Государь - Браун Саймон - Страница 13
- Предыдущая
- 13/114
- Следующая
«А потом, конечно же, доложил обо всем Марину. Мне и не требовалось прямо говорить что-либо Амемуну; он всегда умел читать мои мысли».
Оркид снова сел. Жениться на Ариве он никак не может. Совет воспротивится, а Двадцать Домов будут еще меньше поддерживать трон; а этого он и сам не мог пожелать для нее. И все же…
Собственные чувства подтачивали двойную верность Оркида, о чем Амемун, видимо, тоже догадывался. Канцлер вспомнил, как старый наставник говорил ему, что хотя годы, проведенные Оркидом в Кендре, не притупили его любви к Аману, они, вероятно, дали ему время научиться любить ее правителей. Тогда он не стал этого отрицать – не станет и теперь. Оркид сделал бы почти что угодно ради возможности выразить свои чувства Ариве в надежде – отчаянной надежде, – что та может ответить на них. В этом-то и состояла трудность предложения Марина. Арива видела в канцлере друга, доверенного советника, современника и конфидента своей матери, а не потенциального возлюбленного. По крайней мере на этот счет он был честен с собой.
Мог ли он полностью изменить ее видение, заставить влюбиться в себя? Как раз этот вопрос он втайне задавал себе уже несколько лет – с тех самых пор, как Арива только-только начала расцветать, превращаясь из девочки в женщину. В то время он гадал, не была ли его реакция на нее всего лишь отражением любви к ее матери, недосягаемой Ашарне; но по мере того, как Арива росла и развивалась, росли и крепли его чувства к ней. Он стыдился этих чувств, когда она вышла замуж за его племянника, а теперь этот стыд превратился в чувство вины, так как смерть Сендаруса давала ему шанс, пусть ничтожный, на близкие отношения с Аривой, которых он так отчаянно желал. А теперь он получил еще и благословение Марина. И Оркид понял, что страшился этой возможности, не желая доводить до черты, за которой королева могла с презрением отвергнуть его притязания. Он никогда не боялся ножа наемного убийцы, но боялся отказа Аривы. Теперь же соединение желания и долга побуждало его действовать, и Оркид знал, что даже если бы ему удалось устоять перед желанием, он никогда в жизни не смог бы противиться долгу.
Коннетабль Деджанус закончил вечерний обход дворца. Он стоял посреди огромного внутреннего двора, наблюдая за единственным окном, расположенным высоко в восточном крыле. Он различил сквозь стекло колеблющийся при свете свечи темный силуэт.
«Хватило бы и одной стрелы, – сказал он себе. – Прямо сквозь стекло – в черное сердце этого ублюдка».
От этой мысли приятная дрожь пробежала у него по спине. Раз и навсегда избавиться от канцлера Оркида Грейвспира! Этого он желал больше всего на свете.
Подбоченившись, Деджанус развернулся на месте. Он был силой, большой силой здесь, в самом огромном дворце Тиира. От гордости грудь его сама собой выпятилась. «Мне нечего бояться. – А потом, как всегда, знакомый голос у него в голове уточнил: – Кроме Оркида».
Пар из него мигом вышел, и взгляд коннетабля вернулся к восточному крылу. Прямо у него на глазах свет погас, и колеблющаяся тень канцлера исчезла.
– Если б это было так легко… – вслух сказад Деджанус, а затем огляделся по сторонам, дабы убедиться, что его никто не слышал.
Двор пустовал. Было очень темно, и Деджанус вдруг почувствовал себя беззащитным. Он поспешил в свои покои. Стоящий на посту часовой вытянулся по стойке «смирно», когда коннетабль прошел мимо, и это несколько восстановило его уверенность. Он развалился на постели с фляжкой хорошего вина и мысленно проиграл множество способов, какими можно убить Оркида. «Почему бы и не стрелой? – подумал он. – Нанять лучника, имеющего зуб на канцлера».
А все тот же голос добавил: «Или, будь ты достаточно храбр, мог бы просто воспользоваться своим ножом». Деджанус не мог найти ответа этому голосу. Никогда не мог.
Он прикончил фляжку и уснул, видя во сне один прекрасный день, когда таки будет достаточно храбр.
Всадники Галена двойной цепью въезжали в город через недавно восстановленные ворота. Вдоль ведущего ко дворцу главного проспекта выстроилась приветствующая их толпа, и Амптра заметил удивление и удовлетворение на лицах возглавляемых им молодых рыцарей. Если кампания и не принесла ничего иного, она, во всяком случае, дала осознать, что королевство Гренда-Лир – это не только город Кендра, и страну волнуют не одни только мелкие делишки знати.
«По крайней мере, меня война научила именно этому», – подумал Гален, чувствуя гордость от того, что оказался достаточно молод и умен для беспристрастного понимания. Арива и ее мать были кругом правы. Провинции должны иметь возможность участвовать во всех решениях, которые принимались за них в королевском дворце на далеком заливе Пустельги. Более того, они этого заслуживали! Гренда-Лир определенно не могла позволить себе игнорировать людей вроде Чарионы.
Гален подивился объему работ, проделанных жителями Даависа для подготовки своего города к осаде, и жертвам, на которые они пошли. На некоторых улицах не осталось ни одного дома – весь камень пошел на ремонт городских стен. На месте былых кварталов выросли ряды самодельных убежищ из парусины и полотна, старых деревяшек и одеял.
Отвечая широкой улыбкой на приветственные крики толпы, он искренне желал действительно заслужить всю эту благодарность. Установление системы сторожевых постов не совсем походило на те доблестные подвиги, к которым готовились и о которых мечтали он и его рыцари. Улыбка Галена угасла, когда он вспомнил битву с армией Линана. В тот день они кое-чего заслужили, подумал он. Но какой ценой! Половина его рыцарей полегла в том бою. Сменится по меньшей мере еще одно поколение, прежде чем Двадцать Домов смогут снова выставить в поле полный кавалерийский полк.
Перед дворцом их ждала сама Чариона. Под ней был тонконогий белый жеребец – слишком изящный, чтобы участвовать в сражениях, – а на голове ее красовалась корона Хьюма. Одежда королевы выглядела замызганной, но при этом ей удавалось сохранять царственный и даже властный вид. Гален спешился и слегка склонился перед ней. Приветственные крики толпы стали еще громче.
– Мы не ожидали такого теплого приема, – признался он Чарионе.
– Они хотят, чтобы вы остались, – отозвалась она. И поймала его взгляд. – Вы остаетесь?
– Если королева Арива не отдаст нам иного приказа, мы останемся. – Он ответил ей таким же пристальным взглядом. – Вы получили от нее какие-нибудь сообщения?
Она напряженно улыбнулась.
– Пока нет, хотя… получила одно от ее канцлера.
– От Оркида Грейвспира? – Гален не мог понять неприязни в своем голосе. И сразу же почувствовал стыд: его новообретенная щедрость по отношению к провинциям явно не распространялась на Оркида, хоть тот и был дядей Сендаруса. – И что у него нашлось сказать?
– Канцлер говорит, что Арива потеряла новорожденного ребенка.
Гален ахнул от удивления.
– Я даже не знал, что она беременна.
– А обычно она открывает своей знати столь интимные тайны? – невинно спросила Чариона.
– Что? – Вопрос этот на миг сбил его с толку. – А, нет, конечно же, нет. Я хотел сказать…
Гален замолчал. Он и сам не был уверен, что, собственно, хотел сказать. Сердце его наполнилось скорбью при мысли об Ариве и погибшем Сендарусе.
По выражению лица Галена Чариона в какой-то мере угадала его чувства и похлопала его по руке.
– Оркид пишет, что она оправляется, но ее брат Олио серьезно пострадал. В тот самый день, когда наша армия столкнулась с войском Линана, в городе произошел сильный пожар. Потому мы и не получали от Аривы известий.
Они дошли до тронного зала, и Чариона приказала слугам выйти. Когда они с Галеном остались одни, она сказала:
– Оркид ни единым словом не упомянул ни вас, ни ваших рыцарей. Я не знаю, как Арива намерена распорядиться кавалерией. При данных обстоятельствах вы вполне можете счесть, что вам лучше всего отправиться в Кендру.
Вот уже второй раз Чариона предлагала ему выход из затруднительного положения. Гален знал, что как аристократ королевства может помочь Ариве там, в Кендре, – но знал и то, что она не доверяет ему, как, впрочем, и любому члену Двадцати Домов, и по части советов и помощи полагается на других, сейчас находящихся при ней. С другой стороны, если Линан нападет на южный Хьюм, их присутствие здесь может оказаться решающим и повлиять на исход столкновения. Он взглянул на Чариону, которая изо всех сил старалась делать вид, будто ей все равно, что он решит.
- Предыдущая
- 13/114
- Следующая
