Мегамир - Никитин Юрий Александрович - Страница 40
- Предыдущая
- 40/96
- Следующая
Сверху в ярком круге света появилась темная голова:
– Эй вы, жуки! Что-нибудь надо?
– Все в порядке, – ответил Енисеев, морщась: Саша наступила ему на ухо. – Если хочешь, иди вдоль этого тоннеля по внешней стороне пня. Там отдушины, можем общаться.
– Вентиляционные отдушины? – спросил Дмитрий деловито.
– Да, жук отводит избыток влаги. Или отводил.
– Ишь, как йог! Бережет здоровье. А через отдушину пролезу, если понадобится?
– Смотря какую. Только не наткнись на жука. Некоторые умельцы в этих добавочных тоннелях встречаются с новыми самками, пока главная самка сидит в ее основном гареме…
Дмитрий понимающе хохотнул, а Саша сказала ядовито:
– Евхламидий Владимирович, избавьте нас от лекций! Почерпнутых, как я понимаю, из личного опыта общения с зависимыми от вас студентками.
Енисеев соскользнул, касаясь пальцами тонкой пленки слизи. Над головой стучало и звякало – Саша спускалась, держа наготове арсенал.
На стенках мерцала зеленоватым светом не просто слизь, а симбиотические грибы, лакомство личинок жуков. Занимаясь муравьями, занимаешься и их окружением, и у этих жуков Енисеев находил ящички на передке груди, куда они, покидая материнское гнездо, всегда наталкивали запас грибов. На новом месте, выгрызая для потомства галерею, сразу же высаживают на стены споры. Рассаду. Вначале даже поливают, удобряют. Узнай Саша, начнется: высокая цивилизация, другой путь, непостижимая для млекопитающих мудрость жуков…
Чем ниже, тем аромат древесины становился гуще. Наконец в тоннеле стало жарко и влажно, как в бане. Часто в стенах вертикальной шахты мелькали темные круглые отверстия, но только дважды на дальнем конце мелькнул свет. Остальные забиты опилками наглухо, жук держал тут микроклимат, какой изволил.
Саша несколько раз падала Енисееву на голову, извинялась, пробовала держать голос на мужественной ноте:
– Все-таки это не муравейник! Там миллионы умниц, а тут намного проще…
– Почему? – спросил Енисеев.
– Ну, это же ясно!
– Мне, гм… нет.
– Сила за коллективами, – объяснила Саша добросовестно, – а жуки – индивидуалисты…
– Наглые индивидуалисты, – пробормотал Енисеев. – Да, таким коммунизм не построить… Хотя, если честно, у жуков тоже начали образовываться стаи. Когда надо заселять дерево, первые жуки идут на верную гибель! Продырявливают, захлебываются соком, но ослабляют дерево настолько, что вторая волна жуков заселяет ствол без труда. Это уже зачатки общественности! Коллективисты…
Он умолк, насторожился. Дальше внизу явно чувствовалась жизнь. И не просто жизнь, вроде плесени, а сильная, уверенная в собственной силе. Саша опять обрушилась на голову, пробормотала извинения, Енисеев не ответил, девушка тут же протиснулась пониже, полезла впереди. В темноте прозвучал щелчок взводимого курка.
Несколько минут они не двигались, прислушиваясь. Ощущение чужой жизни стало сильнее. Даже Саша уловила ее признаки, судорожно вздохнула, подобрала ноги. Внизу было темно и страшно.
Вдруг тоннель заполнил гулкий мощный голос, эхо в панике заметалось в тесном колодце:
– Енисеев, подержи эту сумасшедшую за руки! Она вот-вот выстрелит!
Саша вскрикнула, Енисеев спросил:
– Ты где?
– Внизу. Вижу вас на фоне голубого неба. Звезд не видно, хотя говорят, что из колодца, из глубокого колодца…
Саша закричала яростно:
– Ты брось эти штучки! Нашел где пугать! А если бы я в самом деле выстрелила?
Голос Дмитрия был полон снисходительного превосходства:
– Во-первых, я вижу каждое ваше движение. Во-вторых, я не в тоннеле, так что мне не свалишься на шею, как ты зачем-то напрыгиваешь на нашего мырмы… мырмю… нашего доктора наук, а это не хвост собачий! Я в боковушке, выглядываю одним глазком.
– Поберегись, – сказал Енисеев.
Он падал довольно долго, наконец из темноты его схватило, притянуло к стене. Сверху привычно упала Саша, стукнула Енисеева по голове набором гранат и стрелкового оружия.
– Соскучился по вас, – объяснил Дмитрий невинно. – Докладываю, снаружи пня никаких признаков. У основания этого объекта бродят целые стада мокриц, блестянок, зеленух и прочих гражданских, но это было и раньше. Не митинг, а так… праздношатающиеся. Бомжи, одним словом.
– Здесь Никиты нет тоже, – ответила Саша.
– Мы его здесь и не ищем, – поправил Енисеев. Он видел их белеющие в темноте лица, объяснил терпеливо: – Мы смотрим на возможность… Ищем опасность. Но здесь безопаснее, чем в московском метро.
– Безопаснее? – ахнула Саша.
– Да. В муравейнике во сто крат труднее и опаснее, но, как только вы научились следовать правилам… В метро за нарушение правил безопасности можно тоже потерять не только рубль на штрафе, но и голову.
Он протиснулся мимо десантников, едва не сорвался во влажные испарения, что поднимались мощно, победно, лишь на самом верху рассеивались по тоннелям и тоннельчикам. Грибки светились совсем слабо, зато боковых норок прибавилось.
Дмитрий догнал, проворчал вполголоса:
– Все время мерещится нечто… У жуков бывают привидения? А то вон чернявое выглянуло… спряталось… Опять выглянуло! Вроде бы как с рогами.
– В вентиляционной трубе пусто?
– Даже клещей не встретил.
– Спустись по маточному ходу, а мы с Сашей посмотрим в соседнем тоннеле. Если ничего не встретишь, встречаемся наверху.
Дмитрий бесстрашно ринулся вниз. Он прыгал от стены к стене, как целлулоидный шарик в трубе. В шахте еще долго металось испуганное эхо.
– Рисковый, – проговорила Саша с досадой. – Не цапнет его кто-нибудь? Будет мчаться на всех парах, а его из темноты – ца-а-ап! Прямо в зубы влетит.
– Дмитрий не промах, – ответил Енисеев, но сам не ощутил в голосе уверенности. – Наша чувствительность обострилась, замечаешь?
Они еще улавливали прыжки Дмитрия, шаги, карабканье, могли назвать ход, где тарзанили совсем недавно.
– Я бы его отыскала легко.
– Слух, как сама понимаешь, ни при чем… По вкусу молекул воздуха?
– Интуиция, – спросила Саша, ее голос в темноте зазвенел. – Шестое чувство? Телепатия?
– Ох, перестань…
Удивляемся, подумал он, что кузнечик чувствует колебания с амплитудой в половину атомного ядра водорода, но здесь мы тоже кузнечики и сверхкузнечики. Кузнечикам и не снилось, как сможем чуять мы, если малость сосредоточимся, подтренируемся…
Он осторожно спускался по цилиндрическому ходу, наполовину одурманенный испарениями. Бетонные кольца такого диаметра видел при прокладке городской канализации, но здесь не мертвый бетон, здесь жизнь на стенках в виде плесени, жизнь копошится в нижних слоях пня, он сам, Евлампий Енисеев, часть жизни огромнейшего организма…
Прыжки Дмитрия слышались отчетливо, хотя его занесло уже бог знает куда. Гнездо строилось так, чтобы короед знал о проказах личинок? Бионикам здесь есть чему учиться, жук совершенствовал акустику миллионы лет.
Чуть повеселел, найдя рациональное объяснение. Непременные в среде полуинтеллигентов разговоры об экстрасенсах вызывали тошноту. Когда-то спорил с ними, доказывал, но скоро сообразил, что имеет дело с верующими на свой лад. А с верующих что возьмешь? Хотя люди они хорошие. Иногда…
Тупик ощутил задолго до того, как уперся в него лбом. Здесь было так жарко и мокро, что Енисеев с удовольствием подумал о собственной предусмотрительности. Точно, в скафандре уже сварился бы!
Саша старательно ощупала влажный ковер грибков. Под ними чувствовались размокшие поленья опилок.
– Глухой номер?
– Вернемся, – предложил Енисеев.
Выбрались через боковой ход, чтобы не проделывать изнурительный путь вверх. В тесном тоннельчике Саша ползла первой, она десантница, а Енисеев, хоть и непосредственное начальство, увы, не профессионал… К тому же – ценный объект, вдобавок – ценная охраняемая единица.
Енисеев спорить не стал, единица так единица, выпал из дерева следом за тоненькой фигуркой крутейшей из женщин, тут же очутились на земле. Саша принялась носиться по кругу, охраняя драгоценную жизнь ученого, а Енисеев сидел мрачный, как грозовая туча. Станция на ошибочном месте, чует это всеми фибрами, но как об этом заикнуться? Коллектив дружно трудится на плоту, не замечая в трудовом энтузиазме, что стремительно приближается к Ниагарскому водопаду… Только он, Евлампий Енисеев, все понимает, но беда в том, что именно он – самый никудышный боец в мире!
- Предыдущая
- 40/96
- Следующая
