Волчья кровь (СИ) - "Кьюба" - Страница 39
- Предыдущая
- 39/59
- Следующая
Этот стон свел меня с ума, вышиб разум, сорвал крышу, а иначе нельзя объяснить то, что я забыл про все на свете, кроме ласкового движения губ. Я скользнул руками по его плечам, груди, талии, бедрам, и он снова выдохнул, так пронзительно-сладко, что я почувствовал, как тело расползается оплавленным воском от этого родного, долгожданного тепла.
Тонкая ткань рубашки легко разошлась под настойчивыми пальцами, открывая грубую обветренную кожу, и я скользнул вперед и сел, покрывая поцелуями тонкую шею, ключицы, ямочку между ними, дурея от его запаха, от сорванного дыхания. Великие Духи, да разве можно было не сойти с ума от всего этого, не рехнуться прямо там от пальцев, зарывшихся в волосы на затылке, от тихого смеха тут же переходящего в стон, когда руки скользят по спине, а губы обхватывают сосок?
Я поднялся вверх, длинным движением проводя языком дорожку на его груди, целуя шею, целуя податливые губы - его глаза тепло мерцали в сгустившейся темноте, и я целовал и веки, и нежную кожу на виске, и скулы, волосы, и только когда проворные руки неожиданно рванули узел поясного ремня, я зарычал от неожиданности, падая на спину, застонал от мягкого поглаживания длинных пальцев, потянул его на себя, врываясь языком в податливый рот. Это было какое-то странное, иррациональное счастье, целовать его, чувствовать его руки, заглядывать в глаза, скользить ладонями по гибкому телу. Он был такой красивый, совершенный, возбуждающий, что я задохнулся от ярости, пытаясь расстегнуть странную конструкцию на его ремне, Великие Духи, ну что еще придумали эти люди! - и рванул ее, разрывая тонкую, выделанную кожу, слыша жалобный треск ткани и его первый, задыхающийся стон.
Великие Духи, я сошел с ума, растворился в его дыхании, прижимаясь к гибкому телу рядом с собой, чувствуя жар его кожи - и когда он успел расстегнуть мою рубашку? - неважно, все неважно, когда он стонет от моих рук, выгибаясь навстречу, когда скользит ладонями по моим шрамам, нежно обводя полосочки светлой кожи, когда толкается бедрами в мои руки и вскрикивает в такт движениям.
Я потянулся к его губам, наслаждаясь его невероятной, невозможной близостью, возбужденным мерцанием глаз, его сорванным дыханием и тихими вскриками. Он был невыносимо, ошеломляюще красив в темноте под лесным пологом, и я беспомощно заскулил в его сладкий рот, чувствуя, что попал в другой мир, потому что не может быть в этом так ошеломляюще, восхитительно хорошо, горячо, так отчаянно, пронзительно сладко, когда он толкнулся бедрами мне в пах, вызывая вспышку под зажмуренными веками и горячечный стон сквозь сжатые зубы.
Он вцепился тонкими длинными пальцами мне в плечо и громко вскрикнул, когда я обхватил уже нас обоих в сорванном, неверном ритме, потому что... о Духи, да разве можно было думать о ритме когда он рядом, такой восхитительный, такой горячий, сладкий, стонущий в моих руках и отчаянно ругающийся за каждое промедление...
Он с силой схватил меня за волосы, прижимаясь к губам, опрокинул на обжигающе холодный снег, и я толкнулся ему в бедра, сжимая руку, и он ответил мне резкими движениями - о да, давай, мальчик мой, самый хороший, самый лучший, давай, да-а-а... - оргазм накатил с головой, вышибая дух одной сияющей, громадной волной, и последнее, что я услышал, прежде чем пальцы Ольтара впились мне в плечи, был его задыхающийся, сорванный крик.
Я не понял, сколько времени мы пролежали неподвижно, но когда я, наконец, открыл глаза, чуть морщась от ледяного снега под кожей, небо, проглядывающее сквозь заснеженные ветви, было совсем темным. Ольтар, лежащий на мне, слегка пошевелился, и я крепче обхватил его руками, чтобы не вздумал уходить, но он лишь поднял голову с моей груди и посмотрел сияющими, смеющимися глазами.
- Итак, - прошептал он, нависая надо мной. - Ты меня все же не трахнул, лживый волк, а ведь обещал.
Я измученно заскулил под смех этого несносного двуногого и стукнулся затылком о ледяную корку, чувствуя, как расползаются губы в неудержимой улыбке.
Глава 15. Опасность.
- Давай загрузим дрова в куртки, свяжем рукава и закинем мне на спину? Сядешь сверху, и я донесу нас до пещеры, - предложил я, подцепляя носком деревяшку и откидывая ее в общую кучу.
- Ну давай, - Ольтар нахмурился и принял от меня куртку. - А как ты проворачиваешь этот фокус с одеждой?
- Что? - не понял я и перекинул тяжелое бревно со снега на разложенные вещи.
Ольтар выпрямился и посмотрел на меня. Я ему улыбнулся и продолжил перетаскивать куски трухлявой ольхи.
- Ты перекидываешься, но одежда не исчезает и не рвется. Как?
- Не задумывался над этим, - я недоуменно покачал головой. - В первую смену тела волчата оказываются без одежды, но потом она сохраняется, сколько бы мы ни перекидывались.
- Чертовщина какая-то, - пробурчал он, и я невольно улыбнулся: так обиженно и по-детски он это произнес.
Пока мы поднимались и приводили в порядок одежду, окончательно стемнело. На безоблачном небе мерцали звезды, и я оторвался от перекладывания древесины, вглядываясь в созвездие охотящегося волка. К северу от него раскинулся на полнеба марал, задевающий рогами полную луну. В полночь самая крайняя звезда его левого рога указывала на восток, и по ней ориентировались на охоте молодые волчата, еще не чувствующие направления.
- Виктор, ты порвал мне рубашку, - проворчал Ольтар, связывая рукава курток друг с другом.
Я оглядел его тонкую фигуру, темнеющую на фоне снега, и подошел, со спины обхватывая его за талию. Уткнулся носом в теплую шею, покрытую мурашками от мороза, выдохнул на почти прозрачную, светлую кожу. Ольтар поежился, передергивая плечами, и запрокинул голову, затылком упираясь мне в плечо.
- И все же ты ее порвал. А другой у меня нет.
- Я отдам тебе свою, - пообещал я, выцеловывая гибкую шею.
- Ну замечательно, - он фыркнул, закидывая руку за голову и зарываясь пальцами мне в волосы. - Но ты же и ее порвешь?
- О, да, - я согласно улыбнулся. Я был готов порвать на нем все эти тряпки, если бы не зимний мороз. - Уж извини.
- А что ты извиняешься? - он хохотнул, выворачиваясь из объятия. - Ремень порвал, а штаны целы.
- Предыдущая
- 39/59
- Следующая