Конан (сборник) - Говард Роберт Ирвин - Страница 41

Снова он бросил всю свою исполинскую мощь против силы, которая держала его прижатым к столбу, но так и не освободился. Он мог двигать ногами и руками и даже немного поворачивать голову в одну или другую сторону. Но его туловище было крепко схвачено железной кольчугой, в которую оно было облачено.

Луна стала светить ярче. Конан увидел, что у его ног и со всех сторон вокруг основания памятника валялись леденящие душу останки других жертв. Человеческие кости и зубы были свалены в кучу как старый мусор; он, должно быть, топтался по ним, когда таинственная сила тянула его к столбу.

При более ярком освещении Конан к своему беспокойству увидел, что эти останки были коегде обесцвечены. Присмотревшись, он увидел, что кости как будто были изъедены в некоторых местах, как если бы какаято едкая жидкость растворила их гладкую поверхность, обнажив внутреннюю губчатую структуру.

Он поворачивал голову из стороны в сторону в поисках какоголибо средства для спасения. Похоже, что слова красноречивого кхитайца были правдой, но внезапно он разглядел в причудливых пятнах на каменном столбе кусочки железа, прижатые невидимой силой. Слева от себя он увидел лом, лопату и проржавевшую чашу шлема, а с другой стороне к камню был прижат изъеденный временем кинжал. Он еще раз бросил свою мощь против неощутимой силы…

Снизу донесся жуткий звук свирели — насмешливая, сводящая с ума мелодия. Напрягши глаза, Конан увидел в переменчивом лунном свете, что Фенг после всего не ушел. Напротив, герцог сидел на склоне холма, у самого его подножия. Он вытащил странную флейту из своих огромных одеяний и играл на ней.

Сквозь пронзительный звук свирели ушей Конана достиг другой, слабый, мягкий звук. Казалось, что он идет сверху. Мышцы на бычьей шее Конана вздулись, когда он поднял голову, чтобы посмотреть наверх; при этом движении острие туранского шлема заскрежетало по камню. И тогда кровь застыла у него в жилах.

Туман, который скрывал вершину пилона, исчез. Свет восходящей луны падал и проходил сквозь чтото бесформенное, неприлично усевшееся на вершине колонны. Оно напоминало огромный кусок дрожащего полупрозрачного желе — и было живым. Жизнь — бьющаяся, раздувающаяся — пульсировала внутри него. Лунный свет влажно поблескивал на его поверхности от ударов, напоминающих биение огромного живого сердца.

Оцепенев от ужаса, Конан увидел, как обитатель верхушки монолита выпустил в его направлении струйку желе, ощупывающую столб. Покрытое слизью щупальце скользнуло по гладкой поверхности камня. Конан начал догадываться о происхождении бесцветных пятен на поверхности монолита.

Ветер поменял направление и порыв воздуха сверху донес до ноздрей Конана тошнотворное зловоние. Теперь он знал почему кости у основания столба имели такой странный изъеденный вид. С ужасом, почти лишившим его мужества, он понял, что это желеподобное создание выделяло пищеварительную жидкость, с помощью которой оно поглощало свою добычу. Ему стало интересно, сколько людей за прошедшие столетия стояло на этом месте привязанными беспомощно к столбу в ожидании обжигающих ласк отвратительного чудовища, сейчас спускающегося к нему.

Возможно странная игра Фенга вызывала его на пиршество, или запах живой плоти. Как бы то ни было, оно начало медленный, дюйм за дюймом, спуск по столбу к лицу Конана. Медленно скользя к нему, влажное желе посасывало и пускало слюни.

Отчаяние придало новые силы его схваченным, уставшим мускулам. Он начал метаться из стороны в сторону, пытаясь из последних сил преодолеть хватку таинственной силы. К своему удивлению, он обнаружил, что одним из рывков он переместился вокруг колонны.

Значит, то, что держит его, не лишает его всех движений! Это дало ему пищу для размышлений, хотя он знал, что не сможет таким образом долго уклоняться от этого живого желе.

Чтото кольнуло его в бок кольчуги. Посмотрев вниз, он увидел разъеденный ржавчиной кинжал, на который раньше едва обратил внимание. Своим движением вокруг столба он развернул рукоятку оружия к ребрам.

Верхняя часть руки попрежнему была прикована к камню рукавом кольчуги, но предплечье и ладонь были свободны. Сможет ли он согнуть руку так чтобы дотянуться до кинжала?

Он с напряжением начал продвигать руку вдоль камня. Рукав кольчуги медленно скрежетал по поверхности; пот струйкой стекал на глаза. Постепенно его напряженная рука продвигалась к рукоятке кинжала. Издевательская мелодия флейты Фенга доводила его до бешенства, а дьявольское зловоние слизняка забивало ноздри.

Его рука дотронулась до кинжала и через мгновение он крепко схватил рукоятку. Но когда он попытался оторвать кинжал от столба, проржавевшее лезвие сломалось с пронзительным лязгом. Опустив глаза, он увидел, что примерно две трети лезвия, от места, где оно начинает сужаться, отломалось и теперь плоско лежало на камне. Оставшаяся треть попрежнему торчала из рукоятки. Поскольку в кинжале теперь было меньше железа, которое притягивал столб, Конану удалось страшным мышечным усилием оторвать обрубок оружия от столба.

Осмотрев обрубок, Конан увидел, что, хотя большая часть лезвия пропала, очевидно острые края все же остались. Его мускулы дрожали от напряжения, чтобы удержать орудие от притяжения камня. Он поднес острый край остатка лезвия к кожаному ремню, который соединял половины его кольчуги и начал осторожно пилить крепкую сыромятную кожу ржавым лезвием.

Каждое движение было пыткой. Муки ожидания стали невыносимыми. Его рука, неудобно согнутая, болела и начинала неметь. Древнее лезвие было с зазубринами, тонкое и ломкое; поспешным движением его можно было сломать и остаться беспомощным. Рывок за рывком он пилил вверхвниз с необычайной осторожностью. Вонь чудовища становилась все сильнее, а посасывающие звуки его движения все громче.

И тут Конан почувствовал как ремень лопнул. В следующее мгновение он бросил все свои силы против таинственной силы, которая держала его в плену. Ремень прошел через отверстия в кольчуге и, наконец, одна сторона ее раскрылась. Ему удалось освободить плечо и руку.

Вдруг он почувствовал легкий толчок в голову. Вонь стала невыносимой и его невидимый противник толкал шлем сверху то с одной, то с другой стороны. Конан понял, что желеподобный усик достиг его шлема и ощупывает его поверхность в поисках плоти. В любой момент едкое вещество может просочиться на его лицо…

Безумным рывком он выдернул руку из рукава неразвязанной части кольчуги. Освободившейся рукой он отстегнул пояс с мечом и застежку на подбородке шлема. И тогда он весь вырвался на свободу из намертво стягивающей кольчуги, оставив саблю и броню распластанными на камне.

Шатаясь, он отбежал от колонны и на мгновение остановился на дрожащих ногах. Освещенный луной мир плыл у него перед глазами.

Оглянувшись, он увидел, что желеподобное чудовище поглотило его шлем. Сбитое с толку в своих поисках живой плоти, оно выбрасывало все новые щупальца вниз и в стороны, вздрагивая и продолжая поиски в водянистом свете.

Внизу на склоне все играла дьявольская флейта. Фенг сидел на траве склона, скрестив ноги, играя на своей флейте, как будто войдя в какойто нечеловеческий экстаз.

Конан выдернул и отшвырнул кляп. Он обрушился как нападающий леопард. Он схватил герцога за руки и повалил его на землю; они скатились к подножию холма клубком из дорогих одежд и бьющих рук и ног. Удар в голову сломил сопротивление Фенга. Конан засунул руку в широкий рукав кхитайца и выдернул оттуда цилиндр из слоновой кости с документами.

Потом Конан пошатываясь стал возвращаться на холм, волоча за собой Фенга. Когда он достиг ровной площадки вокруг основания монолита, он поднял Фенга над головой. Увидев, что сейчас должно произойти, герцог издал высокий пронзительный вопль, когда Конан швырнул его к столбу. Кхитаец с глухим звуком ударился об колонну и сполз на землю у ее основания без сознания.

Это был щадящий удар, потому что герцог уже так и не почувствовал скользкого прикосновения обитателя монолита, когда стеклянные щупальца достигли его лица. Какоето мгновение Конан мрачно наблюдал за происходящим. Черты лица Фенга превратились в смутно различимое пятно, когда покрытое рябью желе соскользнуло на него. Потом плоть исчезла и показались череп и зубы, застывшие в страшной усмешке. Отвратительный монстр по мере еды становился розовее.