Необыкновенные приключения Синего человека - Буссенар Луи Анри - Страница 10

• Предыдущая
• 10/108
• Следующая

– И что же?

– Скажи, Феликс, случалось ли тебе, торговцу колониальными товарами, уклоняться от уплаты налогов? Считаешь ли ты контрабанду столь же постыдным делом, как и воровство?

– Ну. Ты скажешь.

– Хорошо, так и запишем тебя не будет мучить совесть, если удастся в обход законов раздобыть сотню-другую гектолитров вина или иного снадобья, за которое на таможне пришлось бы платить пошлинуnote 58.

– Я не сказал нет. Контрабандой грешат не только крупные торговцы, но и обыкновенные смертные. Но к чему ты клонишь?

– К тому, что мне хотелось бы обойти формальности. Иначе могу потерять месяца три. Я француз, но исповедую известное американское правило время деньги! Бегая по конторам, мне пришлось бы сначала добывать разрешение из столицы, потом разрешение начальника порта, а он волен сказать и да и нет. Еще я должен был бы получить медицинское свидетельство, а затем разрешение военно-морского ведомства. И все это, заметь, оплатить из собственного кармана. На эту беготню уйдет и время и деньги, а в результате – от ворот поворот. Нет, так ни черта не заработаешь. Предпочитаю обходиться без волокиты. На свой страх и риск снарядить судно, а там куда кривая вывезет!

– Послушай, но ведь все эти формальности обеспечивают безопасность тебе и твоему компаньону.

– Не больше, чем расписка или любая иная бумажка – негоцианту. Ты, бакалейщик, в своем деле пользуешься услугами контрабандистов. Или не пользуешься. Хозяин – барин. Для меня контрабанда мое дело. До сих пор мне сопутствовал успех. Я не лучше и не хуже тех, у кого в кармане разрешение.

Философские выкладки капитана Анрийона в конце концов убедили собеседника, и он взглянул на похищение двухсот человек как на обыкновенную торговую операцию. Как вдруг страшная мысль поразила его.

– Так ты говоришь, что знаменитый Абердинский билль действует и поныне?

– Конечно, черт возьми!

– Нас могут обыскать, арестовать, забрать эмигрантов, конфисковатьnote 59 судно, повесить экипаж.

– Дорогой мой, коммерция, как и война, предполагает жертвы. Пословица гласит: кто не рискует, тот не выигрывает.

– Повесить! Дьявол меня побери!

– Обычно нам не встречаются английские крейсеры.

Минутой позже Феликс узнал, что «Дорада» прошлой ночью стояла у берегов Западной Африки, у устья реки Рио-Фреско, приблизительно в 7°53' западной долготы и 5° северной широты. Двести пятьдесят километров отделяло парусник от крошечных французских колонии Гран-Басам и Пети-Басам.

Спешка же объяснялась тем, что компаньон капитана, англичанин Бейкер, двумя месяцами раньше снарядил судно с товаром, взявшее курс к этим проклятым местам. Бейкер послал с судном и человека, уполномоченного вести переговоры с работорговцами.

Обшарив джунгли, человек этот отобрал двести крепких негров, выносливых гвинейцевnote 60 – таких всегда держали про запас в укрепленном лагере, – после долгих объяснений купил их отдав взамен привезенные безделушки, затем невольников под конвоем препроводили на берег. Здесь они должны были ждать, пока не придет корабль.

Заточенные в тесных клетках лишенные воздуха, голодные, они просили у неба лишь одного – убежать из этого ада. Но за попытку побега им грозила смерть. Появление капитана Анрийона пленники восприняли как освобождение. Голодным тут же раздали пищу и тростниковую водку. Потом их заставили – больше для соблюдения проформы – поставить крест против своего имени на белом листе бумаги, где, помимо имен, записывались и некоторые формальные условия найма.

Это и называлось добровольной эмиграцией негров с берегов Гвинеи.

Когда наконец погрузили людей, провизию и пресную воду, «Дорада» пустилась в путь. Таким образом, капитан Анрийон экономил время и мог, в случае непредвиденной встречи, утверждать, что плывет из Франции без остановок.

Поскольку единственной движущей силой столь опасного путешествия были деньги, можно предположить, что подобные операции приносят значительную выгоду.

Увы! Так оно и есть. Этим и объясняется, что, несмотря на огромный риск, всегда находятся люди, готовые по собственному желанию пуститься в столь опасную авантюру. За каждого чернокожего по возвращении они получат около тысячи франков. Учитывая все расходы: на транспорт, питание, сделки с агентами и прочее, иной посредник ухитряется выручить до шестисот франков за человека.

В целом, англичанин Бейкер и капитан «Дорады» на двоих заработали сто двадцать тысяч франков.

Вот что узнал пассажир от своего приятеля. Поль постепенно, мало-помалу притупляя сомнения с помощью более или менее убедительных доводов, сумел-таки обратить Феликса в свою веру, заставил смотреть на все с точки зрения немедленной выгоды – а это всегда было слабинкой коммерсантов – и доказал, что негры покидают родину для их же собственного блага, чтобы где-то вдали от дома мыть золотой или алмазный песок. Ничтоже сумняшеся он утверждал, что чернокожие всего добьются в Бразилии, где не хватает рабочих рук, где жизнь легка, и прочее и прочее.

Бакалейщик сдался добровольно и в конце концов уже считал абсолютно естественным, что эмигранты находятся в трюме, в сырости, в голоде и холоде, что их, связанных по двадцать пять человек, выводят ночью подышать свежим воздухом на какие-нибудь полчаса. Про себя он оправдывал это, как некогда и свое прозябание на улице Ренар, тем, что дела есть дела, капитан Анрийон – прежде всего человек дела, а удача приходит лишь к отважным и ловким.

Моральное перерождение произошло тем быстрее, что капитан из лучших побуждений с самого начала выдвинул такой аргумент, против которого бакалейщику возразить было нечего:

– У тебя на улице Ренар примерно тридцать служащих.

– Если точно, то сорок два.

– Ты их кормишь?

– В общем, да. Молодые приказчики приравниваются у нас к ученикам.

– То есть их кормят так же плохо, как в коллежеnote 61.

– Но черт возьми! Я не могу подавать им жареную индюшку и шато-маргоnote 62.

– Мне-то известно, что это означает: мерзкая и недоброкачественная еда.

– За этим следит жена, она у нас за экономку.

– Хорошо, не будем больше об этом. А платишь ли ты им?

– От тридцати пяти до пятидесяти франков в месяц.

– И на это они должны снимать комнату, одеваться, обуваться…

– Ну конечно! Что ты хочешь этим сказать?

– Естественно, ты заставляешь их работать по двенадцать часов в день.

– Таковы правила в любой приличной фирме.

– Я отнюдь не спорю и не осуждаю: я констатирую. Скажи мне, Феликс, велик ли доход, что приносят тебе эти голодные, оборванные и сонные молодые люди? Выгодно ли тебе держать их?

– Если бы они были невыгодны, пришлось бы закрыть магазин.

– Так почему же, в таком случае, ты осуждаешь меня за то, что я доставляю бразильским промышленникам рабочие руки на условиях, немногим отличных от тех, что ты создаешь для своих служащих? Что скажешь, старина?

– Скажу, что был слеп, а ты открыл мне глаза.

– Коли так – мир! Стриги купоны с белых, а мне оставь чернокожих. И хватит об этом.

Тем временем «Дорада» при попутном ветре быстро приближалась к цели своего путешествия.

Каждый день капитан записывал, сколько морских миль осталось за кормой трехмачтовой красавицы. Несмотря на ужасные условия, в которых содержали эмигрантов, их самочувствие было лучше, чем ожидалось.

Хорошему настроению капитана способствовали и размышления о кругленькой сумме, которая будет заработана на кофейном деле. Это предприятие удвоит, а то и утроит состояние бакалейщика и насытит наконец мадам Обертен.

• Предыдущая
• 10/108
• Следующая