И опять мы в небе - Бороздин Виктор Петрович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/46
• Следующая

На улице зажмурилась от яркой белизны снега – за сутки его нанесло столько! По протоптанной глубокой тропке навстречу ей, смешно переваливаясь, катился пушистый меховой шарик. За красный шарфик, как за вожжи, придерживала этот «шарик» мама – Надя Лянгузова. Она нетерпеливо смотрела на Ксению.

– Все хорошо, не волнуйся, – поспешила успокоить ее Ксения, – они уже Петрозаводск прошли.

Над женщинами было ясное, чуть прикрытое дымкой небо. Они молча смотрели на него. Пусть оно все время будет таким для В-6! До самой цели!..

…Вечером, будто сговорились, к Вере Деминой одна за другой стали приходить подруги: Женя Ховрина, Люда с мужем Сашей Ивановым, Катя Коняшииа…

– Ой, девочки, как хорошо, что пришли! – обрадовалась Вера. – Так грустно одной было. Давайте чай пить. Люда, доставай чашки.

И побежала на кухню ставить чайник. Потом бережно собрала со стола брошенные там блокноты, исписанные листочки, переложила на заваленный грудой ватмана, угольниками, линейками письменный стол.

– Сережа сказал: «Ничего не трогай, прилечу, доделывать буду».

Придвинули к столу стулья. Завесили газетой абажур, чтобы свет не падал на спящую Аллочку. Только голоса приглушить было трудно. Они непроизвольно то и дело вырывались громче, чем надо.

Тут собралась почти вся их летная девичья компания. (Саша не в счет). Ведь теперь они – первый в мире женский экипаж дирижабля. Вера – командир дирижабля В-1. Люда – пилот-штурвальный. Женя их бортмеханик. Не хватает сейчас только бортрадиста Ани Черновой.

Они уже летают самостоятельно, своим экипажем.

В день 1 Мая участвовали в параде, в кильватерном строе дирижаблей проплыли над Красной площадью. А потом весь вечер низко летали над праздничной Москвой.

Сейчас всем им так хотелось бы быть на В-6! Очень уж трудно переживать со стороны.

Как там сейчас? Ведь В-6 первым летит в Арктику в зимнее время. Летавшие до него дирижабли «Норге», «Италия», «Граф Цеппелин»[14] были в Арктике летом, когда там полярный день, все время светит солнце. В-6 полетел в полярную ночь, чтобы не опоздать.

У этих парней с В-6, своих товарищей, девушки учились мастерству вождения корабля, умению не теряться в непредвиденных обстоятельствах, а трудные ситуации у них бывают нередко, когда в доли секунды надо принять решение и действовать. Люда много летала пилотом-штурвальным у Гудованцева (теперь квалификационной комиссией присвоено ей звание помощника командира). Вера, до того как стать командиром, летала помощником командира у Демина. Хорошо было в небе с ним рядом, надежным, сильным и требовательным! Даст ей штурвал глубины, самый ответственный, и отойдет, будто не смотрит, справляйся! А сам весь начеку, готовый прийти на помощь. И ведет она легко, смело, сама не верит, что корабль ее слушается!

А в начале-то даже поступить в воздухоплавательную школу девушкам было не так-то просто.

– Благодари моего Колю, что тебя приняли, – рассмеялась Катя. – Они с Мишей Никитиным тогда в приемной комиссии сидели.

Как Вере хотелось летать! Это было первое в ее жизни самостоятельное решение. Вполне серьезное. А ей не поверили, уж слишком зелена была. Сказали: подрасти сначала. Она, конечно, в слезы, хоть и старалась изо всех сил сдержаться.

Коняшин и Никитин увидели в ней что-то такое решительное, что сердца их дрогнули. И она была принята, правда, условно, вольнослушательницей.

На занятия она прибегала раньше всех. Любое задание выполняла так, как будто оно и есть самое важное. Любой наряд: промывать ли в керосине заржавевшие коробки от приборов, картошку ли на кухне чистить – пожалуйста! Только бы не выгнали!

А первый полет на аэростате!

– Вер, ты помнишь его?

– Еще бы!..

Надо же – первый полет – и почти катастрофа! Не всякая стала бы после этого снова летать.

Они стартовали тогда в Останкине. В корзине два парня и Вера. Когда сбросили часть балласта, земля сразу ушла вниз, Москва вдруг показала свои крыши, качнулась там, уже далеко… И все. Дальше они услышали странный свист и треск рвущегося перкаля. Аппендикс – тот самый, что придумал на их беду Шарль – оказался завязанным (а должно ему было быть развязанным), и образовавшееся на высоте сверхдавление в шаре разорвало оболочку. Спасло только то, что нижняя часть лопнувшей оболочки мгновенно втянулась внутрь, образовав вместе с верхней частью купол, как бы парашют. Они быстро выбросили за борт тяжелые мешки с балластом, приборы, все, что можно было…

Все же удар о землю был основательный. Не сразу пришли в себя. Но ни ног, ни рук никто не поломал, а синяки да шишки не в счет.

Упали посреди площади, где трамвай делает кольцо, чуть не на головы прохожих. Тотчас же к ним подбежал возмущенный нарушением порядка милиционер. Тяжело переводя дух, сердито сказал:

– Надо знать, где садиться! Нарушаете…

Но, увидев смущенные, расстроенные лица, разорванную оболочку, сразу подтянулся, отдал честь:

– Прошу прощения.

И обернулся к сбежавшимся людям:

– Граждане, граждане, расходитесь. Ну, чего не видели? Обыкновенный воздушный шар.

– Мы тогда решили: «Ну все, больше Верка в корзину не полезет», – потягивая из блюдечка чай, забасил Саша.

– Да нет, – засмеялась Вера, – все произошло так быстро, я даже испугаться не успела. А потом мы зачинили, заштопали оболочку и через неделю продержались в воздухе уже восемнадцать часов.

Да, девушки умели встречать опасность и в решительный момент делать именно то, что нужно.

А прыжки с парашютом! По-разному к ним привыкали. Кто быстро, кто не очень. Миша Никитин, заядлый планерист, перед прыжком неизменно бурчал:

– Пусть медведь прыгает, у него четыре лапы! – И… прыгал.

– Ой, девчонки, а как мы все без памяти в Колю Гудованцева влюблены были?! Саш, ты не слушай! – вздохнула Люда.

– Еще бы! – загорелась Женя. – И боялись! Как глянет синими глазами…

– Помните, как расхрабрились, пригласили его в Большой театр? – продолжала Люда. – Раздобыли четыре билета. В ложу! Я вот, Вера, Женя… Сидим в ложе, ждем. Его нет. Уже свет стал гаснуть, сейчас увертюра начнется. Вдруг вбегает… Запыхался, вспотел… наш старый начальник порта. Плюхнулся в кресло, скосил глаза: – «Так это вы-ы тут?! А я-то думал… У Николая полет. Отдал билет мне. Иди, – говорит, – в великолепную компанию попадешь!»

– А что, плохая компания? – вспыхнула Вера. – Нам тогда только-только парадную форму выдали. Весь Большой театр на нас засматривался!

– Хотите, покажу одну вещь?.. – таинственно подмигнула Вера и, вынув из-за спины, кинула на стол толстую, сшитую грубыми нитками тетрадь.

– О-о, журнал Воздухоплавательной школы! – уважительно повертел его в руках Саша. – Год 1930-й. Сейчас посмотрим. Та-а-к, прямо, Вер, на тебя и попал. «Объявить выговор Митягиной В. Ф. за озорство в столовой…» Неплохо. Идем дальше. «За баловство в строю поставить на вид Чаадаевой Е. В.». Это тебе, Катя.

– Ну-ка, ну-ка, дай сюда, тут и про тебя, наверно, найдется.

Катя схватила журнал.

– Вот, пожалуйста: «…Иванову А. И. и Эйхенвальд Л. В. за хищение тарелок в столовой…» Ого!..

– Так это же из-за вашего пса Цеппелина, – пробурчал Саша. – Подобрали этого лохматого бродягу! Надо же было его из чего-то кормить.

Несмотря на столь пышное имя, пес был на редкость непредставительный, но удивительно добродушный и привязчивый, невозможно было не откликнуться на его ласку.

– А здесь вот что, смотрите. – Катя высоко подняла журнал. – «…поставить в пример выдержку и самообладание Эйхенвальд Л. В., проявленные ею в аварийной ситуации полета». Это когда в гондоле вдруг запахло горелой резиной и все бросились выяснять причину, помните?

Минута была тогда очень тревожной. Где горит? Что? Стоявшая у штурвала Люда не повела глазом – делала свое дело, вела корабль.

…В квартиру заходили новые люди – их друзья. Сережа Попов, Володя Шевченко. Вчера все так были огорчены, что не им довелось лететь. Володя находился в моторной гондоле, помогал запускать мотор. Вот уж кому не хотелось сходить с корабля! С досады даже шмякнул ушанку оземь. На корабле улетели лучшие друзья: Сергей Демин, Тарас Кулагин… Но сейчас ничего, все смирились. Нельзя же всем лететь на одном корабле.

• Предыдущая
• 24/46
• Следующая