Золотые туфельки - Василенко Иван Дмитриевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/19
• Следующая

Лэнтернасьонале

Сера ле жанр юмэн3.

запела она дрожащим голосом под музыку.

Люди стояли стеной по обе стороны улицы. А посредине со звонким цокотом копыт в город вливались части Конной армии

- Боже мой, боже мой, как же они переменились! - качала старушка головой, сравнивая проходящие эскадроны с теми отрядами красногвардейцев, которые покинули город полтора года назад. - Да ведь это настоящая армия! Настоящая!

А красноармейцы все ехали да ехали мимо в своих краснозвездных, похожих на шлемы древних русских воинов буденовках, и впереди каждого подразделения, кося глазами на радостный народ, отлично вычищенный конь гордо нес на себе крепкого, с заиндевелыми усами командира.

- Что с тобой, доченька? - спросил Кубышка, заметив, что Ляся вдруг вытянулась на носках и застыла в тревожном напряжении.

- Там... кто это, папка?.. Смотри, смотри!..

К ним приближался новый эскадрон. На большой лошади, сильно выделяясь богатырским сложением, ехал всадник с черным лицом.

Ляся пронзительно крикнула и бросилась ему навстречу.

Всадник вздрогнул, всмотрелся, и вдруг лицо его осветилось.

- Ляся!.. - у сказал он и протянул подбежавшей девушке руку.

Скачок - и Ляся оказалась на лошади.

- Мой маленький Ляся... Мой маленький Ляся... - говорил всадник, гладя большой черной рукой щеку девушки.

И по взволнованным лицам черного воина и тоненькой бледной девушки все догадались, что люди эти - старые друзья и встретились они после долгих лет разлуки.

НАРОДНЫЙ КОМИССАР

В театре шел митинг. Объезжая вновь освобожденные районы, в город прибыла правительственная комиссия. В ее состав входил и народный комиссар просвещения Луначарский. Он стоял на трибуне, покручивая бородку, поблескивал пенсне и баском говорил:

- И вот заехал к вам, товарищи, чтобы спросить - может быть, хоть вы знаете, где прописал свой паспорт Деникин...

От дружного хохота заполнивших зал рабочих и красноармейцев звенят хрусталики на люстрах.

- ...Запросили мы по телеграфу Ллойд-Джорджа, английского премьера, а он от злобы и дар речи потерял. Вот полезет сейчас за пазуху, вытащит оттуда гром и молний и кинет их в нас, бедных...

Когда Луначарский опять сел за стол, Герасим, председательствовавший на митинге, наклонился к его уху и тихо сказал:

Хочу вас, Анатолий Васильевич, просить об одной девушке... То есть, как говорится, всей организацией челом бьем. Разрешите зайти с ней в вагон к вам.

- Ну что ж, заходите, товарищ Герасим. Я ведь здесь еще дня три пробуду. А вас я тоже хочу спросить: вы не знаете, как зовут вот того негра в красноармейской форме? Видите, в ложе сидит?

- Знаю и даже беседовал с ним, Чемберс Пепс его зовут.

- А, так это и есть Чемберс Пепс! То-то он опускает глаза каждый раз, как я на него посмотрю.

- А что, Анатолий Васильевич, провинился он в чем перед вами?

- Провинился. Захватите и его, когда пойдете ко мне.

...Вагон наркома стоял на запасном пути. Перегородки нескольких купе были разобраны - получился настоящий кабинет, с письменным столом, с телефоном, с пишущей машинкой. Луначарский только что кончил диктовать машинистке какой-то приказ, когда вошел Герасим, а с ним Ляся и Пепс.

- Садитесь, товарищи, - пригласил нарком. Все сели, но Пепс продолжал стоять навытяжку.

- Садитесь, товарищ Пепс, - повторил Луначарский.

Пепс сел, но тотчас опять поднялся и опустил руки по швам. Он не мог представить, как можно сидеть военному человеку в присутствии народного комиссара.

- Чего же эта девушка хочет? - спросил Луначарский.

- Она вам сама скажет, Анатолий Васильевич... - ответил Герасим. - Ляся, говорите, не бойтесь.

- Я... я хочу танцевать Машу... в "Щелкунчике"... - зардевшись от смущения, пролепетала девушка.

- Вот как! - улыбнулся нарком. - А способности такие у вас есть?

Опустив голову, Ляся молчала.

- Что вы скажете, товарищ Герасим? - спросил нарком.

- В "Петрушке" она толк понимает, Анатолий Васильевич. Сам видел. Учиться балету - желание страшное. А про остальное не скажу. Спросите, Анатолий Васильевич, товарища Пепса: он давно ее знает по цирку.

- Товарищ нарком, разрешите доложить: Ляся будет велики артист, - положил Пепс руку на/сердце и тотчас же опустил ее опять.

- Буду рад, если ваше предсказание исполнится, - кивнул Луначарский. Хорошие артисты нам нужны не меньше, чем хорошие учителя, инженеры, ученые. Владимир Ильич не устает мне напоминать:

"Искусство - для народа". А знаете, товарищ Пепс, мы ведь с вами в какой-то степени старые знакомые. Не то в девятом, не то в десятом году я от души аплодировал вам, когда вы с таким блеском положили на обе лопатки зазнайку Карадьё, французского чемпиона В Париже это было, в цирке. Помните такой случай?

- Так точно, товарищ народный комиссар, помню.

- Вот видите. Там гастролировала тогда великолепная русская гимнастка Елизавета Горностаева. Фамилия-то какая... царственная...

- Это была моя мама, - сказала Ляся.

- Вот как! - воскликнул нарком. - Ну, если вы восприняли от своей матери не только ее красоту, но и талант, быть вам великой артисткой.. А теперь, голубчик, - повернулся он опять к Пепсу, - извольте объяснить, почему вы не выполнили мою просьбу, почему не приехали в Москву?

- Я хотель приехать, товарищ народни комиссар, - жалобно заговорил Пепс, я уже совсемь приехаль, но мой Артиомку схватил гетманец. Я поехаль отнимать Артиомку - и пошель Красная Армия.

- Кто такой этот Артиомка? - заинтересовался нарком.

Пепс как мог объяснил, опасливо поглядывая на Лясю. Рассказал он и о том, как писали молодые партизаны Луначарскому письмо и просили "определить

Артемку к театральным профессорам в обучение на артиста в мировом масштабе".

- Ну, и нашли вы своего Артемку? - спросил нарком.

У Пепса задрожали губы.

Герасим пугливо оглянулся на девушку и тихо сказал:

- Нет, Анатолий Васильевич, парень, наверно, погиб. Его утопили белые... Он опять глянул на Лясю и поморщился, как от зубной боли: девушка уронила голову на руки и беззвучно плакала.

- Да, да... - сказал нарком, поправляя пенсне. - Да...

Когда все поднялись, чтоб уйти, Герасим спросил:

- Так как же нам это оформить, Анатолий Васильевич?

- А зачем оформлять? - ответил нарком. - И Пепс и Ляся поедут в нашем вагоне.

- У Ляси отец здесь, тоже артист.

- И отца возьмем с собой.

Оставшись один, Луначарский долго ходил по вагону и пощипывал ус.

ЗОЛОТЫЕ ТУФЕЛЬКИ

Но Артемка не умер.

Неведомая сила распирала ему изнутри грудь и бросала его из стороны в сторону. Он не вынес боли, застонал и вцепился пальцами в какие-то веревки.

- Мычит, - сказал старый рыбак. - А ты, Ваня, говорил, что помер! Хватит качать.

"Я живой", - хотел отозваться Артемка, но из груди его вырвался только хрип.

- Что же с ним будем делать? - спросил Ваня.

- Вот в этом и вопрос, - поскреб старик бороду.

- По всему видать, он, батя, из-под конвоя бежал. Слышно было, как из винтовок палили.

- Если палили, то, ясное дело, бежал. Может, даже из-под самого расстрела. Как бы не бросились искать его тут...

- И очень просто, что бросятся. Спрятать надо.

- Где ж его спрячешь?

- А на чердаке Боровок теплый - отогреется.

- Не влипнуть бы нам, - после небольшого молчания сказал старик. - От них пощады не жди: и нас заодно ликвидируют.

- Ну, так давай его обратно в воду кинем! - с раздражением крикнул парень.

- Скажешь тоже!.. - буркнул старик. - Клади его мне на спину, а сзади ноги придерживай. Да тихей разговаривай... Чистый порох - и сказать ничего нельзя.

Артемку вынули из невода, в котором его откачивали, и понесли по узенькой тропинке вверх, на высокий берег.

Почувствовав тепло человеческого тела, Артемка опять застонал: только так он мог выразить свою благодарность людям, вернувшим его к жизни.

• Предыдущая
• 17/19
• Следующая