Десятка (сборник) - Козлов Владимир Владимирович - Страница 49

– Смотри, какое загаженное стекло. Ничего через него не видно.

– Типа их кто-то моет…

– Ну я не знаю… Должны мыть – уборщицы какие-нибудь.

– Какие уборщицы? Ты видела хоть раз, чтобы подъезд убирали?

– Не-а.

– Ну вот. Взяла бы и вымыла, если не нравится, что грязное.

– Вообще, мне все равно. А если бы и ты вымыл – сидишь днями дома на каникулах. Все б тебе спасибо сказали…

Я вынимаю из кармана ключ, ковыряю зеленую стену. На ней до ремонта была надпись «Семь лет прошло, немалый срок – вставай за хеви-метал рок. Мой друг, кончай вола доить, нам без металла не прожить». Это написали друзья Дэника из сороковой квартиры. Он уже год, как в армии.

– Что ты делаешь? – говорит Юля. – На фига стену портить? Только ремонт сделали.

– У тебя не спросил.

– А мог бы и спросить – у старшего товарища. – Она смеется.

Я смотрю на полоску ее загорелого живота между юбкой и кофтой. В пупке – серебряная сережка.

– От тебя воняет, ты ебалась.

– Ты что – дурной?

– Говорю – воняет.

– Не, ты что – на самом деле дурачок?

– Ты пила и ебалась, ты пьяная и оттраханная дура, ясно, кто ты?

– А ты кто? На себя посмотри. Ты еще молодо выглядишь, мальчик, ясно?

– Неясно.

– Ну, неясно, так неясно. Меня это не волнует.

Юля начинает подниматься по лестнице. Я смотрю на ее ноги.

Захожу в троллейбус. Сзади кто-то трогает меня за плечо. Поворачиваюсь. Юля.

– Привет. Откуда ты?

– Так. Гулял.

– И я тоже гуляла. – Она смотрит на кабину водителя. – Надо билетики купить.

– Забей. Уже десять часов – никаких контролеров давно нет.

– Ну, смотри. Не дай бог контролер – будешь платить за меня штраф, хорошо?

– Хорошо.

– Давай сядем – вон два места.

– Давай.

Садимся на высокое сиденье над колесом. Людей немного. Троллейбус катится мимо забора хлебозавода.

– А почему ты сегодня на троллейбусе? Всегда на машине…

Она не отвечает.

– А как его зовут?

– Кого?

– Ну, твоего парня.

– А какая разница?

– Никакой. Так просто – интересно.

– Ну, Петя его зовут.

– Петя? – Я улыбаюсь. – Имя такое пидарастическое.

– У тебя, можно подумать, красивое. Вова – жизнь моя херова.

Я отворачиваюсь. Впереди, через проход, лицом к нам сидят две девчонки. Одну я знаю – она в нашей школе, на класс старше меня. Волосы разобраны в четыре тонкие косички, накрашена, как обезьяна, облегающие короткие шорты, ноги белые, в комариных укусах, вертит в руках зонтик – не знает, куда деть. Вторую я не знаю. Она в белой блузке с разрезом спереди – виден черный лифчик – и короткой юбке. Сидит, широко расставив ноги. Если б сидел напротив, мог бы заглянуть ей между ног.

Юля шепчет:

– Без мазы. По ним сразу видно, что малолетки. Даже если не ты, а взрослый чувак подойдет знакомиться – убегут. – Она смеется.

Девчонки смотрят на нее, фыркают.

Выходим из троллейбуса. Я говорю:

– Пошли, если хочешь, ко мне – пива попьем.

– А тебе уже можно пиво? На киосках везде написано – «с восемнадцати лет».

– Ты купишь – я деньги дам.

– Не надо деньги, у меня есть.

– Тогда купим – и пошли.

– А мама?

– Ее нет. В больнице.

– Что с ней такое?

– Гипертония. Она каждый год ложится на три недели.

Сидим на креслах, между креслами – журнальный столик. Телевизор работает без звука. Я кладу сигарету на тарелку, беру пластиковую бутылку. Разливаю остаток пива себе и Юле, швыряю бутылку под стол.

Беру стакан, делаю большой глоток. Юля смотрит в окно – там ничего не видно, одни листья и ветки.

Она говорит:

– Уже август, скоро лето кончится, да?

Я киваю, отпиваю еще пива. Юля тушит бычок о тарелку, берет свой стакан.

Я встаю, подхожу к ее креслу, сажусь рядом на пол. Она – в белых штанах из «мятой» ткани, и ноги кажутся толстыми, а когда в мини-юбке – наоборот. Я кладу руку ей на коленку.

Юля ставит стакан на стол, наклоняется мне к уху, шепчет:

– Того, что ты хочешь, не будет. Ни-ко-гда. Ты понял?

Она улыбается. Помада на верхней губе чуть-чуть размазана. Я резко встаю, заношу кулак, бью.

Мимо. Кулак ударяется в спинку кресла, пружинит, я падаю на Юлю, утыкаюсь головой в грудь.

Юля говорит:

– Ладно, хватит, успокойся. Все нормально.

Сижу после занятий в университетской библиотеке, листаю Rolling Stone. В журнале рекламируется клуб BMG – я заказал через него диски, а платить, само собой, не собираюсь.

В библиотеку заходит Оля из Калининграда. Я махаю ей рукой, она подходит. Нормальная девчонка, хоть и некрасивая.

– Hi, what’s up?

– Not much. How are you?

– I’m okay. What about you?

Я пожимаю плечами.

– Хочешь поехать с нами в этот уикенд на Niagara Falls?

– Что это?

– Ниагарский водопад. – Она смеется. – Стыдно не знать.

– Он же, вроде, далеко отсюда – в Канаде.

– Не так уж далеко. Миль, может триста. Мелисса, ну, моя руммэйт, ты ее видел, предлагает поехать на ее машине.

– А кто еще поедет?

– Ну, Ахмед, само собой – у нее на него краш. Не знаешь, что такое «краш»? Влюбилась, короче говоря. Ну, значит, каждый может еще взять с собой по одному человеку. Он, конечно, пригласил Бахыта, а я хочу, чтобы поехал ты. Пусть хоть один нормальный человек будет, а то они меня за поездку знаешь как достанут?

Казах Бахыт достает Олю весь семестр. Рассказывала – они ездили вместе в Олбани, и там возле какой-то гостиницы он ей открытым текстом сказал: как бы было классно, Оля, снять с тобой номер в гостинице и залечь на целый день в постель. Она его прокидывает, потому что он – мудак и потому что у нее есть парень, тоже сейчас в Штатах по студенческому обмену, только в другом университете, в штате Юта.

Я спрашиваю:

– Когда выезжать?

– В пятницу вечером, после классов Мелиссы, а назад – в воскресенье. Она предлагает поехать к ее маме в Буффало, переночевать, потом в субботу – на Ниагару, вернуться, опять переночевать – и утром назад.

– У меня работа слетает, целая смена, четыре часа почти двадцать баксов.

– Ну и что? Посмотреть Ниагару – это в сто раз важнее твоей работы.

– Ладно, уговорила.

В пятницу вечером собираемся в кафетерии. Все с рюкзаками. Ахмед – добродушный высокий узбек, всегда улыбается. Здороваюсь с ним и Бахытом за руку. Киваю Оле и Мелиссе. Мелисса – настоящая колхозница: толстая, низкорослая, ходит всегда в грязных спортивных штанах и ветровках. Она спортсменка, играет в лакросс, и ей за это дали стипендию в университет. Но она все равно тупая – Оля делает ей письменные работы.

Идем к стоянке машин. Дура Мелисса забыла, где поставила свою «Тойоту». Ищем ее минут десять.

На кампусе полно добитых машин, но ее – одна из худших: крылья проржавели насквозь, стекла грязные, краска облезла. Я шепчу Оле:

– На такой тачке мы до Буффало не доедем.

Оля махает рукой – типа, ерунда, все будет в порядке.

Ахмед садится спереди – здесь это место почему-то называют «Shotgun», ружье. Я, Оля и Бахыт втискиваемся сзади.

Радио в машине нет. Мелисса с гордостью рассказывает, что его вытащили в Буффало два года назад, а на новое денег нет. Ахмед просит ее повторить почти каждое слово – он знает английский хуже всех.

Едем по безликим маленьким городишкам. Возле припаркованных у домов тракторов Deer и грузовиков Ford носятся чумазые дети и собаки.

– Задрала меня уже эта Америка, – говорит Бахыт. – Хочу домой.

– Два месяца осталось, – говорю я. А потом – хочешь, не хочешь, а сядешь в самолет и полетишь в свою Алма-Ату.

– Не Алма-Ату, а Алматы, – поправляет он.

– А какая разница?

– Наша столица теперь называется Алматы.