I wanna see you be brave (СИ) - "nastiel" - Страница 54

— Что будем с ним делать?

— Не спрашивай меня, — прошу я. — К тому же, ты знаешь правила. Товарищи запрещают любое применение оружия на своей территории, но отец сказал, что нам можно сделать исключение. Эрик все ещё член Лихости. И судить его мы должны по нашим законам.

Часом позже все нынешние лихачи набивают собой небольшое помещение, отведённое под склад. Четыре и Скотт приводят Эрика и ставят его на колени. Его руки всё ещё связаны за спиной. Слишком туго — я вижу красные следы от верёвок на его бледной коже.

В глазах Эрика нет ни страха, ни боли, ни разочарования. Он остаётся бесстрашным до конца.

Слишком бесстрашным даже для того, чтобы признать поражение и сдаться.

В качестве последнего желания он просит, чтобы курок спустила я. Четыре отказывает ему, но я выхватываю пистолет из руки Тобиаса и говорю, что справлюсь, хотя абсолютно в этом не уверена. В полной тишине: такой, что не слышно даже, как ветер шелестит листьями и ветками деревьев снаружи, я встают перед Эриком и прислоняю к его лбу дуло пистолета. Его серо-голубые глаза смотрят на меня, не отрываясь. Он не боится смерти.

Я снимаю пистолет с предохранителя. Тяжело выдыхаю, и эта вибрация передаётся через руку и оружие Эрику. Он улыбается, но я раньше никогда не видела такую его улыбку. Кажется, она искренняя. И Господи, почему раньше я не замечала, какая она у него настоящая?

Слёзы обжигают мои глаза. Эрик закрывает свои.

Я прошу его быть храбрым, зачем-то прошу простить меня и спускаю курок.

Комментарий к Глава 20

http://vk.com/club75865569

До финала осталось совсем немного… And another hero will fall.

========== Глава 21 ==========

Вечности не хватит на то, чтобы отмыть чужую кровь с моих рук.

Полумрак комнаты съедает меня. Я прижимаюсь спиной к стене и спускаюсь по ней на пол. Деревянные половицы приятно скрепят под моим весом. Смотрю на свои ладони и на какое-то мгновение мне кажется, что с них действительно капает густая алая кровь, но это лишь тени веток деревьев, освещённых фарами проезжающего мимо грузовика.

С другой стороны от двери, упертый стволом в угол между стеной и шкафом, стоит мой автомат. Не знаю, смогу ли когда-нибудь снова взять в руки оружие.

После казни Эрика прошло несколько часов, превратившихся для меня в мучительно долгое путешествие по собственным воспоминаниям. Перед глазами всё ещё была его голова, неестественно откидывающаяся назад после выстрела, и дыра во лбу с тонкой струйкой крови, спускающейся к глазу, носу, губам, и дальше вниз, исчезая пятнами на его чёрных штанах. Я понимаю, что он мёртв; я видела его смерть; я сама убила его. Но мозг, почему-то, не хочет мириться с этим. Он лишь прокручивает в голове каждый момент жизни, связанный с этим задиристым парнем из Эрудиции, с самого великого начала: моего несостоявшегося прыжка.

Я ненавидела его. Ненавидела его ухмылку, его скрипучий голос, его манеру выставлять меня в самом дурацком свете. Я боролась с ним, как могла — как была в состоянии бороться ещё слишком слабая, но такая отважная девчонка из Товарищества.

Если бы знала, что тем самым лишь увеличиваю его желание согнуть меня, остановилась ли? Навряд ли. Это была та самая битва, где заранее определены победители и проигравшие.

И все будут думать, что проиграл Эрик. Но на самом деле, проиграла я.

Все мы.

Главной целью Джанин было уничтожение слабых и недостойных, и ей это практически удалось. Сейчас в Чикаго слабых уже не осталось: после всего случившегося даже самый мирный житель Товарищества готов взяться за пистолет, лишь бы только защитить себя и своих близких.

Мы уже проиграли. Теперь битва идёт не за победу, а за остановку войны. Джанин — единственное ржавое звено в метафорической цепочке мира. И если я хочу вернуть родному городу свободу, мне снова придётся убивать.

Кто-то стучится в дверь, прерывая поток мыслей. Я не дёргаюсь. Стук повторяется, но я продолжаю сидеть на полу и молчать. Возможно, какой-то моей части сейчас действительно нужна поддержка, но у меня просто нет сил на то, чтобы даже пошевелить языком.

— Я знаю, что ты там, — знакомый до боли бархатный баритон сливается со звуком царапанья ногтями по гладкой деревянной поверхность двери. — Я хочу поговорить.

Дерек. Сейчас он жив только благодаря вранью моего брата.

— Джессика, пожалуйста. — Я поднимаю глаза на ручку двери. Дерек медленно опускает её, но дверь заперта изнутри, поэтому ему всё равно не войти. Прежде чем снова заговорить, Дерек тяжело и громко выдыхает: — Просто выслушай меня, и я уйду. Умоляю. Разреши мне войти!

Ни один мускул в моём теле больше не дёргается. Я снова устремляю взгляд в окно напротив. Ветки растущего возле здания дерева машут за стеклом, словно люди, просящие о помощи.

— Ладно, — за дверью раздаётся шуршание. — Тогда давай поговорим хотя бы так, через стену. Мне всё равно, главное — чтобы ты меня услышала. — Дерек откашливается. - Да, я действительно не был под сывороткой… Когда всё произошло, мы собрались у выхода, чтобы сбежать. Четыре рассказал мне про ваш план, как только ты покинула Яму… Он подумал, что так будет надёжнее. Мы собрали всех, кого смогли найти. Стайлз и Уилл привели Лидию и Эллисон, и они… Мы говорили им, что нет времени, но они не послушались: пулей убежали в сторону комнат. Они сказали, чтобы мы их не ждали, мол, сами вернутся, только чуть позже. Я понимал, что это конец. Если отпустить их, то будет уже поздно. Сыворотка заволокла большую часть Ямы. Те, кто остался на верхних ярусах, уже не были собой. И тогда я побежал. Хотел вернуть их… Но вместо этого встретил Эрика. На нём была специальная маска, прикрывающая нос и рот. Его глаза слезились от паров сыворотки. Он посмотрел на меня и спросил, верен ли я своей фракции. Я сказал, что да, и тогда он протянул мне точно такую же маску. Я принял её. Вместе мы двинусь по Яме прочь от тех, кто остался ждать у выхода. Когда сыворотка рассеялась, я нашёл Стайлза, но было уже поздно: они с Уиллом попали под сыворотку парализации. Тогда я сказал Эрику, что не собираюсь участвовать в его планах, а он ответил, что у меня нет выбора, если я хочу сохранить тебе жизнь. Он сказал, что следит за каждым углом в Чикаго, и все твои передвижения у него как на ладони. Я не знал, что от него ожидать, и согласился, но с условием, что он не тронет не только тебя, но и Стайлза. С ним, кстати, пришлось труднее. Он отказывался от любых условий, кроме смерти — настолько его пугала сама мысль стать предателем. Но Эрик не стал его убивать: сдержал слово, данное мне, потому что знал — лучше меня солдата ему не найти. Он накачал бедолагу сывороткой; его и всех, кто не хотел сотрудничать.

Дерек замолкает. Теперь я слышу только собственное сердцебиение.

— Ты убивал невинных людей, — наконец произношу я.

За дверью начинают активно шевелиться.

— У меня не было другого выбора…

— Выбор есть всегда, Дерек!

— Только не в этот раз. Ты могла умереть…

— И что? — срывается с моих губ вместе со всхлипом. — Почему всех так сильно беспокоит моя жизнь, когда единственному человеку, кого она должна волновать - мне — на неё плевать?

В ответ лишь молчание. Где-то за окном смеются товарищи, не унывающие даже в разгар битвы. Хрустит сломанная ветка. Скрипит половица под чьими-то тяжёлыми шагами этажом выше.

— Не говори так, слышишь? — наконец произносит Дерек. Его голос тихий и сиплый, словно у него ангина.

— Но это правда.

— Даже если и так. Моего беспокойства за твою жизнь хватит на нас двоих.

Я резко поднимаюсь на ноги. Буквально мгновение голова, тяжестью больше напоминающая огромное колесо грузовика, кружится сразу во всех направления. Я трясу ей, приходя в порядок, отодвигаю щеколду и распахиваю дверь. Дерек, сидящий возле неё у стены, тут же подскакивает.

— Почему? Чем я такая особенная? Я достойна жить не больше, чем все, кто погиб за последние дни… Те, кого я не смогла спасти!