Чекисты [Сборник] - Коллектив авторов - Страница 19

— Какой?

— Полагаю, Интеллидженс сервис…

Закончив разговор с Нэпиром и пообещав ему возвращение на родину сразу после окончания гражданской войны, Профессор снова перебрал все накопленное в «Английской папке».

Достигнутыми результатами он был не удовлетворен. Слишком медленное продвижение вперед, слишком много еще белых пятен. Одно только несомненно: противник у него серьезный, весьма и весьма опытный. И ходит, возможно, где-то рядом, пользуясь преимуществами своего положения…

На Гороховой в ту пору готовились к массовым обыскам в буржуазных кварталах Петрограда. Явственно возросла угроза нового наступления Юденича, нужно было очищать город от враждебных элементов, обезопасить тылы.

Про себя Профессор надеялся, что в сети новой облавы попадет и тот, кто интересовал его больше всего. Желательно вместе с помощницей, с этой таинственной Мисс.

Особых оснований для подобных надежд не было, и все же он надеялся. Сам пошел на инструктаж руководителей поисковых групп, подробно рассказал о приметах высокого англичанина и немолодой женщины с властными и злыми глазами.

Осенняя проческа города прошла организованно и оказалась весьма полезной. Оружия, Правда, обнаружили не очень много, но зато удалось задержать изрядное число ушедших в подполье контрреволюционеров.

«СТ-25», к сожалению, избежал опасности.

Досадно было Профессору узнать чуть попозже, что выручила его жалостливость наших людей. В доме на Васильевском острове, где ночевал английский резидент, происходил обыск. В последнюю минуту «СТ-25» прикинулся эпилептиком, довольно искусно разыграл припадок, и сердобольные моряки решили воздержаться от проверки документов «тяжелобольного».

Вскоре началось осеннее наступление Юденича. Работы на Гороховой прибавилось. Многие сотрудники Чрезвычайной Комиссии были отправлены на фронт, многие были ранены, а многие и голову сложили в трудных боях с врагом.

Профессор по-прежнему занимался «Английской папкой».

Автором комбинации в Ораниенбауме был Александр Кузьмич Егоров, начальник Особого отдела береговой обороны.

В архивах уцелела его докладная записка, сообщающая итоги этой комбинации. Документ, естественно, официальный, строгий, без какой-либо эмоциональной окраски.

«Военмор Д. Солоницин сообщил нам, что из Петрограда прибывает некий гражданин к начальнику ораниенбаумского воздушного дивизиона и что он, военмор Солоницин, должен переправить его к белым с каким-то секретным материалом.

В связи с вышеизложенным, мы разработали соответствующий план оперативных мероприятий…»

Мероприятия эти оказались полностью в егоровском духе. Такой уж был человек Александр Кузьмич Егоров: во всякое, даже простенькое, дело стремился внести неистребимую выдумку.

Началось все, когда до Октябрьской годовщины оставалось меньше недели. Впрочем, праздника не чувствовалось. Да и что за праздник, если Юденича еще не отогнали от Питера? К тому же англичане в поддержку белякам поставили свой монитор «Эребус». Бьют из пятнадцатндюймовых орудий, аж по всему городу сыплются стекла!

— Ох, и несладко нашим на позициях! — сокрушался дежурный по отделу, прислушиваясь к тяжелым стонущим разрывам. — Долбят и долбят, паразиты.

Криночкин рассеянно согласился с дежурным. Какая уж сладость от снарядов монитора! Криночкину до зарезу требовалось зайти к Александру Кузьмичу, и думал он, признаться, совсем о другом.

Василий Криночкин был самым молодым сотрудником Особого отдела. Не по возрасту, понятно, по стажу чекистской работы. Взяли его из коммунистического отряда особого назначения вскоре после ликвидации мятежа на форту Красная Горка и пока что придерживали на второстепенных поручениях. Начальник, правда, сказал ему несколько обнадеживающих слов, но было это уже давно. «Привыкайте, Криночкин, присматривайтесь, — сказал тогда Александр Кузьмич. — И будьте наготове. Чекист, он вроде патрона, загнанного в патронник: если понадобится — обязан выстрелить».

Но сколько же времени можно ждать? Другие товарищи, такие же, между прочим, не какие-нибудь особенные, ездят на серьезные операции, отличаются, а он, Василий Криночкин, все на мелочах. От тихой жизни и патрон способен отсыреть, разве начальник не понимает этого?

И все же Криночкин поступил разумно, не сунувшись к Александру Кузьмичу без спросу. До вечернего поезда оставалось всего минут десять, и тут Егоров сам выбежал из кабинета. Чем-то страшно озабоченный, нетерпеливый.

— Григорьева ко мне! Одна нога здесь, другая там! — приказал он дежурному и, увидев Криночкина, поспешно добавил; — Вы тоже понадобитесь, далеко попрошу не отлучаться!

— Мне сегодня ехать на Гороховую…

— Отменяется! — коротко отрубил начальник, снова скрывшись в своем кабинете.

Далее развернулись события, каких в Особом отделе еще не случалось.

Военмора Солоницина, а это он был засидевшимся у начальника посетителем, отвели в нижний этаж, в отдельную комнату с зарешеченным окном.

Изрядно задержался у начальника Федор Васильевич Григорьев, правая его рука. Никто, понятно, не знал, о чем они толковали, закрывшись вдвоем. Вероятно, о чем-то важном, потому что вид у Федора Васильевича, когда он вышел от Егорова, был озабоченный.

Вскоре на улице стемнело, и Криночкин вздумал покурить. Поручений ему опять не дали, поездку в Питер отменили, вот он и решил побыть на свежем воздухе, беседуя с часовым о всякой всячине. Часовой был его земляком.

И тут к воротам Особого отдела бесшумно подкатил черный, как вороново крыло, «мерседес-бенц». Это был единственный на весь Ораниенбаум легковой автомобиль, принадлежавший местному совдепу.

Знакомый шофер, разглядев в темноте Криночкина, поинтересовался, скоро ли собирается выйти товарищ Григорьев. Криночкин ответил, что ничего об этом не знает, но может пойти узнать. И, придавив каблуком окурок, направился к Федору Васильевичу.

То, что он увидел, войдя к Григорьеву, заставило его вздрогнуть от неожиданности. Перед зеркалом, внимательно себя разглядывая, стоял заместитель начальника, но какой — вот в чем вопрос! В щегольском френче добротного сукна, на плечах старорежимные погоны, грудь вся в орденах, а на голове молодцевато заломленная офицерская фуражка с золоченой кокардой.

— Ну что скажешь, соответствую? — спросил Федор Васильевич, не обращая внимания на удивленный вид Криночкина. — Похож на ваше благородие?

— Автомобиль к вам прибыл, — уклончиво сказал Криночкин.

— Очень хорошо! — воскликнул Федор Васильевич и прищелкнул каблуками, отчего серебряные шпоры тоненько зазвенели. — Иногда неплохо прокатиться на автомобиле!

Накинув на плечи черную кавказскую бурку, какие любили носить свитские офицеры, Григорьев прошел мимо остолбеневшего Криночкина. Затем с улицы донесся шум отъезжающего «мерседес-бенца» и все стихло.

Вслед за тем наступила очередь самого Криночкина, так что долго удивляться ему не пришлось. Его и еще Сашу Васильева вызвал к себе Егоров.

Задание они получили в высшей степени деликатное, требующее немалого актерского таланта. Обоим Егоров приказал переодеться, как и Федору Васильевичу, чтобы в условленном месте встретить курьера белогвардейцев. При этом у курьера не должно было возникнуть ни малейшего подозрения.

Курьер прибыл в Ораниенбаум утром.

Прибыл он не как-нибудь крадучись, а в легковой машине штаба Петроградского округа, да еще с важным седоусым старикашкой, очень уж смахивающим на старорежимного генерала.

Информация военмора Солоницина таким образом подтверждалась полностью. Автомобиль с гостями остановился у дома, где квартировал командир воздушного дивизиона. Попив чайку и посекретничав с хозяином, старикашка укатил обратно в Питер, а курьер остался.

Криночкина и Саши Васильева в то утро не было в городе. Ночью они ушли к Федору Васильевичу, обосновавшемуся в заброшенной лесной сторожке в десяти верстах от Ораниенбаума. И хлопот у них хватило на весь день.