Чекисты [Сборник] - Коллектив авторов - Страница 20

Совсем это не просто и не легко — из крохотной избушки соорудить хоть какое-то подобие штаба. Пришлось раздобыть в соседнем именье поясцой портрет бывшего государя императора Николая Романова, водрузив его на закопченную стенку. Понавесили погуще проводов, на стол поставили полевой телефон.

Самое трудное началось с наступлением темноты, когда отправились они встречать курьера. Ночь, к счастью, выдалась сухая, без дождя. Изредка из-за туч появлялась луна, скупо освещая мохнатые придорожные ели.

Ждали они недолго. Близко к полуночи из темноты показались две неясные фигуры. Впереди, они это сразу поняли, шагал военмор Солоницин.

— Стой! — грозно окликнул Саша Васильев и, как наставлял их Федор Васильевич, щелкнул затвором берданки. — Кто идет?

— Православные мы, истинно православные! — тихо произнес Солоницин.

Это был пароль, все было правильно.

И тут началась комедия.

— Господи, неужто проклятущая совдепия позади? — не то всхлипнул, не то рассмеялся курьер, высунувшись из-за спины своего проводника. — Миленькие вы мои, до чего же я рад!

— Молчать! — цыкнул на него Саша Васильев, и Криночкин с тревогой почувствовал, что товарищ его закипает. — Оружие при себе имеете? Попрошу сдать!

Дальше они тронулись гуськом. Наган, взятый у курьера, Саша Васильев засунул под ремень. Замыкающим шел Криночкин.

В «штабе» комедия продолжалась полным ходом. От новенького ли мундира Федора Васильевича с золотыми погонами или от царского портрета, едва различимого при тусклом свете керосиновой лампы, но курьер и вовсе ошалел. Скинул шапку, принялся размашисто креститься, а потом вытащил из-за пазухи дольчатую английскую гр акта ту.

— Вот, господин поручик, до последней минуты берег… Коли что, думал, себя взорву к чертовой матери и большевичков заодно. Теперь-то она мне не потребуется…

— Совершенно верно, — подтвердил Федор Васильевич, забирая у него гранату. — Теперь вам опасаться некого… Приступим, однако, к делу, если не возражаете?

Курьер вытащил карту-двухверстку.

— Здесь наши друзья изобразили дислокацию красных, самую последнюю, свеженькую… А вообще наиболее конфиденциальное мне приказано доложить лично…

— Лично, значит? — оживился Федор Васильевич. — Это хорошо, давайте докладывайте…

Как ни проста была ораниенбаумская комбинация, а она помогла чекистам ухватиться за ниточку, которой недоставало в «Английской папке». И не за одну ниточку, а сразу за несколько. Еще неизвестны были масштабы заговора, еще оставались на свободе главные его организаторы, а ЧК уже вышла на верную дорогу.

Механик воздушного дивизиона Дмитрий Солоницин пришел к Егорову с важным сообщением.

Не большевик, а пока лишь сочувствующий, как он себя называл, Солоницин еще с весны начал догадываться, что командир дивизиона совсем не тот, за кого старается себя выдать. Точно два лица было у Бориса Павлиновича Берга: одно для начальства из Реввоенсовета флота, где считают его энергичным и одаренным специалистом, а другое неведомо для кого, тайное, хитро замаскированное.

Сперва Солоницин собирался пойти со своими подозрениями в Особый отдел, но тут же и передумал. А вдруг чекисты ему не поверят? Скажут, что все это пустяки, что наговаривает он на преданного Советской власти командира? Нет, прежде надо было собрать побольше фактов.

Безвыходное положение создалось, когда приказали ему сопровождать курьера из Петрограда. Тут уж, поверят или не поверят, надо было подаваться в ЧК.

— Эх ты, Шерлок Холмс неумытый! — рассердился Егоров, выслушав исповедь механика. — Он, видите ли, надумал один во всем разобраться! А мы что, по-твоему, лаптем щи хлебаем?

Однако сердиться было поздно. И тогда Егоров, стремясь ускорить следствие, придумал свою комбинацию.

В лесном «штабе» развязка наступила быстро. Курьер сам себя обезоружил, устные свои сведения выложил — спектакль приближался к финалу.

— Сейчас прибудет авто, и вас повезут для доклада его высокопревосходительству, — объявил Федор Васильевич.

— Бог ты мой, какая высокая честь! — взвился курьер от радости. — Меня представят Юденичу? Неужели я заслужил?.

Заслужили, — сухо подтвердил Федор Васильевич.

Вслед за тем совдеповский «мерседес-бенц» доставил курьера в Ораниенбаум, к воротам Особого отдела.

О дальнейшем догадаться нетрудно. В первые минуты курьер обомлел и лишился дара речи, увидев вместо генерала Юденича довольно сердитого мужчину в кожаной комиссарской куртке, затем впал в истерику и, взвизгивая, требовал немедленного расстрела — все равно он ни словечка не скажет, хоть режьте его на куски. Затем, как и следовало предполагать, довольно быстро обмяк и начал отвечать на вопросы, интересующие начальника Особого отдела.

Сам по себе этот молодой человек ничего не значил. Единственный сынок статского советника, недоучившийся студент, прапорщик военного времени, от мобилизации в Красную Армию уклонялся.

Гораздо важнее были показания курьера о пославших его лицах. Выходило, если принять их на веру, что в пользу белых работают весьма авторитетные военспецы из петроградских штабных учреждений.

Распорядившись о немедленном аресте командира воздушного дивизиона Берга, Александр Кузьмич поехал в Петроград, на Гороховую. Кустарничать было слишком опасно, все это пахло крупным контрреволюционным заговором.

Профессора к ораниенбаумскому делу подключили после того, как командир воздушного дивизиона написал первое свое собственноручное показание.

Показание это было неслыханным.

«Я — главный агент английской разведки в Петрограде, — утверждал Борис Берг. — Инструкции получал из разведывательной конторы в Стокгольме. Имею также постоянную связь с английским консулом в Гельсингфорсе, посылал к нему курьеров».

Ничто человеческое не было чуждо Профессору, и поначалу он откровенно обрадовался. Да и как было не радоваться, когда наконец-то разоблачен проклятый «СТ-25», доставивший ему столько беспокойства! Сам во всем сознается, решил прекратить игру.

Но радость оказалась недолгой, уступив место привычному сомнению. Что-то уж больно легко все получалось, не суют ли ему ловкую подмену…

— Послушай, Александр Кузьмич, — спросил он Егорова, — а в Москву ездил твой Берг?

— Когда?

— Ну, весной нынче, летом…

— Нет, не ездил, — подумав, сказал Егоров. — Некогда было ему разъезжать, дивизион на нем висел… У нас околачивался, сукин сын, в Ораниенбауме…

Еще сильнее засомневался Профессор, увидев Берга. Допрос вел Егоров, с обычной своей дотошностью уточнял все подробности, а он пристроился в сторонке, наблюдал молча.

Перед Егоровым, нервничая, сидел плотный, широкоплечий здоровяк. Черноволосый, с большими залысинами на лбу, лицо скуластое, монгольского типа, подбородок книзу заострен. Словом, на «СТ-25» нисколько не похожий.

— При каких обстоятельствах и где именно познакомились вы с капитаном Кроми? — быстро спросил Профессор по-английски.

Вопроса Берг не понял. Видно было, что лишь фамилия Кроми заставила его насторожиться.

— Простите… В Морском корпусе мы плохо занимались языками, и я не совсем уловил…

— Иначе говоря, — перешел Профессор на русский, — я хочу знать, кто и когда велел вам в случае ареста принимать все на себя?

— Никто мне не велел…

— Вы лжете, Берг, причем без какой-либо надежды на успех! Кроми вас завербовал, нам это известно, и чужую роль вы играете отнюдь не по своей доброй воле. Подумайте, какой вам смысл брать на свою голову лишнее?

Думал Берг четыре дня. И додумался. Признал, что работать на английскую разведку начал еще с капитаном Кроми, что знакомство у них завязалось в военные годы, в ресторане «Донон», а после провала английской миссии был передан в распоряжение нового резидента Интеллидженс сервис.

Фамилии его, к сожалению, не знает. Это худощавый высокий мужчина лет тридцати, до чрезвычайности осторожный, никому обычно не доверяющий. Зовут его по-разному: иногда Михаилом Иванычем, иногда просто Пантюшкой.