О Жизни Преизбыточествующей - Арсеньев Николай Сергеевич - Страница 31

Высшее, может быть, закрепление этого ликования отцов о воскресении Сына Божия и победы Его, а стало быть и нашей, над смертью имеем в той изумительной проповеди Златоуста, которая доныне читается после Светлой Заутрени: «… Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть… Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа? Воскресе Христос, и радуются ангели. Воскресе Христос, и жизнь жительствует. Воскрес Христос, и мертвых ни един во гробе: Христос бо восстав от мертвых начаток усопших бысть. Тому слава и держава во веки веков».

Какое дерзновение веры в этих словах: «Воскресе Христос, и мертвых ни един во гробе». Казалось бы, это противоречит нашему повседневному опыту: но здесь, в этой вере мы прикасаемся уже к плоскости Вечности, здесь снимаются уже грани между настоящим и грядущим в уже данном, уже близком к нам, уже торжествующем Царстве Вечной Жизни. Эти чаяния, эта вера, это ликование, неотъемлемые от христианского благовестил, — вот, основной фон жизни и миросозерцания Православной Церкви.

Проследим эти тона, этот основной фон, эти чаяния эту радостную веру по песнопениям Православной Церкви, — хотя бы по песнопениям Октоиха.

И Восточное Христианство, равно как и Западное, не закрывает глаз на временность и преходящесть нашей жизни, нашей земной красоты, на ужас и боль умирания и расставания души с телом и со всем, что было дорого в жизни, на страх смерти, на отвратительность тления. «Увы мне», так слышим мы эти надгробные плачи, «колик подвиг имать душа, разлучающися от телесе: увы мне, тогда колико слезит, и несть иже помилует ю..,»

«Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробе лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, бесславну, не имущую вида. О чудесе … Како предахомся тлению. Как сопрягохомся смерти» …

«Воистинну есть таинство смертное: како душа от тела нуждею разлучается, от состав и сочетания естественного союза, Божественным хотением разделяется» … [146] Трепет смерти слышится в этих словах, скорбь и ужас умирания.

Все земное преходяще, обманчиво, ничтожно, кратковременно: «Кая житейская сладость пребывает печали непричастна? Кая ли слава стоит на земле непреложна?» …

«Где есть мира пристрастие? Где есть привременное мечтание? Где есть злато и сребро? Где есть рабов множество и молва? Все — прах, все — пепел, вся — сень (тень); но приидите, возопиим бессмертному Царю: Господи, вечных Твоих благ оподоби преставлынияся от нас» … [147]

Ибо дано разрешение. Над этими рыданиями печали вырастает мощный, все превозмогающий, все разрешающий и просветляющий аккорд радости и торжества о Победе Жизни над смертью, о воскресении из мертвых.

Христос воскрес, первенец из умерших, — вот, что все с новой и новой силой в различных выражениях звучит нам из этих песнопений. При этом радость и торжество Его воскресения неразрывно связаны с подвигом Его креста и смерти. Неослабно повторяется и подчеркивается эта мысль во всем богослужении, как и во всей внутренней жизни Православной Церкви, с большой яркостью, напр., в так называемых «Крестовоскресных канонах» (Stauroanastasimoi).

Вот, наугад, несколько песнопений Октоиха:

«Да радуется тварь. Небеса да веселятся, руками да восплещут языцы с веселием: Христос бо Спас наш на кресте пригвозди грехи наша, и смерть умертвив, живот нам дарова, падшего Адама всероднаго воскресивый, яко Человеколюбец» [148].

«Ко кресту пригвождая волею, Щедре, во гроб положен быв яко мертв, Живодавче, смерти державу стерл еси, Сильне, смертию Твоею: Тебе бо вострепеташа вратницы адовы, Ты совоздвигл еси от века умершия, яко един человечолюбец»  [149].

«Повешен на древе, едине Сильне, все твари поколебал еси: положен же во гробе, живущие во гробех воскресил еси, нетление и жизнь даруя человеческому роду; тем же поюще славим тридневное Твое восстание»  [150].

«Яко живоносец, яко рая краснейший, воистинну, и чертога всякого царского показася светлейший, Христе, гроб Твой, источник нашего воскресения».

Мы видим: Его восстание из мертвых есть залог и нашего воскресения, более того, — оно есть уже и теперь наше воскресение, и наша в Нем победа над смертью: «Смерти державу стерл еси, Сильне, смертию Твоею», «Ты совоздвигл еси от века умершия», «живущия во гробех воскресил еси, нетление и жизнь даруя человеческому роду», и еще: «мертв, тридневен воскресл, в нетление мя облекл еси», «воста истощивый гробы», «мертвыя оживотворил есть», «всех совоскресил еси», «днесь смерть и ад пленися, род же человеческий в нетление облечеся» и т. д.  [151]. Это есть уже участие в Его воскресении, мистическое предвосхищение грядущей славы. В Его лице уже восстает и уже обожается в потенции весь род человеческий (представленный в лице прародителя Адама): «Падает прельстився Адам и… сокрушаяйся .. Но восстает, соединением Слова обожаем» [152]. Он есть «первенец из умерших», в котором мы все воскресли: «попра смертию смерть, первенец мертвых бысть: из чрева адова избави нас» … [153].

Это есть «общее воскресение», соборная радость. И с радостью о нашем воскресении сочетается радость о просветлении всего мира, о конечной отмене царства тления, об избавлении и преображении всей твари, о торжестве Царства Жизни.

Эта устремленность вперед, это молитвенное предвосхищение и созерцание грядущего царства нетления и славы есть (как мы указывали), черта особенно характерная для Восточной Церкви. Воскресение есть акт космического значения, в нем мир возрожден и избавлен, и просветлен, и увенчан новым достоинством: ибо он воспринял в себя семя бессмертия в воплощении  [154] и воскресении Сына Божия. Христос «воскрес, как Бог, во славе и совоскресил с Собою мир», «Он… совоздвиг мир силою Своею», «даруя миру жизнь, Он просветил весь мир», «просвещает тварь», «Он просветил сиянием пришествия Своего и осветил Своим крестом мира концы», Он «объединил земное с небесным»  [155]. «О, чудесе. Како смерти вкуси всех жизнь. Но яко восхоте мир просветити» … [156]

Поэтому весь мир, вся тварь призывается к ликованию и прославлению Бога: «Да радуется тварь и да процветет как лилия (яко крин). Ибо Христос из мертвых восстал как Бог. Где твое, смерть, ныне жало. Воскликнем: где твоя, о ад, победа» … [157]

«Да веселятся небесная, да радуются земная, яко сотвори державу мышцею Своею Господь, попра смертию смерть» … [158] «Вся тварь с пророками радуясь поет Тебе победную песнь» …  [159] «Концы мира торжествуют о востании Твоем из мертвых» [160].

С особым, совершенно исключительным и несравнимым подъемом вылились эти ликования человечества и твари о воскресении Христа и о победе жизни над смертью в вдохновеннейшем, может быть, памятнике религиозного песнотворчества Православной Церкви: в пасхальном каноне Иоанна Дамаскина [161]. Здесь космическое теснейшим, неразрывным образом сплетается с человеческим и Божеским: над всем миром, небесным и земным, веет радость воскресения, всепросветляющая близость Воскресшего:

«Ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя: да празднует убо вся тварь востание Христово, в немже утверждается …