I wanna see you be brave (СИ) - "nastiel" - Страница 53

— Тебе не понять.

На его лице лёгкая улыбка. Он не издевается и не смеётся надо мной. Он действительно верит в то, что его причины выше моего понимания.

— Не будь дураком, Эрик. Уже поздно играть в крутого парня — мы поймали тебя. Мне нужен простой ответ на простой вопрос. Ты же сам хотел поговорить со мной.

— Помнится, инициатива была твоя.

За моей спиной скрипят половицы, и я оборачиваюсь. Четыре нервно переминается с ноги на ногу.

— Четыре…

— Он тебе ничего не скажет, — отвечает Тобиас. — Как не пытайся. Он прекрасно понимает, что его ждёт, скажет он правду или нет.

Я устало закрываю глаза и массирую виски указательными и средними пальцами.

— Если он выйдет, разговор пойдёт намного лучше, — произносит Эрик.

Вот теперь он издевается.

— Четыре? — прошу я, не открывая глаз.

— Нет, — отрезает Тобиас. — Я не оставлю тебя наедине с ним.

— Я привязан к стулу, Четыре. Если бы я захотел, мне бы не удалось коснуться её даже пальцем.

Я поворачиваюсь на друга. Четыре скрещивает руки на груди.

— Пожалуйста, подожди за дверью, — стенаю я.

Четыре хмурится и что-то бурчит себе под нос, но всё-таки выходит. Перед тем, как закрыть за собой дверь, он бросает на меня и Эрика беглый обеспокоенный взгляд.

— С каких это пор Четыре — твоя личная охрана? — интересуется Эрик, склонив голову на бок.

— Это называется дружба, — парирую я. — Тебе не понять — и это вполне объяснимо.

Губы Эрика кривятся, словно он съел что-то кислое.

— Однако, Четыре прав — я прекрасно знаю правила своей фракции. И когда вы убьёте меня? Как только я выдам вам всю информацию?

— Не знаю, — честно отвечаю я. Выпрямляюсь, обхватываю корпус руками и продолжаю: — В любом случае, мы будем сидеть здесь столько, сколько понадобиться.

— У вас не осталось так много времени, по моим подсчётам, — нарочито небрежно роняет Эрик.

Я замираю.

— Что ты имеешь в виду?

— Зачистку. Возможно, вы убили Макса и схватили меня, но Джанин знает, как довести план до конца. Ведь это она его придумала.

— В каком смысле? Ведь это вы сами приказали Эрудиции создать сыворотку взамен на неприкосновенность!

Эрик пожимает плечами. Ему явно доставляет удовольствие выдавать мне информацию по крохам.

— Ты смотришь на историю со своей ограниченной стороны, Вдова. А на самом деле, их бесчисленное множество.

В Эрике говорит эрудит. В который раз я убеждаюсь в том, что бывших среди однажды ставших частью какой-либо фракции, не бывает.

— Меня зовут Джессика, — поправляю я.

Эрик вопросительно выгибает бровь, но лишь на мгновение. Затем он слегка откидывает голову назад и принимает максимально расслабленное в его ситуации положение.

— Да уж, Джессика. Знаешь, именно поэтому ты и не смогла понять, зачем мы всё это устроили. Все эти годы я проверял тебя на прочность: сгибал, крутил, ронял, бил — но ты не ломалась. Ты была Вдовой в моих глазах; твои собственные глаза горели огнём и азартом. Но это лишь та ограниченная сторона, которую я видел. Точнее, которую хотел видеть. Ты всегда была больше Джессикой, чем Вдовой. Та милая девчонка из Товарищества, которая зверски меня бесила, никуда не ушла. Она всегда была рядом, а иногда даже проскакивала на первый план. В те моменты я тебя ненавидел, потому что ты была слабой, но вот Вдову… Вдову я любил.

Я смотрю на Эрика и не понимаю, врёт он или нет. Смотрю и не знаю, что должна ответить на это. А Эрик словно чувствует моё смятение, и оно лишь раззадоривает его.

— Сейчас ты Джессика. Тебе страшно и больно от многочисленных потерь. Но вчера ты была Вдовой. Ты сражалась за то, что было тебе дорого, ты пришла одна, зная, что тебя ждёт смерть, ты была бесстрашной. И это единственная причина, почему я позволил тебе выиграть.

Я не знаю, что на меня находит. Сначала я прищуриваюсь и долго смотрю в глаза бывшему лидеру Лихости, а затем начинаю смеяться, как ненормальная, и даже лицо Эрика приобретает смущённый вид.

— Ты позволил мне выиграть? Серьёзно? Да кто, ты думаешь, ты такой?

Эрик пожимает плечами. Я с размаху бью его правой рукой в челюсть. Недавняя травма тут где даёт о себе знать острой болью в кисти. Я сжимаю челюсть, останавливая стон, готовый слететь с губ.

Эрик сплёвывает на пол.

— А вот это — моя девочка, — сладко произносит он.

Я замахиваюсь для нового удара.

— Может, всё-таки, лучше поговорим? — тут же предлагает он.

Я опускаются руку, осторожно прижимаю её к животу и жду, пока пульсация отступит.

— Вопрос всё тот же, — произношу я. — Отвечай.

Эрик облизывает губы, прежде чем заговорить.

— Проблема в том, что каждый человек видит мир по-разному. Да, для кого-то это огромный город под управлением кучки ничего не знающих и ничего не умеющих бесхребетных альтруистов. Но Джанин придумала, как это можно усовершенствовать. Она создала идеальную схему правления на основе многочисленных исследований. Результатом должно было стать новое Чикаго: более сильное и функциональное. Сама подумай, зачем городу правдолюбы, если от них мало пользы?

— Они обеспечивают справедливость, — протестую я.

— В городе, где управление изначально построено верно, нет нужды следить за правосудием, — мягко отвечает Эрик.

— Но почему бы тогда просто не расформировать фракцию? Зачем убивать столько людей?

— Они — часть своей фракции. Если они действительно, как ты говоришь, всё делали по справедливости, это значит, что они беспрекословно следовали правилам и были настоящими членами своей фракции. Они неспособны ни на что, кроме как говорить правду. Они — бесполезная трата биологического материала.

Мурашки покрывают кожу на руках, хотя в комнате душно. Я отворачиваюсь от Эрика лицом к стене.

— Альтруисты, — продолжает Эрик. — Самоотречённые и бесхребетные. Не все, конечно…

— Храбрость и самоотречение всегда идут рядом, Эрик, — перебиваю я. — Альтруисты такие же, как и мы.

— Именно поэтому я и сказал, что не все. Мы предоставили им выбор: войти с нами в новый мир или умереть в старом. У них было время подумать… Кроме тех, кто сразу высказал протест. Их мы убили на месте.

Невозможно говорить о смерти так спокойно, как это делает Эрик. Его голос не дрожит, и когда я поворачиваюсь, то вижу, что и ни один мускул на его лице не дёргается. Мне страшно за него. Неужели, всё человеческое ему чуждо?

— С товарищами ситуация сложнее. Я знал, что твой отец не согласится, но и убивать его мне не хотелось.

— Почему? — тут же интересуюсь я.

— Разве не понятно? Потому что это твой отец. Знаешь, Джессика, я до последнего надеялся, что ты одумаешься и выберешь меня. Я старался этого не показывать, но я ждал. Надеялся, что Вдова выиграет, но вместо этого получил в союзники Дерека, которому ты тоже не сказала да. Честно признаюсь, был удивлён. Я думал, что он поведёт себя, как твой братец — закатит истерику, и мне придётся вколоть ему слоновью дозу сыворотки, чтобы заставить работать на меня. Но вместо этого, он просто согласился на мои условия, хотя наверняка понимал, что я блефовал.

— Ты обещал убить меня, Эрик. Это не очень похоже на блеф.

— Я не собирался убивать твоего отца, и ты действительно думаешь, что я бы смог убить тебя? Хорошего же ты обо мне мнения.

Я прыскаю.

— Даже не представляешь, насколько.

Повисает пауза. Эрик смотрит на меня, я на него, и кажется, мы оба понятия не имеем, что говорить дальше.

— Один последний вопрос, — я первая нарушаю тишину. — Зачем ты убил того парня в доме альтруиста?

— Я был уверен, что это Дерек.

Больше Эрик ничего не говорит, но мне и этого достаточно, потому что уж больно похоже на правду. Я выхожу из комнаты. За дверью меня ждёт Четыре.

— Ну?

— Ничего нового мы не узнаем, — отвечаю я. — Джанин всем руководит. Эрик — ладья в этой шахматной партии, не более того.

Четыре кивает, словно изначально так и знал.