Гений пустого места - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 30
- Предыдущая
- 30/69
- Следующая
Сломанные ветки торчали из примятого сугроба. Хохлов присел и вгляделся внимательно и даже фонарем посветил. Если драка была у подъезда – та самая, которую видела соседка со своей таксой, – почему кусты сломаны со стороны асфальтовой дорожки?
Он еще посветил, а потом поднялся и посмотрел вдоль дома. Отсюда уже была видна стоянка – не вся, а несколько машин, ночевавших ближе к металлической решетке забора. Асфальт был расчищен до самой стоянки, и с левой стороны снег лежал идеально ровным сугробиком. Видно, снегоочистительная машина дворника Хакима бросала снег именно на левую сторону. Хохлов немного прошел в сторону стоянки. Снега было много, гораздо выше, чем по колено, но до самой стоянки в нем не было никаких следов – ни детских, ни собачьих. Хохлов еще посветил и посмотрел. Нет следов!
Тогда почему кусты сломаны?..
Он поспешно вернулся к полосатым ленточкам, трепетавшим на ветру. Так и есть. Здесь сугробик был примят и кусты поломаны. Кто-то зачем-то лез через них на асфальтовую дорожку, хотя с другой стороны, у подъезда, было расчищено и освещено.
Если бы здесь лазили ребятишки, бдительная Валентина Петровна давно заметила бы поломанные кусты, а она заметила их только сегодня утром. Из этого следует, что кто-то лез через сугроб именно вчерашней ночью, когда убили Кузю.
Кто?.. Зачем?..
Хохлов задрал голову и посмотрел вверх, на торцевую стену дома. Капюшон упал, и уши от мороза моментально съежились, будто в трубочку свернулись. Он вернул капюшон на место.
Нужно научиться думать, абстрагируясь от эмоций и накопленных прежде знаний, говаривал Виктор Ильич Авербах. Только тогда у вас есть шанс понять, способны ли вы думать самостоятельно, или все, что вы принимаете за свои мысли, – суть чужие идеи, которые вам хочется выдать за свои.
Хохлов попытался абстрагироваться.
Он снова присел на корточки и снова зажег свой фонарик, но на асфальтовой дорожке не было никаких следов, по которым можно было бы заключить, что в ночь убийства здесь проходил кассир Сидоров, женатый вторым браком, имеющий старшую девочку и младшего мальчика, страдающий хроническим ревматизмом и вазомоторным ринитом, страстный рыболов, читающий газету «Труд» и выращивающий на даче особый сорт баклажанов!..
Ну, никак невозможно было заключить ничего подобного!
Хохлов еще порылся в снегу, чувствуя, как замерзают пальцы, и вдруг в луче фонаря что-то блеснуло. Он потянулся и вытащил зажигалку. Самую обыкновенную пластмассовую зажигалку с колесиком и надписью черными буковками. Хохлов поднес фонарик, чтобы ее прочитать. «Городское такси» вот что там было написано. В прозрачном пластмассовом тельце болтался газ, довольно много. Вряд ли зажигалку кто-то выбросил, скорее всего, просто уронил.
Уронил как раз в том месте, где кусты были сломаны и снег примят.
Хохлов сунул зажигалку в карман, намереваясь еще поискать «улики и вещественные доказательства», но истошный крик вдруг разорвал морозную тишину засыпающего двора. Крик был настолько душераздирающий, что Хохлов вскочил, позабыв, что именно должен был искать, фонарик у него погас, он побежал за угол, поскользнулся, чуть не упал, выскочил к подъезду и…
– …и дальше что? – спросила Ира в трубке скользким голосом, но Лавровский уже давно знал все оттенки ее голоса и понимал – она ломается.
– И Хохлов нас всех отпустил!.. У меня теперь до вечера время есть. Давай встретимся, а?
Ира надолго замолчала.
Лавровский, держа трубку плечом и сунув руки в карманы, перепрыгивал с ноги на ногу, сильно мерз. Машины у него не было, за рулем его «укачивало», так он объяснял друзьям, и передвигался он так, как и предназначено людям самой природой – на своих двоих и еще на электричках, маршрутках и автобусах.
– Н-ну… не знаю, – протянула Ира. – Мы с девчонками собирались пойти в кафе… Не знаю!
Это означало, что он должен немедленно пригласить ее в кафе, а ему не хотелось, ах, как не хотелось. Город маленький, все на виду, еще ляпнет кто-нибудь Светке, что он среди бела дня с дамой в кафе столовался, выйдет история!
– Ир, ну зачем нам в кафе, а? – забормотал он, ненавидя себя за то, что как будто навязывается, канючит. – Ну, поедем к тебе! Ты ж понимаешь, что я не могу!
– Не можешь и не надо! – весело сказала Ира. – Езжай себе домой, к детишкам, к супруге, а я с девчонками! У нас такое кафе открыли! Все, кто был, говорят – прямо по высшему разряду! Называется «Ритц».
Лавровский засмеялся.
– А чего смешного? – вскинулась Ира. – Ну, «Ритц», и что? Красивое название такое!
– Да ничего, – сказал Лавровский и перестал перепрыгивать с ноги на ногу. – «Ритц» – самый дорогой отель города Лондона. В городе Лондоне в этот отель на пятичасовой чай можно попасть только по предварительной записи и только в соответствующем костюме. В твой «Ритц» тоже нужно сначала записываться?
Ледяное молчание было ему ответом, и с тоской и ужасом в который раз он подумал, что попался. Наконец-то он попался так, как не попадался никогда, и это ему наказание за все грехи.
Как видно, их было немало, потому что наказание воспоследовало суровое.
…Почему у него не получилось?! Почему у него ничего не вышло-то?! Из-за того, что так и не смог заработать денег? Но ведь Ольга Пилюгина много лет любила Димона… просто так. Просто так, без всяких денег! Она уже начала свое «мелкое и среднее предпринимательство», а Пилюгин все еще сидел в НИИ и заколачивал восемьдесят долларов в месяц и наотрез отказывался уходить, потому что считал, что смыслит только в науке! Она моталась в Москву, на швейной машинке шила первые заказы, а он все сидел и сидел в НИИ, а когда ушел, было уже поздно. Все теплые места давно были разобраны «своими», потому что к тому времени уже появились новые «свои», и Димон в бизнесе зарабатывал тоже мало, как все клерки средней руки, а Ольга все равно его любила!
Почему же он, Лавровский, не смог жить так просто и ясно, как живет Димон Пилюгин? С такой бесстрашной и искренней верой в то, что все будет хорошо?!
Нет, даже не так!.. С таким бесстрашным и искренним убеждением, что все хорошо!
Именно здесь и сейчас – все хорошо! Димон никогда не ждал превращения России в Аркадию, прихода «эпохи процветания» и воцарения рая. У него был свой рай – крохотная квартирка, Ольга, сын и какая-то работа, которая позволяла ему кормиться, и только. И словно в насмешку над Лавровским, который вечно был в поиске, вечно блуждал в потемках, ждал перемен и наступления счастья, которое должно было грянуть, но не сейчас, а через неопределенное время, Пилюгин получил все!
Все, все!..
Ольга со своей крошечной мастерской не разорилась, а, наоборот, окрепла и встала на ноги и в прошлом году даже оформляла показ какого-то модного русского дизайнера в Париже. Димон вернулся в НИИ, слегка ошалев от мира бизнеса, но быстро пришел в себя, огляделся, получил должность и стал зарабатывать именно тем, что умел, – скромными научными проектами и проектиками, и это доставляло ему удовольствие. Степка вырос, родился Растрепка, из двух тесных комнаток семья переехала в новые просторы «свободной планировки», а счастье все продолжалось, все никуда не девалось – тогда было и сейчас осталось!
Однажды в подпитии Пилюгин проникновенно объяснял Лавровскому, что счастье – или несчастье – не бывает в квартире, или на Рублевке, или в «Мерседесе».
Счастье, излагал пьяный Пилюгин, бывает в голове. Собственно, только там оно и бывает!..
Глупо думать, что вот сейчас ты сделаешь ремонт, или получишь новую работу, или купишь компьютер, и настанет у тебя… счастье. Не настанет, если до ремонта, работы или компьютера его не было!.. Нет никакой точки отсчета, за которой начинается счастье! Оно такое, елки-палки, это самое счастье… требовательное. Оно работы требует, постоянной, ежедневной, истовой. Как и радость жизни. Очень просто, разорялся Пилюгин, сказать себе, что все плохо – на службе неинтересно, в квартирке тесно, дети не удались и жена дура. И тогда все оправдано: собственное бездействие, лень и нежелание меняться. А ты попробуй-ка порадуйся тому, что тебе дано, ведь это не так уж мало! Ты здоровый, образованный, сильный мужик, ты жену любил когда-то и разлюбил только от лености и серой скуки. А может, и не разлюбил еще, только внушаешь себе, что разлюбил, чтобы было чем оправдать существование Иры, Лены, Маши и Даши!.. Не хочется тебе заниматься собственной жизнью, тебе проще быть несчастным, и сам перед собой ты прикидываешься падшим ангелом, который не способен существовать в земной грязи, а мы не ангелы, мы люди и задуманы были как люди и воплощены так же!..
- Предыдущая
- 30/69
- Следующая
