Воин и чародей - Бойе Элизабет - Страница 4
- Предыдущая
- 4/73
- Следующая
Он запер двери, разжег огонь в очаге, засветил лампу с китовым жиром и лишь тогда рассказал Торарне о предложении Снельфа взять их с собой.
– Деваться некуда, бабушка, – заключил он твердым голосом, – надо ехать. Здоровье твое неважное, а на юге, говорят, зимы куда мягче здешних.
А когда ты снова окрепнешь и хоть немного обрастешь жирком, мы вернемся сюда, в эту хижину. Будем жить, как лисы, кормиться ягодами, птицами и зайчатиной, всем, что ни подвернется под руку, а на лето я буду отправляться в походы с викингами.
Торарна устало покачивала головой, комкая одеяло под подбородком.
– Никуда я не поеду, Сигурд. Или ты не видишь, что я умираю? Я хочу, чтобы мой прах сгнил в земле именно здесь, а этого ждать уже недолго.
Что-то странное стряслось со мною нынче – словно половина моего тела уже отмерла, и вдобавок я разучилась думать. – Она тяжело вздохнула и закрыла глаза. – Так хочется спать. Я еще должна что-то рассказать тебе… если только вспомню что. И все же я точно знаю, что ты должен отплыть с Богмодом и Снельфом. Отправляйся на юг, Сигурд. Завтра же.
Сигурд сел, сложив на груди руки.
– Без тебя я не уеду, бабушка, и кончено.
Она тяжело, с усилием помотала головой и разлепила веки.
– Вижу, настала пора рассказать тебе о твоих отце и матери. Печальная это будет история…
– Нет-нет, – поспешно перебил ее Сигурд, – ты слишком устала. Вовсе незачем рассказывать именно сейчас. Ты упала и вдобавок простудилась, бабушка, а это не к спеху.
– Помолчи, детка. Я знаю, что делаю. Сегодня я видела во сне, как издыхала старая овца, – это вещий знак. На сей раз здесь нет старой Грелод, чтобы разогревать мою жизнь снадобьями и заклинаниями. Она будет сердиться, что я так бессовестно обманывала ее, стоило ей повернуться ко мне спиной… Эх, Сигги, она была мне верным другом. Если что-то ты и перенял у меня, так пусть это будет умение отличать истинных друзей от мнимых. Ну, к делу… пока эта дряхлая плоть совсем не лишилась сил. Твоя мать… я причинила ей много боли, Сигурд. Она была моей дочерью, и звали ее Асхильд. – Имя отозвалось приступом боли, и Торарна без сил упала на ложе, бледнея и задыхаясь. – Я отреклась от нее, из-за того что она вышла замуж… Двадцать лет я не произносила ее имени… но теперь настала пора простить ее.
Сигурд опустился на колени рядом с ней, с ужасом понимая, что ей совсем худо.
– Бабушка, что мне сделать для тебя? – прошептал он. – Тебе больно?
Торарна нехотя открыла глаза.
– О да, больно… от ревности. Он увел ее у меня… но тебя не получит, если только это в моих силах. Двое их было… не помню, который женился на ней и который убил ее… но я ненавижу обоих. – Ее слабый голос превратился в бессмысленное бормотание.
– Говори же, бабушка, – потеребил ее Сигурд. – Скажи мне, кто мой отец.
– Он с трудом выдавливал слова.
– Отец… всадник на холме… вчера это было? Или год назад? Я сказала ему… сын погиб в огне, его нет. Когда-нибудь ты простишь меня, Сигурд.
Не позволяй ему увести тебя в иной мир. Тот, другой, тоже искал тебя… нет, это он… тролли, мороки. Я сказала ему – сына нет. Он не поверил. Не дай ему забрать резную шкатулку Асхильд… ее свадебный подарок от… от… он забрал Асхильд… она умерла… в огне…
Сигурд пытался отыскать смысл в ее бормотании, но его сообразительность безмолвствовала перед страхом, что Торарна умирает.
– Так мой-отец был здесь? Он посылал за мной?
– Посылал! Насылал мороков! Он убьет тебя, Сигурд! – Торарна вцепилась в его руку маленькими ледяными пальцами, дико глядя за его спину. – Сбереги шкатулку Асхильд… ярл хочет завладеть ею… Злыдень, лиходей… сжег твою мать…
– Кто сделал это – мой отец или тот, другой? Помнишь ты его имя?
– Имя… имя… – Ее веки трепетали, а дыхание было таким слабым, что Сигурд боялся, как бы оно не прервалось совсем. – Асхильд… о, Асхильд, прости меня! Я пыталась сберечь его… уберечь шкатулку от них… чародеев и полководцев. Асхильд, ты здесь? Дай мне руку.
Сигурд ласково сжал ее ладошку; Торарна бормотала что-то бессмысленное, обращаясь к Асхильд, и наконец задремала. Дышала она неровно, чуть слышно, но все же дышала. Он надеялся, что у нее достанет сил завтра рассказать ему все еще раз и более связно. Сигурд все еще почти ничего не знал об отце и матери, а сам ничего толком не помнил, кроме детских страшных снов о большом пожаре. Он печально подумал, что эти сны могли быть памятью о пожаре, в котором погибла его мать. Торарна ведь сказала ему, что история будет печальной, и, похоже, она оказалась права.
Всю ночь он сидел у постели, не смыкая глаз. Старуха спала тихо, лишь несколько раз вскидывалась, бессвязно звала Асхильд, но всякий раз Сигурду удавалось успокоить ее, и она снова засыпала. Незадолго до рассвета, на севере весьма раннего, Торарна вдруг широко раскрыла совершенно бессонные глаза и громко воскликнула:
– Асхильд, достань мой лучший фартук и брошь – твой отец вернулся домой!
Она дернулась, точно пытаясь подняться, и с последним вздохом затихла у Сигурда на руках.
Глава 2
Уже давно занялся день, когда Сигурд наломал с дома достаточно дерева для погребального костра своей бабушки. Застывшим взглядом он следил, как гигантское пламя жадно прянуло к серому небу. К полудню костер все еще горел, и столб черного дыма вздымался вверх, точно огромное знамя.
Наконец Сигурд вспомнил, что его ждут на пристани Богмод и Снельф, и спешно принялся собирать пожитки. Он понимал, что, скорее всего, уже поздно, но все же торопился, надеялся – они видели дым и поняли, что Торарна умерла. Немыслимо было бы бросить ее здесь несожженной и непогребенной. Впрочем, они ведь могли и решить, что это тролли подожгли дом…
Пробежав четыре мили, Сигурд увидел пустую пристань и понял, что надежды его оказались напрасны. От ладей и их хозяев не осталось ни слуху ни духу, только старая лопнувшая корзина валялась на берегу. Видимо, аккуратная хозяйка переложила ее содержимое в другую корзину, и на сыром песке лежала лишь забытая ячменная лепешка. Сигурд с усилием отвернулся от этого жалкого зрелища, зная, что уже больше никогда не увидит на берегах фьорда Тонгулль иного следа человеческого обитания. С горьким чувством одиночества смотрел он на море, а с прибрежных скал все громче доносилось хриплое хихиканье, словно невидимки знали какую-то недоступную Сигурду тайну и предостерегали его, что до заката не так уж и далеко. Он огляделся, и тягостным показался ему знакомый пейзаж, отныне опустевший и оттого зловещий. Обреченность словно кинжалом пронзила сердце Сигурда, и он пошел прочь от моря, которое лишь напоминало ему, что он ничтожная пылинка рядом с этой бескрайней и безлюдной пустотой.
Могли бы и дождаться, в сотый раз повторял он себе этой ночью, не так уж они были напуганы. За стенами покинутого дома, в котором укрылся Сигурд, с омерзительным торжеством ревели и ухали тролли, засевшие в прибрежных скалах. Какая бы сверхъестественная сила ни терзала Тонгулль, на сей раз она одержала победу. Сигурд не спал, в оцепенении прислушиваясь, как кто-то жадно принюхивается под дверью, что-то бурчит и молотит по доскам.
Утром Сигурд вернулся к своему дому и понял, что там побывали ночные грабители. Он ничуть не удивился, обнаружив, что овцы и гуси бесследно исчезли. Сигурд молча разглядывал отпечатки лап на мягкой земле – никакой человек или зверь не мог оставить таких следов. Он потряс головой и нахмурился. Горькие мысли о смерти Торарны, отчаяние одиночества потускнели в его душе. Горящими глазами обвел он жалкие останки своего жилища и горы, высившиеся над усадьбой, и жгучая ярость овладела им. С чуткой сосредоточенностью охотника, преследующего добычу, он обошел усадьбу в поисках других следов. На вершине холма, где была сожжена Торарна, он обнаружил следы подков и отпечатки сапог – всадники спешивались, чтобы поглядеть на пепел. Сигурд крепче сжал секиру и с ненавистью оглядел горы, окутанные завесой туч и тумана, гадая, где могут таиться его враги – за водопадом, в тени утеса или в пещере лавовых потоков?
- Предыдущая
- 4/73
- Следующая
