Десятка (сборник) - Козлов Владимир Владимирович - Страница 48

Она дотрагивается до моего живота, опускает руку ниже и отдергивает – у меня встал. Колтакова хохочет.

– Никого не слушай, ясно? Одна я знаю, что там было на самом деле, но никому не скажу, если не захочу, понял?

– Понял.

– Давай лучше про что-нибудь другое поговорим. Ты после восьмого куда пойдешь, в девятый?

– Ну да, а куда еще? – я обнимаю ее рукой за талию. – А ты?

– Не знаю еще. Время есть.

– Сколько того времени? Май кончается…

– В крайнем случае, в девятый меня всегда возьмут, да?

Я медленно пододвигаю руку к ее правой груди. Она резко останавливается, сбрасывает мою руку.

– А вот это не надо, ладно? А то я сейчас пойду спать.

Подходим к автобусу. Костер потух. Водитель Миша курит у заднего колеса.

– Где вы ходите? Знаете, сколько время? Два часа ночи.

– Но вы Елене Семеновне не скажете? – говорит Кутепова. – Пожалуйста…

– Не сцыте, не скажу.

Классная говорит в микрофон:

– Сейчас все выходим и идем в крепость…

Я говорю:

– Елена Семеновна, а можно мне остаться? Я уже был в крепости… И у меня что-то голова болит.

– Ну, если голова болит… Вообще-то, откалываться от коллектива нехорошо, но ладно…

Я откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза.

Стоим у фонтанчика. Через дорогу – двухэтажный универсам. Малеев дает Онищенке рубль.

– Тебе две?

– Ага.

– А ты, Вова, будешь?

– Одну.

Я даю ему две «пятнашки» и «двадцарик».

– Значит, вам троим – по две, Вове – одну, ну и себе я две. Короче, пошел я.

Онищенко подходит к двум пацанам. Им лет по семнадцать-восемнадцать. У одного на куртке – круглый значок, что на нем – отсюда не видно.

Курилович говорит:

– Зря Малого послали – надо было идти всем. А то насуют ему и бабки заберут.

Онищенко идет с местными пацанами за магазин. Курилович кричит:

– Малый!

Он не оборачивается.

– Ну что? – спрашивает Малеев. – Где пиво?

– Нету. Они как узнали, что мы с Могилева – хотели отпиздить. Позвать еще здоровых пацанов… я нас еле отмазал. Пришлось отдать деньги.

– Ты что, охуел – все деньги?

– Они обыскивали, повели за магазин и обыскивали.

– Малый, я тебя сейчас убью, на хуй. Надо было самим брать – вдруг бы продали?

Сижу возле палатки, читаю книгу – «Туманность Андромеды». Подходит Малеев.

– Вова, иди-ка сюда. Надо поговорить.

Кладу между страниц закладку, захлопываю книгу, поднимаюсь.

Выходим на поляну. Там – Онищенко, Усаченок, Курилович и Колтакова. Малеев хватает Колтакову за руку.

– Ну что, ебал он тебя или нет?

Она выхватывает руку.

– Не твое дело, понял? И только тронь меня, не дай бог…

– А ты меня не пугай…

– А я тебя не пугаю. Потом сам увидишь…

Колтакова идет к автобусу. Все смотрят на меня. Онищенко противно улыбается. Малеев говорит:

– Ты что, думаешь – самый умный, да? А мы все – дурные?

– А что такое?

– Ничего.

Он резко поднимает руку, я вздрагиваю.

– Не бойся, мы тебя бить не будем. Мы тебя немного поучим.

Курилович кричит:

– Вали его! Темную!

Стучу по двери автобуса. Открывает Классная.

– Елена Семеновна, можно я в автобусе буду спать? Мне что-то в палатке холодно…

– А почему у тебя куртка мокрая? И вся в зелени?

– Это я поскользнулся…

– Ладно, заходи…

На переднем сиденье расстелена газета, на ней – нарезанное сало, вареные яйца, хлеб, соленые огурцы.

Через проход сидят Миша, второй водитель Валера и географичка Прудникова.

Я ложусь на заднее, широкое сиденье.

Классная негромко говорит Мише:

– Хороший ученик… Мать в родительском комитете… Нельзя…

Миша что-то бурчит, шелестит бумагой. Звенят стаканы.

Натягиваю кроссовки. Ноги за ночь распухли, еле влезают. Миша и Классная спят на переднем сиденье, обнявшись. Валера и Прудникова – тоже вместе, через проход. На полу валяются две пустых бутылки от водки.

Я осторожно, чтобы их не разбудить, закрываю дверь автобуса. Холодно. Я застегиваю куртку.

Возле палатки курит Онищенко.

– Привет! – Он сует мне руку, я жму ее. – Ты где спал, в автобусе? Ладно, ты не обижайся за это. Пошли, что-то покажу…

– Затычки?

– Какие, бля, затычки? Ты что, дурной? – Он смеется.

Идем по лесу в сторону шоссе. Онищенко останавливается.

– Дай слово пацана, что никому не скажешь.

– Слово пацана.

– Дай зуб.

Я цепляю ногтем передний зуб.

Он сует руку в карман, достает значок. На нем – Томас Андерс с Дитером Боленом и надпись «Modern Talking».

– Я вчера у пацана купил.

– За сколько?

– За четыре.

– Значит, они не забрали у тебя деньги?

– Нет. Но ты мне зуб дал, что никому не скажешь. Все, пошли назад.

Стою на балконе. Двор почти не виден из-за зелени деревьев. У подъезда тормозит «форд», почти новый – лет пять максимум. Выходит Юля с пятого этажа – в коротком черном платье, с маленькой черной сумкой. Она кивает водителю, заходит в подъезд.

Я резко дергаю ручку, первая балконная дверь ударяется о вторую, дребезжит стекло. Я кричу:

– Мама, я выброшу мусор?

Мама отвечает из кухни:

– Поздно уже, двенадцатый час. Всякая шваль по улицам ходит…

– Никто там не ходит.

– Ну, как хочешь…

Щелкаю выключателем, открываю дверь в туалет, хватаю синее ведро с черной крышкой. Сую ноги в старые кеды, выскакиваю из квартиры.

Юля стоит на площадке между вторым и третьим этажом, у почтовых ящиков, курит. Я говорю:

– Привет.

– Привет.

– Сигареты есть?

– А не задрал ты уже меня, а?

– Я тебя не драл.

Она отводит ногу и бьет меня по колену. Больно. Я сжимаю зубы, морщусь, но не ору.

– Ты что – вообще?

– Что вообще?

– Ну на фига так делать?

– А на фига так говорить? Все твоей маме расскажу – и что куришь…

– А я – твоей расскажу.

– Рассказывай. Что ты ей расскажешь?

– То и расскажу. Что куришь, что это самое…

– Что «это самое»?

– Сама знаешь.

– Ничего я не знаю, ясно? Я – взрослый человек, мне в мае было восемнадцать, понятно? А ты еще пацан.

Я в шутку замахиваюсь на Юлю, она отступает.

Я спрашиваю:

– Оставишь добить?

– Держи.

Она передает мне сигарету. Фильтр – в темно-красной помаде. Я осторожно обрываю с него бумажку.

– Что, боишься заразиться? – Юля улыбается. – Не бойся, у меня триппера нет.

– Ничего я не боюсь, просто неприятно.

– Что неприятно?

– Помада.

– А-а. Ну ладно, я пошла. Пока.

– Пока.

Захожу в квартиру, захлопываю дверь. Мама кричит из кухни:

– Где ты так долго ходишь?

– Юльку встретил, поговорили.

– Что у вас с ней за общие интересы? Тебе четырнадцать, ей – восемнадцать. Шляется где-то допоздна, потом ее на машинах привозят…

– Не на машинах, а на машине – всегда на одной.

– А какая разница?

Я ставлю ведро в туалет, выхожу на балкон. Уже совсем стемнело. Смотрю на окна Юлиной квартиры – все светятся. Они живут в двухкомнатной квартире, почти такой, как у нас, вшестером – Юля, ее брат – в шестом классе, родоки и дед с бабкой. Приехали семь лет назад из Эстонии, ее папаша и дед были военными, а потом их оттуда поперли. Когда они только приехали, Юля ходила с длинной черной косой. Это сейчас она постриглась и сделала мелирование.

Стоим с Юлей в подъезде. Сигарет нет. Она говорит: