Севастополь. Сборник литературно-художественных произведений о героической обороне и освобождении го - Петров Евгений Петрович - Страница 26

— Будет газета и будет скоро, — отвечаю на их немые вопросы.

Из секретариата бежит дежурный по редакции и торопливо докладывает:

— Товарищ комиссар, что прикажете отвечать на звонки? По всем телефонам один вопрос — когда выйдет газета?

— Отвечай — скоро, как только отпечатаем.

— Так и отвечаю, но их это не удовлетворяет. Требуют более определенные сроки.

— Скажи, что весь редакционный и типографский коллектив живет сейчас только одной мыслью — как можно скорее дать фронту газету с докладом Сталина.

Выходим за ворота. Улица Ленина заставлена машинами, мотоциклами, повозками… Это все к нам. Зенушкин тревожно говорит: "Надо их рассредоточить, вишь, сколько понаехало". Приказываю дежурному заняться этим делом и распределить машины, повозки, мотоциклы и верховых лошадей по ближайшим переулкам и дворам под деревья. Кто их знает, фашистов, если погода нелетная, так снарядами станут гвоздить. И как бы в ответ на эту мысль раздался уже знакомый всем и достаточно противный звук летящего снаряда. Взрыв раздался где-то за нами на горе.

Снова нарастающий звук, похожий на скрежет, вой, скрип, и вот сухой отрывистый разрыв совсем рядом, в соседнем дворе. Вместе с рыжим пламенем разрыва над крышей типографии сверкнула голубая молния, и ровный шум работающих печатных машин сразу же прекратился. На дворе типографии стало совсем тихо, слышно было, как рослый старшина с кудрявым чубом и чапаевскими усами вслух читал полосу с докладом. Краснофлотцы и красноармейцы, сгрудившиеся вокруг него, сосредоточенно слушали.

Из печатного цеха бежали наш главный экспедитор старшина Федор Рожков и выпускающий Василий Иванович Бекерский. Я уже знал, что они скажут, и сразу же спросил: звонили дежурному электросети? Оказывается, уже звонили. Снаряд перебил воздушную линию проводов, на которой «сидит» наша типография, и теперь надо работать вручную. Ну что же, не впервой. И на сей случай у нас было свое расписание. Оно не называлось боевым, нет, это было просто расписание всех людей на пять смен по шесть человек в каждой для «колесоверчения», как однажды выразился художник Федор Решетников, часто крутивший вместе со всеми колесо тяжелой машины.

Все смены были приведены "в рабочее состояние", но крутить им одним не пришлось: к машине стали краснофлотцы, прибывшие за газетами. И колесо завертелось быстрее.

Как ни старались бойцы, весь тираж в несколько часов все равно сделать было нельзя. Поэтому решили дать фронту пока хоть часть газет, с тем чтобы до вечера напечатать остальные. И сколько было потом звонков, теплых и радостных слов горячей матросской благодарности коллективу, давшему фронту газеты с докладом Сталина. Газету читали вслух в кубриках и на боевых постах кораблей, на огневых позициях батарей, в капонирах для самолетов, в землянках и дзотах, в сырых и холодных окопах. Устами Сталина с народом говорила великая Коммунистическая партия. Каждое слово доклада вселяло в бойцов новую силу и уверенность в победу нашего правого дела, будило в сердцах советских людей самые лучшие патриотические чувства, поднимая воинов на героические подвиги.

Командиры и политработники постарались донести слова доклада до каждого защитника Севастополя. Были такие окопы, в которые днем не попасть: противник, сидевший в двух сотнях метров, поливал все подступы к окопам из пулеметов и автоматов. Прорваться сквозь такой огонь не представлялось никакой возможности. Хода сообщения в те дни еще не отрыли, и к бойцам передовой линии пробирались только с наступлением темноты. Но газету надо было передать днем. Политработники нашли выход: в пустую консервную банку клали пару газет, камень для весу и швыряли через открытое пространство в свои окопы. Немцы удивленно смотрели на эту «игру» русских и ничего не понимали.

К вечеру восстановили линию, питавшую типографию, дали ток, и редакция решила выпустить на малой ротации новый вариант газеты уменьшенного формата. В этот номер вошел только доклад и отклики на него. И вот когда ротация уже отсчитывала последние тысячи тиража, а я спокойно спал после двухсуточной работы, дежурный поднял меня с постели и позвал к телефону. Грубовато-ласковый бас члена Военного Совета флота дивизионного комиссара Николая Михайловича Кулакова зарокотал в трубке.

— Ну, славно вчера и сегодня поработали! Весь фронт говорит спасибо за газету. Передай коллективу твоих молодцов благодарность от Военного Совета. А самое главное не в благодарности. Главное в том, чтобы вы еще дали тысяч этак с полсотни для городов Крыма, оккупированных фашистами. Понял, какое значение будет иметь этот доклад для русских людей там, в тылу у врага, если мы газету завтра утречком разбросаем с самолетов по всему Крыму? Сколько сможешь дать к утру на самолеты, а? Одним словом, доложишь мне точно через полчаса.

— Могу сейчас доложить: через полтора часа дам первые десять тысяч, а к четырем часам утра — все пятьдесят. Народ у нас работает с таким подъемом…

— Весь фронт работает с подъемом. Немцы, вероятно, подумали, что мы целый корпус в подкрепление получили. Слышишь, как наши корабли да батареи бьют!

С улицы доносился грохот залпов, и зеленоватые зарницы орудийных вспышек освещали бухту и тучи, нависшие над городом. Гитлеровцы пытались отвечать, но их батареи быстро подавлялись огнем нашей корабельной артиллерии.

Сон как рукой сняло. А тут снова звонки и запросы: будет ли завтра в номере опубликована речь Сталина на московском параде и отчет о параде.

Из кромешной тьмы у ворот то и дело возникают рассыльные с пакетами. Они несут в редакцию патриотические отклики на доклад и выступление Сталина на параде 7 ноября. Тут резолюции, принятые на митингах, скупые, но горячие патриотические слова, выражающие непоколебимое мужество защитников Севастополя. Словно крылья выросли у людей, силы втрое прибавилось.

Вот пишут летчики эскадрильи штурмовиков Героя Советского Союза капитана Губрия:

Где-то в известном только штабу флота квадрате моря идет в Севастополь боевой корабль. На корабле прошли беседы по кубрикам и боевым постам. И весь личный состав подписал патриотическое письмо в газету, переданное по радио.

Десятки резолюций были получены в редакции, но поместить мы могли очень немногие. Газета выходит небольшим форматом. И снова раздаются звонки. Звонят командиры и комиссары частей, обижаются, почему не поместили в газете их отклики на доклад.

Вот опять звонит Роман Черноусов.

— Поймите, товарищ комиссар, — говорит он. — Мы в эту резолюцию вложили самые сокровенные мысли, сочиняли и редактировали ее коллективно, послали к вам своевременно, а самое главное — мы эту резолюцию подкрепили делом. Гитлеровцы, как очумелые, бегали по Каче, когда мы по этому поселку хватили фугасными.

Уверяю Черноусова, что трудно с местом, газета мала, но постараемся найти уголок и для их резолюции.

— Обязательно найдите, — не унимается Черноусов. — Нашли же для летчиков, для экипажей кораблей, а батарейцев зажимаете. Что же мы воюем хуже их, что ли?..

Хорошие разговоры с командирами и комиссарами частей! Так упорно настаивают на помещении откликов, значит эти отклики идут от самого сердца. Выступления на митингах, собраниях, беседах на кораблях и в частях и принимаемые резолюции отражали всеобщий подъем.

Командир дивизиона сторожевых катеров, известный на флоте физкультурник, после того как прослушал доклад, пришел в кают-компанию базы, обнял подошедшего комиссара и расцеловал его.