Сети любви - Бэлоу Мэри - Страница 50
- Предыдущая
- 50/67
- Следующая
– Нет, – улыбнулась Эллен. – Несколько месяцев я думала о нем постоянно и против собственной воли – и это причиняло мне ужасную боль. Но теперь я начинаю вспоминать о нем с удовольствием. Он был, по-моему, самым добрым человеком из всех, кого я знала. – И она принялась рассказывать о привычке Чарли покупать ей подарки без всякого повода – просто его вдруг охватывало желание сделать что-то приятное.
И тут час пробил. Как раз когда она полностью расслабилась, сидя в обществе двух дам, которые, как ей казалось, могут стать ее настоящими друзьями.
– Не хотите ли пройтись по французскому парку, Эллен? – Перед ними стоял лорд Иден. – Сьюзен, Эджертон, Анна и Ховард решили, что нужно подышать свежим воздухом.
Эллен посмотрела на него и кивнула. Первым ее желанием было придумать какой-то предлог и отказаться, но она сдержала себя. Нужно когда-то встретиться с этим лицом к лицу. И ни к чему откладывать. Она должна найти слова и сказать ему то, что он хочет узнать и на что имеет право.
– Возьмите плащ, – сказал он. – Ветра нет и вечер прекрасный, но осень есть осень.
– Я схожу за ним, – ровным голосом сказала она, поднимаясь и извинившись перед дамами.
Дженнифер спустилась в музыкальную гостиную с Анной, Мэдлин, миссис Кэррингтон и вдовствующей графиней. Она заслушалась игрой своих подруг на фортепьяно и осталась стоять у инструмента.
Музицирование никогда не увлекало ее. В школе преподавательница музыки отчаялась разбудить в ней дремлющий интерес к музыке. Не поверила она и ее словам, что когда-нибудь Дженнифер пожалеет, поскольку другие молодые леди будут вызывать восхищение у красивых юношей своей игрой.
Дженнифер казалось, что это довольно нелепое запугивание. Неужели игра на фортепьяно – единственный путь к сердцу мужчины? И неужели красивые мужчины непременно ценят хорошую музыку?
Она села на скамью и тихонько заиграла для себя на свободном инструменте, читая с листа альбома, стоявшего на пюпитре. Для игры ради собственного удовольствия она была вполне подготовлена. Но играть для публики у нее не было никакого желания.
– А вы будете еще играть? – спросил чей-то голос у нее за спиной, когда она закончила; вскочив, она в смущении обернулась и увидела, что на нее смотрит лейтенант Пенворт; он стоял рядом, опираясь на костыли.
– Ах, – сказала она, – я не знала, что меня слушают. Боюсь, что я играю неважно.
– Отнюдь нет, – возразил он, – хотя, признаюсь, я заметил, что вам чего-то не хватает – экспрессии, возможно, глубины.
Дженнифер почему-то обиделась.
– Это довольно трудная пьеса, – сказала она. – Может быть, в этой куче найдется что-нибудь полегче. – Но, протянув руку к нотной стопке, она обернулась и снова посмотрела на него. – На вас совсем маленькая повязка. Я заметила это, едва мы приехали, но у меня еще не было возможности сказать вам это.
Он оперся костылем о фортепьяно и уселся на конце скамьи подле девушки.
– Все заметили, – сказал он. – Да и как можно было не заметить? Лицо мое представляет собой отталкивающее зрелище. Я уже жалею, что приехал.
– Отталкивающее? – удивленно спросила она. – В этой повязке вы выглядите гораздо лучше.
Он засмеялся – коротко и горько.
– Разрешите взглянуть. – Она наклонилась, чтобы видеть правую сторону его лица, которую он старательно прятал, от нее. – Действительно, большой шрам. С синеватым оттенком. Он совсем свежий – это потому, что вы очень долго держали его покрытым. А со временем он станет бледнее.
Он снова рассмеялся.
– Увидите, со временем он станет совсем незаметным. Честно говоря, мне кажется, что он придает вашей внешности что-то необычное. И определенно героическое.
– Не смейтесь надо мной, – укорил он ее. Она щелкнула языком.
– Чувство юмора – вот еще одна вещь, которую вы оставили на поле боя, – сказала она. – Вам в самом деле следует научиться немножко посмеиваться над собой, сэр. И если вам кажется, что люди вас избегают, так это потому, что вы держитесь на редкость свирепо. А вовсе не из-за вашей внешности. И поэтому мне вас жаль.
– Не нужно меня жалеть! – яростно прошипел он сквозь зубы. – Ради Бога, не нужно меня жалеть! Я смертельно устал от жалости!
– Чтобы испытывать к человеку жалость, – разозлившись, бросила она, – нужно, чтобы он был тебе симпатичен. А вы, сэр, из кожи лезете вон, чтобы выглядеть неприятным. Я просто не понимаю, как вас терпит леди Мэдлин.
– Возможно, это потому, что она леди, – парировал он.
– В таком случае вам лучше отойти, сэр. Я снова намереваюсь мучить ваш слух своей игрой. Разумеется, если только вы не пожелаете переворачивать для меня страницы. Полагаю, вы можете вести себя как джентльмен, пусть даже я не леди.
– У меня занята правая рука, – сказал он, указывая на костыль, на который все еще опирался, – а левая неловка. Но я попробую.
– Вы намерены всю жизнь ходить на костылях? – спросила она. – Если бы у вас был протез, то руки были бы свободны.
– И я растягивался бы на полу после каждого шага, – возразил он. – Нет уж, мисс Симпсон, пусть люди находят для себя другие забавные зрелища.
– А вам никогда не приходило в голову, – спросила она, – что у людей есть чем заняться, кроме созерцания вашей милости?
– Вы хотите упрекнуть меня в преувеличении важности своей персоны? Благодарю вас, сударыня. Вы всегда так любезны.
– Вас здесь, кажется, ничто не удерживает, – заметила она, медленно ударяя по клавишам и отчаянно перевирая мелодию. Но она храбро продолжала свое занятие. – Я сама могу переворачивать страницы, благодарствуйте. И заметьте: я играю отвратительно, хотя никто этого не замечает. Только самовлюбленный глупец воображает, что все заняты его персоной.
– Ах, милочка, – окликнула ее миссис Кэррингтон с другого конца комнаты, кивая ей с приветливой улыбкой, – это трудная вещь, верно? Хотите, Анна поможет вам найти что-нибудь полегче?
– Нет, благодарю вас, сударыня, – отозвалась Дженнифер, быстро снимая руку с клавиатуры. – Я уже закончила.
Она глянула на лейтенанта краешком глаза, и в тот же момент они оба склонились над нотами; обоих мучил смех.
– Разрешите я попробую, – сказал он, – не получится ли у меня чуть лучше.
Улыбка Дженнифер тут же слетела с личика.
– Вот как? – сказала она. – Вы, наверное, хорошо играете, так что я буду вконец опозорена.
Он молча скользнул по скамье на ее место; она стала позади него. Он ответил на ее вопрос, сыграв всю пьесу без единой ошибки и – что еще важнее – превратив ее в настоящее произведение искусства.
Дженнифер с радостью заметила, что к ним направляется Мэдлин. Это избавило ее от необходимости как-то оценить его игру.
– Вы так хорошо играете, Аллан, – сказала Мэдлин, когда он закончил, и положила руку ему на плечо. – Да, вы истинный музыкант.
– Как видите, у меня есть чем себя занять, – отозвался он, – хотя более мужские занятия для меня теперь исключены.
– Но ведь это прекрасно, что у вас есть редкий дар.
Бесконечное терпение Мэдлин вызывало у Дженнифер восхищение. Она-то, конечно бы, возразила, что мужчине куда более пристало часами гонять по полю тяжелые крикетные шары, нежели творить красоту и гармонию. И тон у нее был бы ничуть не менее язвительным, чем у него, когда он говорил с Мэдлин.
Какой он ужасный человек, подумала она. И тут же устыдилась своей нетерпимости. Ведь он много страдал. Хорошо ей критиковать – с двумя руками, ногами и парой глаз. Ей стоило бы поучиться у Мэдлин умению сострадать и вести себя как леди.
– Вы устали, Аллан? – спрашивала Мэдлин. – Помочь вам добраться до вашей комнаты? Я извинюсь за вас перед Александрой. Она не будет возражать.
– Да, я хочу уйти, – сказал он. – Но я вполне могу сделать это сам. Благодарю вас, Мэдлин. И я задержусь в гостиной, чтобы пожелать доброй ночи леди Эмберли. Мисс Симпсон, всего хорошего. – И он коротко кивнул Дженнифер.
– Недурно придумано, – заметила Эллен, стоя рядом с лордом Иденом на террасе. – Вряд ли я могла бы отказаться от прогулки с вами в присутствии вашей невестки и ее подруги, верно?
- Предыдущая
- 50/67
- Следующая
