Бастионы Дита - Чадович Николай Трофимович - Страница 67
- Предыдущая
- 67/69
- Следующая
– Вот здесь я когда-то работала еще девчонкой, – сказала Ирлеф устало. – Раз в неделю сюда приходили эти толстяки из Дома Братской Чаши. Они убивали слепышей и забирали с собой только их мозги. Под страхом смерти мы обязаны были молчать. Теперь я догадалась почему. Именно из мозгов слепышей приготовляется зелейник.
– Ты только догадываешься, а другие давно знали. Недаром же воины Замухрышки первым делом спалили Коралловый Лес вместе со всеми его обитателями. Теперь в Заоколье, наверное, не осталось ни единого слепыша.
– А скоро не останется ни единого дитса, – добавила она. – Наступают печальные времена.
Нет, подумал я. Ты ошибаешься. Печальные времена наступят много позже, когда камни прорастут травой, а ветер будет завывать в пустых провалах окон. А сейчас наступает страшное время – время катастрофы, всеобщей гибели, время безумия и отчаяния. Люди еще только начали проникаться мыслью о неизбежной смерти, агонизирующие тела еще не усеяли улицы, отцы еще не приступили к убийству собственных детей, город еще хранил видимость жизни.
Мы с Ирлеф обошли все бастионы, но не обнаружили ни одного Блюстителя. Бой у насыпи угас – врагу больше некуда было торопиться. Дитсы, все еще не выпуская из рук оружие, в растерянности стояли на стенах. Что им еще оставалось делать, как не покорно дожидаться смерти, ведь предназначенная каждому невидимая стрела была уже в полете и уклониться от ее отравленного наконечника было так же невозможно, как невозможно уйти от собственной судьбы.
– Неужели и ты должен умереть? – спросила Ирлеф.
– А чем я лучше других?
– Пройти столько дорог, испытать столько злоключений лишь для того, чтобы найти смерть среди обманутых людишек в никому не нужном городе… – Она зябко передернула плечами. – Я бы не хотела такого конца.
– Если бы это зависело от воли человека! Но, увы, нашу судьбу творит один только случай. По счастливой случайности мы родились и по нелепой случайности умрем. В предопределенность я что-то перестал верить в последнее время.
– Почему же! – Ирлеф едва заметно и, как мне показалось, загадочно улыбнулась. – О рождении я судить не буду, а вот о смерти могу с тобой поспорить. Вспомни златобронников. Смерть для них – как близкая подруга, которая, если ее позовут, всегда придет на помощь.
– Не нравятся мне твои разговоры. Пока мы живы, давай не будем об этом.
Здесь наше внимание привлекли крики, раздававшиеся с той стооны, где когда-то возвышались неприступные городские ворота. Какая-то женщина, прижимая к груди сверток с новорожденным, сползла с насыпи и через заваленное трупами поле побежала к лагерю Замухрышки.
– Возьмите моего ребенка! Спасите его! – кричала она. – Он еще не успел испробовать зелейника. Можете убить меня, но сохраните ему жизнь!
Ее грубо остановили в сотне метров от шатров, над которыми развевались штандарты владыки Приокаемья, но женщина продолжала вопить и вырываться – наверное, ее Срок уже подошел и она находилась на грани первого приступа.
С холма спустилась толпа людей в роскошном облачении, предназначенном, скорее, для трапезы, чем для боя (впрочем, мелькали среди них и серые хламиды кастратов). Некоторые еще держали в руках недопитые кубки, другие дожевывали что-то на ходу или ковыряли в зубах. Поведение женщины какое-то время развлекало их, а потом кто-то громко, так, чтобы слышно было на стенах, объявил:
– Дитс, даже самый маленький, обязан жить и умереть дитсом!
Ребенку тотчас влили в рот какую-то жидкость, скорее всего действительно зелейник. Толпа пирующих (уж не поминки ли по горожанам они справляли) заржала на разные лады, после чего мать стали отталкивать копьями в сторону города. Видя, как беснуется она, нетрудно было предугадать дальнейшее развитие событий, и я устало прикрыл глаза. Воины, покорно дожидавшиеся на стенах своей участи, ахнули. Сначала один раз (наверное, в тот момент, когда обезумевшая мать насадила свое дитя на острие чужого копья), потом еще (когда ее саму пригвоздили к земле) и вдруг лавиной покатились по насыпи вниз. Произошло то, что происходит с обманутой, отчаявшейся толпой, когда мера ее терпения переходит ту трагическую грань, за которой уже возможно все – и разнузданное насилие, неслыханное самопожертвование.
Если бы мы не последовали за этим людским потоком, внезапно прорвавшим плотину своей собственной прострации, нас бы попросту затоптали или сбросили со стены в ров. Избиваемые стрелами и сами не щадящие никого на пути, дитсы достигли пределов вражеского лагеря так быстро, что осаждающие не успели ни построиться в защитные порядки, ни растянуть предохранительные сети. Наверное, даже Хавр не ожидал такой прыти от обреченных на смерть и уже начавших умирать людей. Бой сразу закипел среди шатров. Несколько залпов травилом, произведенных почти в упор, разметали гвардию Замухрышки (любопытно было наблюдать, как иссиня-черные тела на глазах превращаются в розоватый студень), но затем в действие вступили законы ближнего боя, где ружья годились разве что вместо дубин. Я подхватил с земли оброненное кем-то копье, а Ирлеф обнажила меч. Не сговариваясь, мы пробивались к центру схватки, где уже начали крениться и падать золотисто-красно-черные штандарты.
Через головы сражающихся, в мельтешении мечей, топоров, боевых молотов и копий я уже видел Замухрышку, юлой крутившегося возле своих носилок. И куда только девались его немощь и хвори! Стоило любому дитсу (да и не только дитсу) лишь переступить границу окружавшего его пустого пространства, как смертоносный взгляд отбрасывал назад уже бездыханное тело. С необыкновенной ловкостью он уворачивался от копий и дротиков, а шарики травила отражал щитом, похожим на копну нежнейшего пуха. Невдалеке от владыки Приокаемья, но не рядом, сражались его ближайшие соратники, в том числе и Хавр, которого я видел со спины. На моих глазах было растерзано несколько евнухов и погиб неизвестно откуда взявшийся Блюститель Площадей и Улиц, уже приложившийся было к отбитой в бою фляжке с зелейником.
И тут на меня вдруг навалилось предчувствие близкого конца – структура мира стремительно истончалась, давала прорехи, таяла, и не было уже силы, которая могла бы сомкнуть края разверзающейся бездны. Свет, казалось, начал меркнуть, и я затравленно оглянулся по сторонам. Отряд наш был окружен со всех сторон, а в город через оставленную без защиты насыпь устремились враги – черные копейщики, разрисованные с головы до ног голые дикари, урвакши с двусторонними секирами, уцелевший сброд из Окаянного Края. Небо, особенно на горизонте, потемнело и словно подернулось сизой пеленой, как это бывает в открытом море перед наступлением бури. И в самом зените, среди свинцовых синих туч, словно страшное солнце этого гибнущего мира, парила огромная багровоперая птица, по контуру отсвечивающая золотом.
Это был первый Феникс, которого я вживую увидел здесь!
– Предвечный! Предвечный! – раздалось отовсюду. – Беда! Спасайтесь! А-а-а…
Обрушившийся из поднебесья Звук разом заглушил эту разноголосицу, как гром заглушает гомон перепуганных птичьих стай, и на месте крайнего бастиона (того самого, что я уже спас однажды) возник столб не слишком плотного светлого пламени, почти сразу опавшего до земли, которая, впрочем, уже была не землей, а озером медленно кипящей магматической каши.
Почти все вокруг или упали, или присели, в разной степени ошпаренные облаком раскаленного пара, накатившего от места Сокрушения, и я, воспользовавшись общим замешательством, швырнул в Замухрышку свое тяжелое копье. Вряд ли еще кто-нибудь здесь мог бы сделать это с такой силой, но самозваный Отче все же подставил свой щит-перину. Лишившись ее вместе с кистью руки, он на какое-то время утратил осторожность и, убивая направо и налево, кинулся на поиски обидчика. Встретиться лицом к лицу с Замухрышкой не входило в мои планы, но и укрыться в толпе я уже не успел – легче было бы пробиться сквозь камень, чем через эту спрессованную страхом смерти человеческую массу.
– Вот где мы наконец встретились! – взвизгнул Замухрышка, вцепившись в меня здоровой рукой. – Ну уж теперь-то ты от меня никуда не уйдешь! Ни в прошлое, ни в будущее, ни в другой мир! Я убью тебя, пусть даже это будет стоить мне благосклонности Предвечных! И убью тебя не так, как всех других, а медленно! Ты будешь умирать по кусочкам, день за днем, год за годом! Или нет! Лучше я отдам тебя своей сестре! Она мечтает свидеться с тобой. Вы будете жить с ней как муж и жена, вот только завтракать она намерена твоей кровью!
- Предыдущая
- 67/69
- Следующая
