Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта - Страница 19

— У кого это есть любовник? — спросила Элен, давая Хэлу кусок торта.

— У Эстеллы.

— Я согласна, — ответила она. — Это видно по ее глазам, и, как говорит Мариана, любой женщине это состояние сразу заметно.

Рамон искренне засмеялся.

— Хорошая девочка, отлично сложена. Да, она, безусловно, выглядит удовлетворенной, — сказал он с чувством гордости.

— Ну, надеюсь, если этот человек скомпрометирует ее, то непременно женится. Некоторые из мужчин не так порядочны, как им следует быть, — сурово подытожила Мариана. — Бедная девочка, надеюсь, она знает, что делает.

Рамон попробовал торт.

— Вкусно, правда, Феде? — сказал он, ласково глядя на дочь. Она улыбнулась в ответ и кивнула. Мариана посмотрела на внучку и заметила, что та не сводит глаз с отца. Она, конечно же, любила мать, а Элен была хорошей матерью. Но между Рамоном и его дочерью существовала какая-то особая связь. Ее очень огорчало, что он постоянно находится в отъезде и оставляет дочь скучать без него. Она глядела на очаровательное лицо внучки и ощущала сострадание к ней.

Следующие несколько недель оказались жаркими и томительными. Мариана проводила время, наслаждаясь обществом своих маленьких внучат и предоставляя Элен возможность отдохнуть от домашних забот. Для нее не осталось незамеченным, что ее невестка в обществе своего мужа часто выглядит напряженной и несчастной и выкуривает при этом в два раза больше сигарет, чем обычно. Она также заметила, что Элен постоянно за ним следит. Случалось, что она начинала ему что-то говорить и, когда он не обращал на это внимания, молча уходила, будто пытаясь спровоцировать какую-то реакцию. Временами Рамон едва замечал ее присутствие. Однако Мариана отказывалась верить, что их брак распадается, и относила такое странное поведение на счет естественного отчуждения вследствие долгих месяцев, проведенных порознь.

Федерика с Хэлом играли на берегу, окунались в холодное море и развлекались, рисуя картины и показывая их гордым за них старикам и родителям, которые восхищались ими и любили, давая детям ощущение заботы и безопасности.

Игнасио наблюдал за сыном с возрастающим недовольством. Он скрывал свой пессимизм за маской клоуна, которую надевал ради внучат, валяя дурака. Но внутренне он знал, что если его сын не остепенится и не обратит пристальное внимание на свою семью, то Элен действительно уйдет от него. Ему оставалось только гадать, означает ли это одновременно и отъезд из Чили. Если она заберет своих чудесных детей в Англию, то это разобьет их с Марианой сердца. Они вырастут на берегу другого моря с другими стариками и забудут свою чилийскую семью. И все это будет на совести Рамона. Он оказался эгоистичным и безответственным. По сути, этот брак был обречен с самого начала, подумал вдруг Игнасио.

Любовная связь Рамона с Эстеллой продолжалась тайком, когда они могли выкроить немного времени, чтобы побыть вместе наедине. Ей приходилось украдкой пробираться в его комнату среди ночи, когда лунный свет окунал постель в серебро, а запахи жасмина и эвкалипта окутывали их густым ароматом. Они занимались любовью в те короткие часы, когда остальные обитатели дома были далеко, путешествуя в мирах своих сновидений. Вначале Эстелла вызывала в Рамоне лишь любопытство и желание. Девушка даже не помышляла о том, чтобы завоевать его сердце. Но понемногу, в те волшебные моменты, когда их переплетенные тела лежали рядом, Рамон чувствовал в ней странную силу, которая манила и не отпускала его. Он скучал без нее, играя роль мужа и отца в течение дня, и с нетерпением ожидал наступления ночи, когда она появится, чтобы любить его снова. Каждый раз, закрывая глаза, он видел ее лицо и ощущал ее присутствие задолго до того, как она заходила в комнату. Его ноздрей достигал присущий только ей аромат роз, напоминавший ему об их страсти и нежности, и он мечтал о том, как увезет ее с собой.

Пришло Рождество. Два его брата, Фелипе и Рикардо, тоже приехали к родителям на празднование и присоединились к их компании со своими женами и детьми. Так что у Федерики и Хэла появились партнеры для игр в лице их маленьких кузенов и кузин, и весь дом наполнился несмолкающим детским смехом, превратившись в большую игровую комнату с разбросанными повсюду игрушками. Только после их отъезда Рамон и Элен решились поговорить с Марианой и Игнасио, чтобы сообщить им о своих планах.

— Мы с Элен будем жить отдельно, — прямо заявил Рамон, глядя в пол, поскольку не хотел быть свидетелем реакции матери на свои слова. За этим последовала гнетущая пауза, во время которой глаза Марианы наполнились слезами, а Игнасио потирал подбородок, пытаясь найти какие-то слова. Элен зажгла очередную сигарету и нервно курила, надеясь, что они не видят в ней главного виновника происшедшего.

Наконец заговорил Игнасио.

— Когда вы собираетесь рассказать все детям? — спросил он.

— Вы хотите рассказать все детям? — еле вымолвила Мариана, вытирая глаза. — Им будет очень тяжело, особенно Федерике. — И почему вы не можете оставить все как есть. Вы и так видитесь очень редко.

— Элен хочет забрать их в Англию, — осуждающим тоном сообщил Рамон. Сигарета Элен застыла на месте.

— В Англию? — задыхаясь переспросила Мариана. Она ощущала недостаток воздуха, будто кто-то ударил ее в живот. Она пыталась дышать как обычно, но дыхание оставалось коротким и поверхностным.

— Я так и знал, — сказал Игнасио.

— Прямо в Англию? — печально повторила Мариана, бессильно опуская плечи. — Мы даже не сможем увидеть, как они растут, — прошептала она.

— Я больше не могу так жить, — запинаясь, оправдывалась Элен. — Мне нужно начать все сначала.

— Но почему именно в Англию, это ведь так далеко? — беспомощно спросила Мариана.

— Только для вас. А для меня это родной дом. А вот Чили для меня — это другая сторона земли. Мы будем приезжать и навещать вас, и вы тоже в любое время сможете приехать повидаться с нами. Рамон обещал регулярно навещать детей, правда, Рамон? Ты говорил, что будешь, — поспешно проговорила Элен.

— Да, буду.

— Ты ведь не можешь бросить своих детей, сын. Ты проводишь половину своей жизни в дальних странах, так что Англия вряд ли будет тебе не по пути, — сердито произнес Игнасио.

— Я не хочу травмировать детей. Но я несчастлива, и они это чувствуют, — устало пояснила Элен. — Рамон почти не бывает дома и не помогает мне воспитывать их, а я устала делать это в одиночку. С меня хватит такой жизни.

— Но разве тебя не беспокоит, как эту новость воспримут дети? Особенно Феде, ведь она такая чувствительная. Она будет просто в отчаянии. Достаточно посмотреть, как она с обожанием смотрит на отца, чтобы понять — это разобьет ее маленькое сердце, — всхлипнула Мариана, взяв Игнасио за руку в поисках поддержки.

Элен ощутила болезненный укол — ведь Федерика любила и мать.

— Я знаю. Я думала об этом. Но ведь они еще слишком малы, а я не могу прожить жизнь только ради детей. Я должна подумать и о себе, — защищалась она, дрожащей рукой поднося сигарету к губам и делая длинную затяжку. Ей очень хотелось сказать «потому что никто больше обо мне не думает». Но она сдержалась.

— Рамон, разве ты не можешь попробовать исправить положение? Не можешь остаться хотя бы на несколько месяцев и сделать еще одну попытку? — предложил Игнасио, хотя и понимал, что сила его убеждения была уже совсем не той, что раньше.

— Нет, — упрямо ответил Рамон, отрицательно мотая головой. — Это не поможет. Элен и я — между нами больше нет любви. Если мы останемся вместе, то возненавидим друг друга.

Элен почувствовала комок в горле и с трудом сдержала свои эмоции. Раньше он говорил, что любит ее.

— Значит, вот как, — печально сказала Мариана, опуская голову.

— Значит, вот так, — ответила Элен, тяжело вздохнув.

— И когда вы уезжаете? — мрачно спросил Игнасио.

Рамон посмотрел на Элен. Элен пожала плечами и качнула головой.