Эва, стараясь не досаждать Волчку взглядом, — что можно попытаться поговорить с принцем. У него тоже есть потери, он может одуматься…

Волчок вздохнул, как три взрослых Волка разом не вздыхают.

— О-ох… да не будь ты такой дурой. Может, ты и из лучших людей, и твой кореш тоже, но только поэтому думать, что принц точно такой же, — это дурь. Он хищник, понимаешь? Он как бешеный — такого только пристрелить. Вы бы вместо макарон и спичек нам патронов принесли — оно бы лучше было…

— И что? — подняла глаза Эва. — Опять стрелять, убивать? Разве к этому надо стремиться? Лучше найти общий язык…

— Во-во, общий, — скрипнул зубами Волчок. — Как он с нами, так и мы с ним говорить должны — огнем. Вот к тебе в дом маньяк влезет — будешь ты с ним общий язык искать?..

— И все же стоит попытаться, — гнула свое Эва. — Если я, человек, выступлю от вас парламентером, он не сможет не прислушаться.

— Делай как знаешь, — дернул плечами Волчок. — Я бы на это не надеялся. Все эти хурды-мурды с переговорами — как воду в ступе толочь. Еще скажи — договор о ненападении с ним заключать!

— Если все проявят добрую волю и понимание… — Эва опять закрутила шарманку, но Волчок уже встал.

— Айда, провожу тебя к опушке. И не надо мне мораль читать, лады? У меня к этим, в лагере, свои претензии есть.

Ближе к опушке они шли крадучись. Волчок нервно шевелил ноздрями, держа ладонь на рукоятке ножа, — тут пахло кровью, порохом, смертью. Заслышав посторонний звук, он крепко схватил Эву за локоть.

— Что?! — встрепенулась она.

— Тс-с… — Волчок вглядывался в заросли, немного скаля клыки. — Там кто-то есть… Чужой. А… вон он — лежит.

Здоровенный Пес лежал на боку, редко и тяжело дыша; обметанный кровью сухой язык вывалился из пасти. Ран видно не было — должно быть, в горячке погони он слишком оторвался от своих и его крепко приложили чем-то тупым.

— Отойди и отвернись, — велел Эве Волчок, доставая нож.

— Нет-нет, — она растопырила руки, заслоняя Пса, — так нельзя! Он еле живой!

— А будет совсем неживой, — отстранил ее Волчок, но она повисла на нем, отгибая руку с ножом. Боролся Волчок с опаской — не поранить бы девку.

Странно стало Волчку, как горячим его обдало — ни одна волчушка так тесно к нему не жалась, не дышала так близко в лицо. Холодная, черная злость на полудохлого Пса и власть над мыслями зажатого в руке ножа дрогнули, расклеились, размякли — от неловкости и непонятного испуга он стал пятиться, чтобы отстраниться от Эвы.

— Пусти, ты…

— Не пущу! Это подло — бить безоружного!..

— А как они нас?!

— И ты вроде него стать хочешь? Тогда и меня давай тоже, ну?!

Эва так и лезла на нож, тянулась к нему горлом — будто Пес ей родня!.. Резать Волчку расхотелось — девчонка ему настрой перебила.

— Тьфу, полоумная!.. — Ворча, Волчок опустил руку. — Ну, тащи его — все равно сдохнет!

— Помоги мне. — Эва подхватила Пса под мышки, но поняла — тяжеловато для нее одной.

— Еще не хватало.

— Да помоги же!

— Совсем очертенела… — покрутил башкой Волчок, но послушался.

Расстались они хмуро, вполголоса облаяв друг дружку — Волчок посулил ей медаль от принца за спасение волкодава, а Эва что-то съязвила насчет кровожадности. Однако напоследок Волчок ее окликнул: