Принцессы Романовы: царские дочери - Прокофьева Елена Владимировна "Dolorosa" - Страница 30

Похвала графини Эдлинг тем более ценна, что фрейлина Елизаветы Алексеевны не относилась к числу друзей великой княжны Екатерины Павловны. Дело в том, что Екатерина Павловна никогда не дружила со своей невесткой. А графиня Эдлинг, как и все приближенные очаровательной и печальной Елизаветы Алексеевны, обожала ее, сочувствовала ей и осуждала императора, сделавшего жену несчастной, открыто ей изменявшего. Екатерина Павловна брата поддерживала во всем, в том числе и в его связи с красавицей Марией Нарышкиной. Для младшей сестры Александр был непогрешим, любое его решение она воспринимала как единственно правильное и любой его поступок – как мудрый и достойный. Впрочем, Елизавета Алексеевна и сама золовку едва терпела. Она писала своей матери: «Я никогда не видела более странную личность. Она идет по дурной дороге, избрав образцом мнений, поведения и манер своего братца Константина. Она говорит тоном, который не подошел бы и женщине в 40 лет, не говоря уж о 19-летней девушке!» Константин Павлович обладал настолько вздорным и агрессивным характером, что это даже привело его к разводу с герцогиней Саксен-Кобургской. Сравнивая Екатерину с Константином, Елизавета Алексеевна откровенно злословила. К тому же она была не права: Екатерина никогда не относилась к числу поклонников Константина. Она обожала одного только Александра. А он обожал ее…

Александр ласково звал Екатерину «обезьянкой» и производными от этого слова – «Бязяна», «Бизямс», «Бизям-Бизямовна». Находясь в разлуке с сестрой, император писал ей ежедневно. Он лично занимался вопросом ее замужества. Точнее, ревниво отваживал от Екатерины Павловны тех женихов, которые, по мнению старшего брата, были ее недостойны.

Некоторые из историков – например Анри Валлотон и Анри Труайя – считают, что отношения между Екатериной и Александром были не совсем теми, которые подобают брату и сестре… что между ними даже существовала кровосмесительная связь. В качестве доказательства приводят письма Александра к сестре, действительно несколько странные.

Вот выдержка из одного, от 19 сентября 1805 года, – Александру в ту пору было двадцать восемь лет, его сестре не исполнилось и семнадцати: «Если Вы сумасшедшая, то по крайней мере, самая обольстительная из всех сумасшедших… Я без ума от Вас, слышите?.. Прощайте, очарование моих очей, прелесть моего сердца, звезда века, явление природы, или – что лучше всего – Бизям-Бизямовна с плоским носиком!»

В другом письме: «Что поделывает Ваш дорогой носик? Мне так приятно прижиматься к нему и целовать его… Надеюсь, он не стал бесчувственным ко мне за то бесконечное время, которое нас разделяет?»

В третьем: «Ваша любовь необходима для моего счастья, потому что Вы самое красивое создание в мире!.. Прощайте, любимая подружка, возлюбленная глупышка души моей, я боготворю Вас и надеюсь, что Вы не отвергнете меня…»

Страстная переписка растянулась на годы.

И вот строки из письма от 25 апреля 1811 года, к уже замужней Екатерине, жившей с супругом в Твери: «Я люблю Вас до сумасшествия, до безумия, как маньяк!.. Набегавшись, как сумасшедший, я надеюсь насладиться отдыхом в Ваших объятиях. Увы, я не могу воспользоваться моими прежними правами (речь идет о Ваших ножках, вы понимаете?) и покрыть Вас нежнейшими поцелуями в Вашей спальне в Твери…»

Были ли император Александр и великая княжна Екатерина Павловна любовниками – точно, конечно же, неизвестно. Монархисты считают возмутительным само предположение о том, что православный царь, помазанник Божий, мог впасть в такой грех. Светские историки указывают на письма как на явное доказательство… по крайней мере того, что отношения брата и сестры были весьма оригинальные. Однако же и они стараются быть осторожными.

Историк Н. А. Троицкий о последнем из процитированных писем рассуждает так: «Все биографы Александра I, касавшиеся этого письма, были шокированы или, по меньшей мере, озадачены им. Они если и думали, то гнали от себя мысль о возможности кровосмесительной связи между царем и великой княгиней, а других объяснений не находили. Может быть, в письме нет никакой тайны, то есть в нем сказано все о чувстве, которое связывало брата и сестру? Тогда это чувство можно определить как платоническую любовь. По отношению к Александру Павловичу такое объяснение подходит больше других, ибо он всю свою жизнь пребывал в хроническом восхищении перед всеми красивыми женщинами, попадавшимися ему на глаза…»

Другой историк, А. Н. Сахаров, не так уверен в платонической природе чувств Александра к сестре, но и он не смеет открыто высказать мнение о сути их отношений: «В дни Тильзита одиночество Александра было особенно ощутимым. У него была мать, но она оставалась его врагом; у него была жена, она являлась его другом, но его не связывали с ней узы интимной близости; у него была любовница, но она не была его другом и доверенным лицом. И лишь один человек, кажется, заменял ему иногда и мать, и друга, и жену, и, видимо, любовницу – это была его сестра Екатерина Павловна, с которой еще с юности Александра связывали тесные и весьма личные отношения. Его письма к ней в разные годы жизни вполне приоткрывают их особые чувства. И не случайно, когда уже после переговоров в Эрфурте Наполеон запросил ее руки, Александр пришел в ярость, и это было одной из тех тайных причин, которые определили охлаждение отношений между двумя европейскими властелинами. Но до этого было еще далеко. Впереди был еще Эрфурт, где Александру предстояло продолжить свою непростую игру с гениальным полководцем и незаурядным политиком…»

Правду нам уже не узнать. Для биографии Екатерины Павловны достаточно уже того, что при дворе ходили слухи об ее кровосмесительной связи с братом. Что у супруги Александра, Елизаветы Алексеевны, было достаточно поводов для неприязни к великой княжне Екатерине, и неприязнь эта была взаимной. И если принять за истину предположение, что Екатерина была любовницей своего старшего брата, можно считать, что эта ее первая интимная связь стала самой скандальной: все остальные прегрешения великой княжны выглядят куда более невинными.

А прегрешения имели место быть.

Точно установленный факт: любовником великой княжны Екатерины Павловны был Петр Иванович Багратион, прославленный генерал, любимец армии, грузинскую фамилию которого солдаты расшифровывали не иначе как «Бог рати он». Екатерина Павловна получила возможность близко – очень близко! – познакомиться с ним, когда Багратион был назначен летним комендантом Павловска, где вдовствующая императрица Мария Федоровна жила со своими дочерьми.

Петр Иванович был старше великой княжны на двадцать три года, он был некрасив и при этом – неотразим, как всякий поистине выдающийся человек. Про Багратиона можно сказать, что он был не человеком, а явлением. Военный гений его вызывал восхищение даже у врагов, а его безупречная верность долгу очаровывала владык. Уже одно то, что ему покровительствовали два императора, причем такие разные в своих пристрастиях – Павел I и Александр I, – говорит о его уникальности. Тем более что никогда Багратион не располагал к себе сильных мира сего лестью или интригами: для него существовали только армия и только его долг. Если бы его никак не награждали за служебное рвение, он бы все равно служил не за страх, а за совесть.

Павел I, пораженный талантами Багратиона после удачных гатчинских маневров, своей волей женил бедного, но подающего большие надежды военного на обладательнице колоссального приданого, внучатой племяннице Потемкина Екатерине Павловне Скавронской. Супруги никогда не любили друг друга и даже почти не жили вместе, детей у них не было, а с 1805 года Екатерина Павловна Багратион и вовсе переехала жить в Европу, где меняла любовников, как перчатки, и родила дочь от Меттерниха. «Екатерина скандально прославилась на всю Европу. Прозванная „Le bel ange nu“ („Обнаженным Ангелом“) за своё пристрастие к прозрачным платьям и „Сhatte blanche“ („Белой кошкой“) – за безграничную чувственность, она вышла замуж за генерала князя Петра Багратиона. От матери она унаследовала ангельское выражение лица, алебастровую белизну кожи, голубые глаза и каскад золотых волос», – писал о ней Саймон Себаг-Монтефиоре в книге «Потемкин».