Князь Рус - Никитин Юрий Александрович - Страница 65

• Предыдущая
• 65/109
• Следующая

Огромный скиф даже намурлыкивал что-то под нос, такое же дикое и свирепое, как и он сам. Хева зябко передергивала плечами, боясь представить, о чем поет это чудовище, но в то же время страшно хотелось узнать, о чем же может петь свирепый сын Гога и Магога?

Когда подъехали к воротам на расстояние полета стрелы, над частоколом показались головы воинов. Хева торопливо вышла вперед, замахала руками:

– Мы свои!..

Со стены крикнули:

– Ты кто?

– Я Хева, – закричала она возмущенно, – а вы все – дурни! Отворяйте, я еле на ногах держусь. А отец мой совсем плох!

Тот же голос прокричал со страхом и недоверием:

– Женщина, не спеши. Почему ты в звериной шкуре? Почему с вами этот зверь?

В их голосах был страх, и она пожалела этих мужчин, что устрашились единственного воина врага. Правда, она тоже испугалась его до икотки, но она женщина, а они должны уметь постоять за себя и свои семьи… Сильно же им, видимо, досталось и здесь!

– У нас перемирие, – крикнула она. – Он спас меня и моего отца! А теперь везем во град, ибо мой отец болен и сам идти не может!.. Открывайте ворота, дурни! Неужто вас испугал один-единственный скиф?

На стене было замешательство, наконец кто-то крикнул:

– Других не видно…

– Туман, – бросил другой пугливо. – Только откроешь, сразу откуда ни возьмись появятся!

– Да-да, – поддержал третий. – Они носятся на своих неподкованных конях как птицы!

Хева закричала зло:

– Да вы что позорите нас перед этим скифом? Он помрет от хохота!.. Нет вблизи никаких гоев! Они рассыпались по окрестностям, грабят и жгут веси, наши поля, сады… Открывайте, презренные трусы!

Один крикнул напоследок, явно сдаваясь:

– А почему на тебе шкура?

– Со скифа содрала, дурни! – рявкнула она.

Скиф, огромный и бронзовотелый, одобрительно скалил крупные зубы, слушая ее гневные вопли. Маленькая, но сердитая! Поди еще и кусается. Его чудовищные мускулы блестели, покрытые влагой тумана, он казался то ли высеченным из оранжевого мрамора, то ли вытесанным из светлого дуба немыслимой прочности.

Она слышала, как со стуком вытащили деревянный засов. Приоткрыли одну половинку, скиф пустил безбоязненно коня вперед, он верит в клятвы свято, подумала она с неясным чувством вины, и тут же ворота за их спинами захлопнули, торопливо вложили засов, и она слышала, как облегченно вздохнули эти мужчины, которых она привыкла считать сильными и уверенными.

Полуголый скиф как башня высился на толстом коне. От его разнесенных в сторону плеч поднимался легкий пар, словно эти шары мускулов были разогретыми на солнце валунами. Ее старый отец все еще сидел позади, держась за широкий пояс страшного человека. Со всех сторон сбегались люди, вооруженные кто чем. Хева уже начала тревожиться, когда старший из стражей закричал:

– Всем отойти!.. У них перемирие!..

И сразу же по собравшимся прошелестело:

– Перемирие?

– Яхве, наконец-то…

– Да неужто?..

– А женщина в одежке скифа! Гляди, совсем раздела зверюгу…

Хева стиснула челюсти. Измученные лица, на которых проступило отчаяние, насмерть перепуганные глаза, даже на лицах мужчин видна угрюмая обреченность.

– Веди коня за мной, – сказала она великану. – Вон к тому дому, где виднеется красный край крыши.

Скиф невозмутимо развернул коня. На людей и по сторонам он поглядывал с ленивым презрением. Страха и даже настороженности она в нем не замечала, скиф свято верил в слово, даже данное женщиной. Снова она ощутила укол стыда, хотя какой стыд что-то пообещать дикому или даже домашнему животному, а потом не выполнить?

Ребе Соломон, заслышав шум и крики, сам вышел на крыльцо. Хева помахала ему рукой еще издали:

– Ребе, это я, Хева, внучка вашего брата Саула! Мой отец болен, ослаб, ему нужна помощь. А это скиф, который спас нас из подпола. Крышку завалило горящими бревнами, мы бы сами не выбрались.

Острые, совсем не старые глаза ребе блеснули. Хева увидела, что он сразу понял, что она хотела сказать, но не признавалась даже отцу. Скиф их вытащил, все верно. Но спас ли?

– Приветствую тебя, доблестный Бугай, – сказал он. Глаза Хевы распахнулись, а челюсть отвисла. Бугай кивнул Соломону как старому знакомому, а Соломон распорядился: – Занесите больного в дом.

– Вы его знаете? – пискнула Хева.

– Мир тесен, – ответил Соломон. Домочадцы помогли вконец обессилевшему старику слезть с коня, на руках унесли в дом, а Соломон сказал Хеве негромко: – А ты, дочь моя, что пообещала скифу?

Она ответила быстро:

– Это не важно. Ведь клятвы перед животными необязательны, верно?

– Верно, – подтвердил он. – Что с ним хочешь чтобы сделали? Убили?

Она посмотрела на могучего скифа, которого Соломон назвал Бугаем, – что за странное имя! Тот ответил ей взглядом собственника, улыбнулся во всю ширь, снова показав два ряда крупных белых зубов.

После минутного колебания она буркнула:

– Не сейчас. И не при мне.

Он внимательно посмотрел в ее лицо, перевел взгляд на скифа:

– Да, такого зверя так просто не свалишь… Ты можешь пригласить его в дом? Мы сможем напоить его отравленным вином. Так будет легче, а то он перебьет уйму наших людей.

Хева вздрогнула, непроизвольно закуталась в безрукавку, ее полы едва не волочились по земле. Скиф посматривал на нее снисходительно, конь пренебрежительно фыркал. Хева пересилила себя, широко улыбнулась:

– О мой повелитель! Ты сделал все, что я просила, и теперь я – твоя покорная и верная рабыня! Но прошу тебя, зайди в этот дом, отведай местных сладостей, выпей вина, и мы сразу же вернемся в твой стан!

Он в нерешительности почесал затылок. Взгляд его обежал пыльные улицы, поднялся к небу. Солнце уже медленно поднималось по восточному небосклону.

– Разве что вино из подвала, – решил он. – День будет теплый, а я люблю прохладу…

Будет тебе прохлада, подумала она мстительно. В могиле.

Служанка, обмирая от ужаса, дрожащими руками поставила на стол еду и питье, исчезла, все еще не веря себе, что осталась каким-то чудом жива. От страшного скифа веяло жуткой свирепостью, как в зимний день из приоткрытой двери, а громовой смех его раскачивал стены. Хозяин, от старости равнодушный к опасности, сам не ел, смотрел, как насыщаются этот зверь и бесстрашная девчушка, которая просидела в подвале целую неделю и потому только потеряла чувство страха. Ее отца отнесли во внутренние покои. Хозяин сказал, что ему нужен только отдых и сон, чтобы восстановить силы, а вот Хеве нужнее всего хорошо поесть…

– Сколько вас было в селе? – спросил он, когда Хева опустошила два широких блюда и перешла к третьему, но уже замедленно, утолив голод, но не утолив аппетит.

– Человек двести, – ответила она с набитым ртом. И подумала, что после пережитого уже может вспоминать о таком без содрогания. – Я не знаю, сколько сумело укрыться во граде…

– Из той веси ни один, – ответил Соломон печально. – Ни одна душа. Просто не успели.

Хева уже вернула скифу безрукавку, ей дали женское платье, но и одетый скиф выглядел все таким же диким зверем. Звериная шкура распахнулась на груди, оранжевые волосы торчат наружу, такие же дикие и густые, как шерсть на волчовке. Плечи лоснятся под жирным светом масляных светильников. Он обеими руками раздирал мясо, кости трещали на его зубах как сахарные сухарики.

– Ха-ха!.. Да после нас только волкам да воронью есть чем поживиться!.. Да и то, лучшее пожираем сами.

Хева не поняла, но от голоса скифа веяло страшным, плечи ее сами собой передернулись. Соломон содрогнулся, но пересилил себя, кивнул:

– Печень и мозг?

– Такой обычай, – подтвердил скиф, довольный. – Вырвать окровавленную печень сраженного тобой врага и сожрать ее прямо у него на глазах! Разрубить ему череп и впиться зубами в теплый мозг, наполненный горячей кровью!..

Хева прижала ладони ко рту. Судороги поднимались из глубины желудка, она опрометью выскочила из-за стола. Скиф проводил ее удивленным взглядом, в котором, однако, беспокойства не было. До чего же дикие люди верят в силу слова, подумал Соломон. Вслух сказал:

• Предыдущая
• 65/109
• Следующая