Дорогой мести - Брэнд Макс - Страница 29

• Предыдущая
• 29/52
• Следующая

Но за всем этим было нечто большее.

Мальчик окинул взглядом просторы прерии, где горизонт изгибался дугой, и ему показалось, что даже небо здесь выше, чем дома, а людские сердца — великодушнее. И чувства тут тоже более сильные. Ненависть — нечеловеческая, какая-то дьявольская, а дружба — божественная.

Он ждал и уже подумал, что эти двое никогда не наговорятся, но в конце концов они повернули коней и поехали к нему.

Это была удивительная картина. Всадники скакали бок о бок. Величие Сына Полуночи затмило коня индейца, но с другой стороны, обнаженные бронзовые плечи, развевающиеся на ветру черные волосы, яркие перья головного убора шайена придавали ему более внушительный вид, нежели он был у его белолицего друга.

Они приближались. По виду и жестам Хэнка было понятно, что он объясняет индейцу что-то про мальчика. Душу Джонни Таннера внезапно пронзила острая боль. Еще минуту назад они с Рейни были самыми близкими, самыми надежными друзьями. А теперь он ощутил себя лишним, почувствовал, что его держат на расстоянии. С холодной и горькой ревностью он рассматривал воина.

Это был мужчина средних лет. Его великолепное тело сплошь покрывали мускулы, которые лоснились и играли под лучами яркого солнца. Нос у него походил на птичий клюв, а из-под нахмуренных бровей сверкали глаза. Решительный, страстный подбородок, трепещущие ноздри. У него был вид человека, потерявшего последнее терпение и готового броситься очертя голову в драку.

А для любой жестокой схватки индеец обладал не только недюжинной физической силой, но и великолепным оснащением. Кроме длинноствольного ружья, за луку седла был вложен томагавк, у бедра висел длинный нож в ножнах из белой кожи, красиво украшенных узором из бисера, а за спиной торчала длинная пика, древко которой возвышалось над плечом воина, словно жуткий палец привидения. И это еще не все. С одной стороны седла свисал мощный лук, туго натянутый, готовый к войне, в другой — колчан, набитый стрелами. Мальчик уже слышал рассказы Рейни о том, что может устроить умелый воин с луком и стрелами, если разъярится. Дождь оперенных стрел будет сеять смерть не хуже града ружейных пуль. Рейни говорил, что бывали случаи, когда сильный охотник стрелой пронзал бизона насквозь.

Поэтому Джонни смотрел на вооружение индейца с уважением. Для обычного человека его было слишком много, даже для хитрого индейца с равнин. Но у этого всадника оно казалось естественным, полезным и уместным.

Одежда его состояла из набедренной повязки и гетр из оленьей кожи. Взгляд притягивали лишь вышитые бисером ножны да узорчатые мокасины. Лицо индейца казалось еще более отвратительным из-за черно-алой боевой раскраски.

Когда воин подъезжал к мальчику, Джонни показалось, что он наедет на него и собьет с ног, но, оказавшись рядом, индеец резко остановил коня и протянул руку с хриплым «Хау!».

Никому не удавалось произнести это слово точно так же, как выговаривают его индейцы, — частично гнусаво, частично гортанно, то ли это выкрик, то ли хрип. Их приветственный возглас можно принять за «хау!», «гау!» или «ау!». Ему придаются все оттенки звучания. Однако в тот момент мальчика не волновали трудности произношения. Он был слишком занят тем, чтобы до мельчайших подробностей запечатлеть в памяти портрет этого могучего воина. Поэтому ответил на его приветствие лишь похожим возгласом. А когда его рука оказалась в ладони индейца, он почти ожидал, что тот расплющит ему все косточки, но почувствовал только крепкое и ровное пожатие.

Потом шайенский воин повернулся к Рейни и заявил глубоким, не лишенным музыкальности голосом:

— Брат, только несчастный выходит на тропу войны с детьми, которых нужно тащить на закорках!

Рейни быстро ответил:

— Будь осторожнее! Мой друг понимает твой язык!

Услышав это, шайен повернулся к мальчику с совершенно невозмутимым видом. Юный Джонни Таннер залился алой краской до ушей. Грудь его яростно вздымалась.

— Что ж, — спокойно произнес индеец, — случайные удары настигают нас и в темноте. Но они ранят сильнее, чем намеренные.

— Это извинение, — пояснил Рейни, с любопытством наблюдая за мальчиком.

Джонни Таннер еще никогда не был так сильно зол. Он считал, что Рейни, как настоящий друг, должен был более демонстративно встать на его защиту. Мог бы и убедить индейского вождя, что хотя он и мальчик, а в определенных случаях способен совершать поступки, которыми гордились бы и взрослые мужчины. Однако Рейни удержался от похвал и объяснений.

Тогда Джонни немного развернулся в седле и одарил шайена каменным взглядом. Индеец посмотрел на него столь же пристально и тяжело.

— Ну-ну! — разрядил ситуацию Рейни. — Как только упакуем мясо, поедем назад в лагерь.

— Поезжайте… со своим другом, — предложил мальчик, — я сам уложу мясо. Полагаю, вам есть о чем поговорить.

— Очень неплохое предложение, — ответил Рейни, по мнению Джонни, с чрезмерной готовностью. — Тогда мы поедем. Дорогу знаешь.

Мальчик угрюмо, с тяжелым сердцем снова спешился и приступил к упаковке мяса антилопы в ее же шкуру. Горечь его усилилась, когда он увидел двух всадников вместе. На него накатилась какая-то слепая ярость. В затуманенных мозгах родилось неистовое желание найти возможность уехать от Рейни раз и навсегда. Ему нанес оскорбление незнакомец, краснокожий дикарь, а друг и пальцем не пошевельнул.

Джонни хотелось отомстить Рейни и бросить вызов шайену. Вот тогда они увидели бы, чье ружье стреляет метко. Индейца не спасут ни пика, ни лук со стрелами, ни остальное вооружение. Одна меткая унция свинца разрешит все их недоразумения!

Он закончил складывать мясо и, остановившись около мустанга, со вздохом осознал, что ведет себя как обиженный младенец. Нужно забыть обо всем. Нет, конечно, забыть о таком он не в силах, придется стерпеть. В конце концов, кто он, Рейни? А что касается шайена, то если уж на то пошло, его дружба Хэнку гораздо дороже, чем приятельские отношения с наполовину беспомощным новичком в прерии!

И тем не менее сердце мальчика превратилось в холодный кусок железа. Он вскочил в седло и направился туда, где исчезли две фигуры всадников. Они время от времени пропадали из виду в слабых тенях и в высокой траве, потом появлялись и казались ближе.

Его конь прекрасно знал дорогу. Он флегматично скакал вперед по траве, которая в начале их путешествия казалась просто непреодолимым препятствием. Мустанг не стал более покладистым. До сих пор он был не прочь побрыкаться, приподнимал зад, затем взвивался в синеву неба, словно прыгая в голубую воду. Однако больше ему не удавалось сбросить юного седока.

Сейчас Джонни Таннер ехал с приспущенными поводьями, бросая с каким-то жестоким презрением коню вызов. В данный момент любая схватка принесла бы ему облегчение.

Однако мустанг не принял вызова. Прядая ушами, он время от времени слегка поворачивал голову так, чтобы Джонни видел злой блеск в уголке его глаз. Но противостояние между конем и всадником так и не началось. И по веской причине — конь уже попробовал жестокого хитрого кнута, которым мальчик прекрасно научился пользоваться, стегая по наиболее нежным местам крупа, плеч и живота. Поэтому они благополучно приехали в лагерь.

Мужчины сидели и курили трубки. Лошади их были не расседланы, хотя и мирно щипали травку поблизости. Рейни кивнул мальчику и махнул в направлении лошадей, не сказав ни слова.

Его жест обжег сердце мальчика. До сих пор он всегда с удовольствием выполнял любые поручения Рейни, но они всегда были в лагере вдвоем. И если уж на то пошло, Хэнк постоянно делал большую часть работы. Но сейчас Джонни не мог вынести его молчаливого приказа жестом, словно он раб или скво!

Мальчик закусил губу, однако повиновался.

Он не даст индейцу повода порадоваться ссоре двух белых в его присутствии. Кроме того, от сильной обиды во вспышке ярости может поступить не подобающим мужчине образом. Поэтому сдержался и принялся снимать седла, надевать на лошадей путы. На сердце у него скребли кошки. С тех пор как Джон Таннер оставил родной дом, он еще никогда не чувствовал такой жуткой беспомощности.

• Предыдущая
• 29/52
• Следующая