Асмодей (СИ) - "Dragoste" - Страница 45

Нужно было привести разум в порядок, осмыслить случившееся, и сделать это, как можно скорее. Причем, в одиночестве. Коснувшись средним пальцем лба девушки, а указательным виска, он на мгновение слился с ее сознанием, утаскивая Аврору в бездну сновидений. В одночасье ее тело обмякло в его руках, а сама она погрузилась в приятную негу. Что ж, утро вечера мудренее. Едва ли Асмодей сможет работать, но с собственными демонами разберется. А для него, как оказалось, персональным демоном стала Аврора Д’Эневер, нарушившая привычный уклад его жизни и растревожившая заключенную в тюрьме разума душу.

========== Глава VI ==========

Люди часто олицетворяют Ад с высшей мерой наказания, которую понесет грешная душа после того, как предстанет перед высшим судом, забывая о том, для кого создавалась эта величественная тюрьма, первыми узниками которой были падшие ангелы.

Для большинства демонов Ад стал такой же темницей, как и для тех, кого они пытали в неугасающем пламени Геенны, а потому не было под огненными сводами Венеры демона, не мечтающего подняться на поверхность. Пожалуй, только рыцари Ада, получившие величайшее разрешение Люцифера на наземные миссии, не поддавались угнетающему влиянию этой выжженной пустоши, находя в ней некую прелесть, ибо в любой момент могли ее покинуть.

Однако Асмодей был, пожалуй, единственным, кто не тяготился бы этими обреченными пейзажами, реши Люцифер лишить его привилегий. Было в этих бесплодных равнинах, лавовых реках и стенах огня что-то завораживающее, заставляющее затаить дыхание при извержении очередного гейзера. Хотя истина крылась совсем в другом: Ад был будто олицетворением его собственной души, такой же пустой и выжженной, как эти просторы. В нем он черпал свою силу, в нем же находил успокоение. Иногда он с грустью вспоминал о покинутых небесах, но никогда не жалел о собственном выборе. Сколь бы близок он ни был к свету самого Создателя, райские чертоги были чужими для него, а здесь… он нашел то, что искал, по крайней мере, был в этом уверен; по крайней мере, до этого дня.

Асмодей был убежден в том, что ни одному существу в этом мире не дано отринуть собственную природу: ангелы были покорны, демоны пребывали в хаосе и где-то между этими мирами, находясь под перекрестным огнем света и тьмы, застыла Земля – обитель людей, чьи души стали величайшей ценностью и на Небесах, и в Преисподней. В этом была великая правда и причина войны, идущей тысячелетия. Не единожды низвергнутые скрещивали пламенные клинки с небожителями, порой возвращаясь с победой, порой с поражением, но всегда прикасаясь к этой бесплодной земле, демон получал умиротворение. Однако сейчас, по какой-то неясной ему причине, Ад стал тесным для него, полет не развеял мысли, напротив, навеял новые. И теперь в голове царил настоящий сумбур.

Если бы он только мог предположить, что этой ночью все писаные и неписаные законы отправятся в выгребную яму сознания, никогда бы не позволил себе этого безумства. Упаси Дьявол демона, осмелившегося связаться с чистой душой, ибо всегда есть риск, что в результате этого союза в падшем ангеле может пробудиться частичка добра, которая, будто далекая звезда, одиноко засияет во мраке непрекращающейся ночи. К счастью, сияние ее было тусклым и угасло быстро, но сам факт подобного жутко раздражал. Что поделать, забота губительна для разума демона, особенно, если эту заботу проявил он сам, ибо это человеческий жест, недостойный сына Преисподней. Одним словом: позор!

Откровенно сказать, назвать заботой то, что Асмодей не позволил бедняжке по его же милости окоченеть до второй смерти после всего случившегося, можно было с натягом. Впрочем, как и то, что произошло после этого, но сам демон без устали корил себя за подобные проявления несвойственной ему человечности.

В довершение всего жалостливый взгляд Авроры до сих пор стоял у него перед глазами, разжигая в сердце еще большую злобу. Жалость! К нему… только подумайте! Он ненавидел это ощущение с тех пор, как его лучший друг – архангел Рафаил, подарил ему такой же взгляд в момент последней встречи, а теперь еще и Аврора, будто в насмешку, сделала то же самое. Уж лучше бы она ненавидела его, как все остальные. Ведь ненависть, будучи темной стороной любви, была более благородным чувством и согревала сердце демона больше, чем презренная жалость.

Поразительным было то, что вопреки всему случившемуся, Аврора не утратила ни чистоты, ни стойкости, что пробуждало в Асмодее еще большее любопытство и охотничий азарт. Ирония заключалась в том, что несмотря на все его ухищрения, душа девушки оставалась для него непреодолимой стеной, за которой не было места пороку. Что ж, человек сам себе враг, если не получается сломить его извне, то можно создать условия, при которых этот процесс будет запущен демонами, живущими в сердце жертвы. Чтобы заполучить душу окончательно, ее нужно растлить. А уж в этом ему не было равных. И пусть после этого свет оной померкнет, зато она будет ему принадлежать не по праву договора, а по праву греха.

Впрочем, сейчас не до того. Тряхнув головой, чтобы отогнать не прошенные мысли, Асмодей переключился на более важные проблемы. Аврора дала ему козырные карты, разобравшись в записях его врагов, но это была еще не победа. Главный вопрос оставался открытым, а не зная расклада своих противников, действовать он не хотел. Однако, несколько догадок у него все-таки было, но нужно было подождать пока будут сброшены маски…

Предчувствие того, что назревает что-то значительное, ощущалось всеми фибрами души, а спина ловила на себе холодное дыхание смерти, следовавшей за ним попятам. Слишком близок он был к разгадке какой-то опасной тайны, и это наполняло душу каким-то непонятным возбуждением, сродни тому, что испытывают ученые, находясь на пороге величайшего открытия. Как бы то ни было, времени оставалось все меньше, а потому сделав еще один круг по своим бесплодным владениям, Асмодей направил дракона к замку Люцифера.

Причина этого неожиданного собрания была овеяна ореолом тайны, что не предвещало ничего хорошего, но Асмодей даже в этом постарался найти для себя некую выгоду: под этими сводами соберутся все рыцари, а значит, будет возможность изучить их поведение. Если его подручные сделали все правильно, то никто из присутствующих не выкажет волнения, а если нет…

Как бы то ни было, приземлившись у Черных врат, выкованных из мечей поверженных грешников, Асмодей поднялся по ступенькам, после себя оставляя светящуюся дорожку пылающих рун – магическая защита на случай неожиданного проникновения. Мельком бросив взгляд на стоявших у дверей химер, охранявших эту величественную твердыню, демон устремился в широкую галерею.

К слову сказать, в отличие от многих падших, Люцифер не придавал своей обители напускной пышности, скорее даже наоборот, упор делался на простоту линий, изящество форм и простор. Не было здесь полупрозрачных тканей, как в чертогах Асмодея или сияющих золотом колонн, как у Мамона. Верховный Владыка не стремился сделать из своего замка темницу, наполненную ужасом, подобно Абаддон или греческий пантеон со стройной колоннадой, будто Вельзевул. Его твердыня, по мере развития у Люцифера эстетического вкуса, все больше напоминала зеркало, отражающее небесный замок но, естественно, в темном свете.

Под высокими арочными сводами, которые поддерживались монолитными колоннами, клубились серные облака, оплетая внутренние балконы, располагавшиеся по обе стороны внушительного коридора, не обременённого ни статуями, ни прочими атрибутами величия, оттого каждый шаг, отражавшийся от потолка, эхом разносился по галерее. Многочисленные факелы, усеявшие стены, изо всех сил пытались разогнать наступающий со всех сторон мрак, но этот противник отступал только от огня огромного, поистине невероятного, в два этажа, камина, пламя которого вырывалось из самых глубин Преисподней, и почиталось всеми демонами, как первородная святыня, способная спалить любого демона, угодившего в огонь.

Обойдя камин, Асмодей зашел в небольшое помещение, укрытое за статуей падшего ангела, откуда вверх вилась винтовая гранитная лестница, выходящая в большой, но сейчас пустынный, одетый в мрачное одеяние, зал. Два раза в год, в дни весеннего и осеннего солнцестояния, Люцифер устраивал здесь пышные празднества для своих подданных. В это время здесь царило веселье, и лилась рекой кровь, а порабощенные души покидали пустошь, эфемерными сгустками энергии бродя по залу и подпитывая гостей. Это была настоящая адская вакханалия, которая порой пугала даже самих демонов, но неизменно оставляла глубокий след в их памяти до следующего торжества.