Каре для саксофона (СИ) - Иванова Милена - Страница 4

— А что здесь этот крутится? Дай-ка сумку-то сюда… — Эдик отстранил от входа в купе жену.

— Да, нужна ему твоя сумка! К Еве дорожку топчет. Все вы только за порог и сразу холостые…

— Эх, Ева! — хохотнул, потрясся указательным пальцем, Эдуард Сергеевич. — Что-то не нравится он мне. В армии, дать пить, не служил, бородёнка смешная как у козла… Ха-ха! Его бы нашим дембелям… С тазом воды сто приседаний…

— Молчи уж, мачо! Мужчина модный с деньгами — следит за собой…

Ева взглядом мельком зацепила бланк договора в руках «бородки-эспаньолки»: «Да, он сумасшедший!»

Поезд подъезжал к станции «Брест-Центральный», чтобы поменять колею и не только…

Пассажиры стояли гуськом друг за другом, ожидая, когда проводница откроет двери, и вдруг какое-то движение за спиной привлекло Еву: аккуратно оттесняя других, к ней пробирался «работодатель».

— Соседи, выходят? Я к тебе перееду после таможни. Всё обсудим… — показал ручкой на бумаги он.

Ева вдруг как-то занервничала: «Надоел!», — и сильно обхватила ладонью запястье Эдика, что тот даже обернулся.

— Ты так заботился обо мне, — вполголоса проговорила она ему. — Услуга за услугу! Видишь, тот… с бородкой? — Эдик кивнул в ответ. — Он очень не корректно отзывался о Людочкиных бёдрах. Я бы сказала, это звучало довольно пошло… И даже выпросил номер телефона у твоей жены… Но, тссс!

Шустрый Эдик отреагировал молниеносно: пихнув сумку супруге и крикнув «Посторонись!», он, за что-то зацепившись, раскачался на руках и приземлился ногами в грудь ничего непонимающего «обидчика», сбив его на коврик вагона со словами: «Так вот зачем ты, хмырь, в купе лез!» Завязалась потасовка.

— Что вы себе позволяете! — отбивался «бородка-эспаньолка», когда прапорщик тряс его за грудки. — Мне нужно пройти!

— Я вас маньяков издалека чую! Людочка! — орал Эдик. — Иди сюда! Он сейчас прощение просить будет! Вот тебе моя жена, вот!.. — совал он кукиш в нос возмущенному пассажиру.

Ревностная разборка, как торнадо, засасывала мирных граждан, желающих выйти. Ева оказалась в эпицентре и решила воспользоваться интересным маленьким гаджетом. Этот предмет пару раз уже выручал в щекотливых ситуациях и всегда был при ней. Она надавила в кармане на кнопку. Сильный пронзительный женский крик, от которого хочется выброситься из окна, удавиться, прыгнуть в пропасть, пронёсся смерчем по барабанным перепонкам наполняющих вагон смертных. Народ, не найдя источник sos, рванул к выходу, зажав в мёртвой петле потасовщиков и Люду с сумками. Накачанный сосед Сергей, среагировавший на истошный вопль и на ругань с явным лидерством знакомых интонаций соседа-прапорщика и оценив, что к чему, вытянул Еву из воронки, прорывающейся к выходу толпы, приняв на себя её недовольство.

На перроне оба активных участника драки попали в бдительные руки правоохранительных органов. Правда, Эдик был тут же отбит встречающими родственниками с проснувшимся ребёнком на руках, зарыдавшим «Папа, папочка!», и под уверенные заявления пассажирок из другого вагона в его полной невиновности. У «бородки» такой группы поддержки не оказалось, и его с вещами этапировали с поезда.

— Не беспокойтесь, как только выяснится, что у вас нет проблем с законом, мы вас отправим следующим евро поездом к пункту назначения. — Без эмоций изрёк белорусский милиционер.

— Но этот поезд курсирует раз в неделю! Следующий будет только в четверг! У меня встреча!

— А вы думаете, российские коллеги подтвердят вашу честность быстрее? Проходите, гражданин, разберёмся!

«Продюсер» бросил прощальный взгляд через вагонное стекло Еве. «C» est la vie», — пожала она плечами.

— За что его? — спросила проводница у строгой дамы в хай-тековских очках.

— Ясно за что, за маниакальную склонность к замужним женщинам! Если бы не Эдуард Сергеевич, он мог бы напасть на меня этой ночью, — вздохнули тяжело «очки».

С перрона зашли сотрудники брестской таможни, быстро собрали и тут же вернули паспорта. Затем около двух часов поезд простоял в депо — меняли колёсные пары.

На польской стороне в вагон тоже вошли таможенники, наполнив пространство голосами и суетой. Молодой польский офицер бесцеремонно открыл дверь в купе Евы.

— Оружие, контрабанда, наркотики, документы, пожалуйста, — увидев молодую красивую девушку, улыбнулся и заученно произнес он.

— Только паспорт и билет, — протянула документы пассажирка.

— Вещи к досмотру, — продолжил офицер, листая паспорт и отвлекаясь на совершенство женского тела, слегка обнажённого поползшей вверх майкой при извлечении багажа из верхнего отсека.

— Вы музыкант? Откройте, — его внимание привлек закрытый футляр с инструментом.

— Да, — щелкая замками, спокойно ответила хозяйка саксофона. Таможенник лениво оглядел инструмент:

— Какой он все-таки красивый… Выставочный? Антикварный?

— Нет, концертный рабочий Альт.

— Сыграйте, — таможенник то ли сомневался, то ли шутил, разглядывая сверкающий раструб.

— Нет проблем, — улыбнулась Ева и быстро с помощью лигатуры прикрепила трость к мундштуку.

Короткий отрывок известной мелодии легко закружился в маленьком пространстве купе, выпорхнул в ночной вагон, открывая притворенные двери и растворился. Правда, профессиональный слух исполнительницы всё же ощутил легкую дисгармонию звучания.

— Браво, жаль очень мало времени, — весело отреагировал таможенник, возвращая паспорт и покидая купе.

Наконец, шум стих, и поезд не спеша тронулся дальше.

Утром примерно в десять часов в купе, опираясь на трость, вошёл Олег Петрович и сел напротив. Набалдашник трости с головой льва, отшлифованный временем, гордо взирал на Еву вместе с мягким взглядом хозяина.

— Ты очень талантлива. Я всегда нахожусь под впечатлением от твоего блюза…

— Спасибо за вашу эмоциональную отзывчивость. Мягкий бархатный блюз — это состояние души! — искренняя «улыбающаяся» радость вдруг вырвалась наружу, не желая прятаться и скромно отсиживаться в музыкальном сердце.

Рука старика скользнула во внутренний карман безупречного тёмно-коричневого костюма. Он слегка наклонился к Еве и вложил что-то в её ладонь.

— Ты умница! — старик встал. — Носи постоянно. Увидимся.

А затем толкнул тростью дверь и поспешно вышел.

Лишь теперь Ева разжала пальцы, на ладони дарило блеск кольцо с большим зелёным камнем, через прозрачные грани которого просматривалась корона, словно скопированная с рыцарского шлема или щита. Для её пальчика украшение было чуть великовато, но смотрелось стильно: «Интересно, это плата за mini-концерт перед таможенником или за аренду инструмента нынешней ночью и установку mini-камеры? Какая разница! Прислушаюсь к внутреннему голосу — «не париться». Хороший выход, когда покидать вагон ещё рано, а возвращать «гонорар» уже поздно» — она покрутила подарок и надела на средний палец левой руки. В наушниках вторил голосу разума Фредди Меркьюри «…хочу вырваться на свободу».

Ева всё же проверила Альт, не пострадал ли звук. Её тонкий слух фальши не уловил.

Видеокамеру Ева сразу даже взглядом не зацепила, настолько та была миниатюрна, лишь проведя пальцами по корпусу саксофона, смогла определить её расположение над сложной системой клапанов, имитирующей ещё один из них. Мастерски выполненный фальшклапан вероятно был негласным пунктом договора, который она ещё и в глаза-то не видела. Что ж за обещанную ей сумму и ради выступлений перед европейской публикой, она готова принять «реконструкцию» Альта.

Далее Ева ехала одна. Купе было полностью оплачено до Ниццы. Соседи, Антон и Сергей, словно ошпаренные выскочили из вагона в чешском Бржецлаве, не доехав до места назначения.

Время тянулось медленно, предстояло ещё почти сутки провести в вагоне. Ева взялась бы репетировать, прорабатывая сложные в исполнении музыкальные фрагменты, но в сложившихся обстоятельствах это было исключено.

Отвела душу, поболтала по телефону с подружкой Юлькой, которая уже два года жила заграницей.