Севастополь. Сборник литературно-художественных произведений о героической обороне и освобождении го - Петров Евгений Петрович - Страница 27

— Эх, комиссар, знаешь ли ты, что сейчас у меня на душе творится? Силища-то какая появилась! Драться хочется, бить подлого врага так, как учит партия. Личный состав дивизиона бурлит, говорят: "Веди, командир, в бой, бить фашистов будем еще крепче". И мы поведем, комиссар, поведем их вместе с тобой на новые подвиги. С нашими матросами можно большие дела делать! А сейчас наша задача пропагандировать, разъяснять каждую мысль доклада. Мы вооружим, комиссар, наших катерников таким оружием, какого нет у врагов нашей страны…

Девятого и десятого ноября партизаны и подпольщики, оставленные в городах Крыма, сообщили, что наша газета с докладом Сталина о 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, разбросанная с самолетов, достигла цели. Самолеты летали перед рассветом, и уже на рассвете десятки тысяч экземпляров быстро нашли своих читателей. Немецкие коменданты издавали приказы, угрожали расстрелом за чтение советских газет и листовок. Гитлеровцы пытались даже собирать и уничтожать газету, во это уже невозможно было сделать. Многие тысячи советских людей, оказавшихся на территории, оккупированной врагом, прочитали доклад.

Слова правды о войне, о германском фашизме проникли и в гитлеровские войска. Восьмого ноября вечером член Военного Совета флота вызвал меня к себе и приказал издать доклад Сталина брошюрой небольшого размера в плотной цветной обложке. "Чтобы немецкий солдат в кармане шинели мог носить этот документ", — сказал дивизионный комиссар. Я вопросительно посмотрел на Николая Михайловича. Он ответил сразу же: "Издавать будем на двух языках — на русском и немецком, а потом посмотрим, может быть, и на румынском сделаем. На немецком — тираж сто тысяч, не меньше. Понял?"

Обратно с флагманского командного пункта я как на крыльях летел в редакцию. Вот оно задание-то! Надо в очень короткий срок издать свыше ста тысяч экземпляров, да еще на двух языках. Печать займет немного времени, но как сфальцевать и сшить такой тираж при наличии трех переплетчиц и одного допотопного брошюровального станка? Даже при круглосуточной работе этот станок даст самое большее шесть-семь тысяч в сутки.

А нам нужно сделать в пять-шесть дней свыше ста тысяч экземпляров. И пока считал бесконечные ступени на зигзагообразной каменной лестнице, что вела от бухты на улицу Ленина, в голове созрел уже весь основной план работы. Народ поможет срочно выпустить брошюру. Пойду в горком комсомола, пусть выделит десяток девушек, да члены семей рабочих типографии придут. Вот и осилим. Сошьем вручную, брошюру дадим быстро, по-фронтовому.

И дали. Пока набирали, печатали и брошюровали русский текст, наборщики набрали и сверстали немецкий. Шрифтов оказалось вполне достаточно. Брошюра получилась на славу: текст четкий, бумага хорошая и обложка такая, какую заказал член Военного Совета. Жены и дети рабочих нашей типографии, комсомолки, присланные из горкома, сфальцевали и сшили весь тираж обоих изданий в течение недели. Работали круглые сутки в две-три смены. Днем и ночью наша буфетчица Марья Артемьевна кормила и поила тружеников. Кладовщик и экспедитор Федор Рожков обрезал бумагу и связывал готовые пачки. Когда тревожный гудок Морского завода призывал в убежище, никто не сходил с места, все продолжали работать. Жена печатника, пожилая беспартийная женщина, на вопрос, почему не идет по тревоге в убежище, отвечала:

— Они-то там, краснофлотцы и красноармейцы, слышите, стреляют по врагу, не уходят в убежище. И мы не пойдем. Мы тоже на посту, мы — севастопольцы.

Наша брошюра с докладом о 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции попала по назначению. Ее находили немецкие и румынские солдаты на дорогах к фронту и в лесах под Севастополем. В снарядных и консервных ящиках, в мешках с хлебом и галетами она попадала в окопы и блиндажи.

Немцы понесли на советско-германском фронте за четыре с половиной месяца ожесточенных боев громадные потери. Было очевидным, что планы немецко-фашистских империалистов молниеносно завоевать СССР потерпели крах. Удары Советской Армии заставляли приходить в себя многих немецких солдат, одураченных гитлеровской пропагандой. Все чаще они начинали задавать себе вопрос, что будет дальше, чем кончится эта война. Понятен поэтому их интерес к распространяемым нами листовкам и брошюрам.

Свои патриотические чувства защитники Севастополя стали выражать в форме политического документа — обязательства, клятвы Родине, Коммунистической партии.

Клятвы различны по содержанию, и подписывали их разные люди. Но мысль одна — драться за свою Родину до последнего дыхания, до последней капли крови. Мудрое слово Коммунистической партии помогало севастопольцам героически отстаивать свой родной город, вдохновляло их на подвиги. Слово партии вооружало советских людей оружием необычайной силы.

— Да, я подал второй рапорт, товарищ мичман… Обидно. Фашисты нашу родную землю топчут, а меня командование не пускает на фронт.

Старшина роты посмотрел в лицо молодого матроса, стоявшего перед ним, увидел прямой, горячий взгляд и прочел в его больших черных глазах с трудом сдерживаемое волнение.

— Понимаю ваше желание. И одобряю, — ответил он. — Но пока время не приспело. Нужно будет, прикажут — пойдем. А сейчас первое дело — готовиться к бою.

И, предупреждая вопрос моряка, добавил:

— Можете итти, товарищ Калюжный.

У самых дверей матрос сделал шаг в сторону, четко повернулся и отдал честь, пропуская невысокого коренастого офицера. Это был полковник, начальник электромеханической школы. Он поздоровался с мичманом, присел к столу и, кивнув в сторону ушедшего матроса, спросил:

— Молодежь на фронт просится, а?

— Так точно, и еще как просится.

— Этот черноглазый, кажется, Калюжный?

— Курсант Калюжный Алексей Владимирович, матрос первого года службы.

Полковник улыбнулся.

— А признайтесь, товарищ мичман, что и вы так же думаете, как этот курсант?

— Не скрою, большую охоту имею итти на фронт. Но я сознаю, что…

— Ясно, товарищ мичман.

Фронт с каждым днем приближался к Крыму, к Севастополю, где находилась электромеханическая школа учебного отряда Черноморского флота.

В эти дни начальник школы получил множество рапортов от матросов и офицеров. И все они разными словами выражали одну мысль: "Прошу отправить меня на фронт". Советские моряки, воспитанные Коммунистической партией, рвались в бой за честь и независимость своей Родины.

— Хорошие у нас с вами воспитанники, товарищ мичман, — подумал вслух начальник школы. — Знаете, я последнее время все чаще вспоминаю теплые слова Михаила Ивановича Калинина о наших курсантах.

…Давно это было, почти двадцать лет назад.

Тогда наш учебный отряд готовил выпуск своего первого комсомольского набора. И вот перед самым выпуском отряд посетил Михаил Иванович Калинин. Пришел он на плац, а личный состав в это время занимался гимнастикой. Посмотрел Михаил Иванович на курсантов, полюбовался их спорыми дружными движениями и сказал: "А замечательные из комсомольцев выйдут моряки".

Начальник школы встал и сказал строго и торжественно:

— Так вот, товарищ мичман. Настал час проверки наших питомцев. Скоро — на фронт.

Алексей Калюжный медленно прошел длинным коридором школы. На лестничной площадке он почти столкнулся с матросом Дмитрием Погореловым.

— Куда это ты торопишься, Дмитрий?

Погорелов смущенно проговорил:

— Да вот мичман зачем-то вызывает. И не догадаюсь.

— Ой, хитришь, Дима! Рапорт подавал?

— Было дело, а что?

— А то, что напрасно идешь. Откажет. Мне наотрез отказал. Прикажут, говорит, тогда пойдем.

Алексей от души обрадовался встрече с Погореловым. Ему, взволнованному и опечаленному вторым отказом в отправке на фронт, сейчас особенно приятно было встретить спокойного и рассудительного Погорелова.