Последняя крепость - Никитин Юрий Александрович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/93
• Следующая

Они вернулись на террасу под сенью олив, слуга принес прохладительные напитки. Гургис задумчиво сказал внезапно, без всякого вступления:

– Но кто знает, возможно, эти ребята в самом деле смогут создать свою Афродиту Иудейскую? Если удастся, что крайне маловероятно – всплески гения среди людей редки, то эта статуя вызовет споры и… кто знает, возможно, приведет к пересмотру канонов красоты. В этой иудейской Афродите-Эсфири есть нечто тревожаще высокое…

Неарх с любопытством смотрел на приятеля, который взлетел так высоко, заняв место среди первых помощников Антиоха III.

– Тревожащее?

– Пожалуй, – ответил Гургис, – это слово даже точнее, чем просто «высокое». У этой девушки, как ее…

– Эсфирь, – подсказал Неарх и добавил очень охотно со смешком: – Дочь верховного иерусалимского жреца!

– У этой Эсфири при всей ее чувственной красоте, что так и хлещет через край, в то же время на диво духовной мощи и красоты, столь непонятной и оттого более волнующей для молодой девушки. Я бы даже рискнул сказать, что… преобладает! Когда смотрю на Афродиту Милосскую, преисполняюсь покоем и чувством соразмеренности, разлитыми в природе, будь это люди, животные, птицы, рыбы или облака. Когда смотрю на Афродиту Книдскую, я вижу, что, помимо чувственных ласк, она интересуется танцами, песнями, хорошими стихами, игрой на арфе и созерцанием прекрасного. А вот когда смотрю на иудейскую Афродиту…

Он умолк, долго подбирал слова, наконец Неарх в нетерпении подтолкнул в бок.

– Даже для неспешного философа ты вроде того Ахилла, что никак не догонит черепаху. Или ты заснул?

– В этой девушке, – ответил Гургис, – есть что-то тревожащее, чего нет ни в одной из греческих скульптур. Возможно, это всего лишь потому, что она – дочь местного жреца старого культа, потому боится родителей. В таком случае я все домыслил…

Неарх сказал успокаивающе:

– Конечно же, так и есть.

– Я тоже так… хочу думать.

Неарх вскинул брови:

– Но не думаешь?

– Пока не знаю, – признался Гургис, – пока не знаю, что думать. Но, по большому счету, не так уж и важно, что думала модель, с которой ваял бессмертное произведение Пракситель. Важно, что у него получилось. Если эти ребята сумеют воплотить эту Эсфирь в глине и камне такой, то будет отчетливый призыв сильного животного организма, полного чувственной жизни, страсти и неги, к некоему возвышенному идеалу, к… даже слов таких у нас нет! Я хотел сказать к духовному, одухотворенному, но это будет, как ты понимаешь, чисто иудейская Афродита, потому что понятие души у эллинов и иудеев настолько различно, что пропасть между народами лежит именно здесь…

Неарх приподнялся, но толстые стволы закрывают лужайку. На его мясистом лице отразилось некоторое беспокойство.

– Хочешь сказать, что они изменят греческую культуру?

Гургис подумал, покачал головой:

– Греческую? Вряд ли. Какое им дело до греческой? Они просто жадно припали к истокам высокой культуры и жадно впитывают ее, насыщаются ею, сами начинают творить… и эти творения несколько отличаются от греческих ввиду особенностей народа, религии, языка, обычаев. Но это будет их вклад в мировую культуру, при чем здесь греческая?

Неарх вздохнул с облегчением:

– Ну, лишь бы нашу не портили.

– Ага, – сказал Гургис, – ты тоже полагаешь, что у них достаточно сил, чтобы воздействовать на нашу культуру! Не сейчас, конечно, а когда освоят ее, поймут, переработают…

Неарх поморщился.

– Я не так сказал, – заявил он. – Сам знаешь, обилие дешевых подделок иногда в состоянии испортить неокрепшие вкусы. Афродита Милосская – в одном экземпляре, а подделок под нее можно наделать тысячи! И поставить эти уродства в каждом селе. Что усвоят дети, с колыбели видя безвкусицу?

Мария пошла к двери, а там громко, даже излишне громко спрашивала, кто и зачем. Стивен лихорадочно прикидывал, чем это обернется для него.

Беспокоил не столько МОССАД, сколько Управление военной разведки. На основании опыта Войны Судного дня разведка выделена в особый род войск под командованием главного офицера в чине бригадного генерала, имя которого скрыто из общественности еще тщательнее, чем домашний адрес главы МОССАДа. И, как и везде, военная разведка меньше подвержена рефлексиям, меньше коррумпирована, военная разведка в самом деле в любой стране стоит на страже интересов страны уже потому, что она более закрыта, реже входит в контакт с невоенными.

Ну, а если уж входит… Он передернул плечами, жжет печальный опыт столкновения с парнями из ГРУ, которые оказались на голову выше коллег из КГБ и влегкую переиграли его и его отряд как под местечком Али-Гусейн, так и в схватке за секреты лаборатории профессора Гусмана. Кроме того, военная разведка если уж занимается каким-то делом на территории своей страны, то это всегда диктовалось чрезвычайными обстоятельствами, и ему придавалось крайне важное значение.

А это значит, мелькнуло у него в голове, что военная разведка не будет церемониться. Быстро определит, кто не является ценным сырьем, быстро и хладнокровно убьет, а из остальных сумеет получить все необходимые сведения. Причем сделает это даже быстрее, чем получилось бы даже у МОССАДа. А остатки того, что останется от него, Стивена, зароет тут же или не зароет, так ли важно для него, пока еще живого, невредимого и крайне не желающего попадать им в руки даже на пять минут?

Наконец звякнули засовы, Мария вошла в комнату в сопровождении коренастого мужчины, широколицего и улыбающегося, с веселыми хитрыми глазами выпивохи и чревоугодника.

– Это мой дядя, – объявила Мария несколько смущенно. – Он живет в Хайфе, а к нам заезжает редко, только когда сопровождает груз…

– Я экспедитор, – живо объяснил мужчина. Он рывком протянул Стивену руку. – Меня зовут Ави… Ави Шахар. Рад встрече. Мария нагло врет, я часто бываю у нее, но что правда, то правда: мужчину застал впервые!

Рукопожатие его было крепким и дружеским, этот Ави Шахар сразу располагал к себе, и, хотя именно таким и должен быть опытный разведчик, тем более – контрразведчик, Стивен несколько успокоился: с профессионалами всегда предпочтительнее иметь дело.

– Мария, – громко воззвал Ави, – принеси нам со Стивеном чем-нибудь промочить горло. И перекусить. Чуть-чуть, чтобы я не помер, пока доберусь до своих грузовиков.

Мария улыбнулась, на Стивена бросила ободряющий взгляд: не робей, дядя скоро уйдет, ушла на кухню, слышно, как гремит кастрюлями и сковородками.

Ави спросил Стивена живо:

– Стивен, ты американец?.. Благословенная страна! Жаль, правда, что все там антисемиты… Это не я придумал, в газетах читал!.. Но это хорошо, что вы, хоть и антисемиты, приезжаете в наш Богом отмеченный край.

– Почему? – спросил Стивен.

Ави захохотал:

– Так вы приезжаете с толстыми кошельками, а уезжаете – с пустыми! А то и вовсе без кошельков. Страна у нас маленькая, деньги туристов, даже антисемитов, весомая прибавка к бюджету страны. А в этом году туристов как никогда…

Стивен ответил как можно беспечнее:

– У людей денег все больше. Вот и ездят. Почти во всех странах ликвидированы военные бюджеты, что лежали тяжелым бременем на кошельках. Люди внезапно ощутили себя богатыми.

– Да, – сказал Ави. – Это хорошо. Правда, раньше больше ездили пенсионеры да еще отпускники, а теперь так много крепких молодых мужчин приехало в страну… Наверное, ты прав, армии ликвидировали, вот они и ездят, дело себе не найдут…

– Да, – согласился и Стивен, глядя ему в глаза, – наверное, дело ищут.

Ави кивнул, развел руками:

– Благое дело, благое дело разоружение. Только почему ваша Америка так давит на мой крохотный Израиль? Неужели он может представлять для кого-то угрозу?

– Может, – ответил Стивен терпеливо. – Даже одна атомная бомба может здорово испортить жизнь. А Израиль, говорят, накопил их сотни. И не желает расставаться с таким опасным богатством.

• Предыдущая
• 54/93
• Следующая