Не удержать в оковах сердце - Такер Шелли - Страница 34
- Предыдущая
- 34/64
- Следующая
Он смотрел на нее, и его тело горело, дыхание участилось, глаза блестели. Воображение услужливо рисовало ему заманчивые картины. Ему хотелось, чтобы эти сладкие губки отвечали на его поцелуи, а соблазнительное тело дрожало от желания в его объятиях. Ему хотелось услышать, как она вскрикнет от чувственного удовольствия, когда он вторгнется в ее шелковистые глубины, хотелось увидеть, как она потеряет голову, когда наслаждение достигнет кульминации.
Николас резко поднялся на ноги, отвернулся, провел рукой по волосам. Он дрожал. Черт бы его побрал, он дрожал, словно какой-нибудь неопытный юнец. Еще никогда в жизни он не позволял себе потерять голову из-за женщины. Надо положить этому конец, пока он не утратил контроль над собой, не сделал что-нибудь такое, о чем потом всю, жизнь придется жалеть.
Он весь горел, как не горел во время лихорадки. Но этот жар не излечат ни время, ни отдых, его может охладить только ее прикосновение. Возможно, ему поможет охладиться вода? Заметив заводь, образовавшуюся в том месте, где ручеек впадал в реку, он направился к ней.
— Куда ты идешь? — недовольно спросила она, когда цепь натянулась.
— Принять холодную ванну, — пробормотал он. — Может быть, ты сможешь любоваться луной оттуда? Или это испортит тебе вечер?
Выругавшись, что совсем не украсило леди, она поднялась и потащилась за ним.
— Мы уже мылись, тебе нельзя переохлаждаться.
— Помоюсь еще раз. — У него перехватило дыхание. — Чтобы сохранить рассудок.
— Что?
— Ничего. — Он шагнул к краю заводи. — Хоть раз не возражай мне. Можешь посидеть на берегу и поболтать в воде ногами. Ничего с тобой от этого не сделается.
Заводь была неглубокой, примерно по пояс. Песчаное дно просматривалось даже при лунном свете. Он сорвал с себя рубаху.
Она неохотно попробовала воду ногой.
— Не знаю. Кажется, она ужасно…
Николас прыгнул в воду, позабыв на мгновение о том, как коротка цепь. Потеряв равновесие, мисс Делафилд совсем неизящно шлепнулась в воду, подняв тучу брызг, и ушла под воду, но тут же вынырнула, шипя и отплевываюсь, как мокрая кошка.
— Черт бы тебя побрал, негодяй. Ты это сделал нарочно?
— Перестань, — резко остановил он ее, устав без конца объяснять каждый свой шаг и оправдываться. — Я просто не подумал…
— Ну конечно, ведь ты не думаешь ни о ком, кроме себя. Ты самый глупый, самый эгоистичный. — Дрожа то ли от ярости, то ли от холода, она, казалось, утратила дар речи. Так и не найдя слов, она изо всех сил плеснула на него водой.
Николас скрипнул зубами. Никогда еще ему так сильно не хотелось уйти от нее, чтобы получить хоть минуту покоя и одиночества. Но ведь цепь не позволит…
— Ваша светлость, — вкрадчиво сказал он, — клянусь честью, я сделал это не нарочно.
— Честью? — воскликнула она. — Честью? — Она снова окатила его водой, очевидно, ей понравился новый вид спорта. — Я уверена, что тебе неизвестен даже смысл этого слова.
— Послушай, ангелочек. — Он тоже брызнул на нее водой. — Предупреждаю, лучше не начинай со мной эту водную баталию.
— Поздно. — Она брызнула водой в третий раз, ничуть не устрашившись его угрозы.
И тут началась настоящая тотальная война.
Развернулись боевые действия, достойные атлантического флота. Залп из пены и водяных брызг следовал за залпом. Стоя лицом к лицу, они беспощадно обливали друг друга водой, устроив в небольшой заводи настоящий муссон. Он наступал. Она сделала несколько мелких шажков назад, потом погнала волну в его сторону. Он ответил ей тем же. Ни один из них не желал отступать, и ее праведному гневу соответствовало его раздражение.
Пока она не рассмеялась.
Звук был таким неожиданным, что он не сразу понял, что это такое. Но мгновение спустя и он смеялся вместе с ней. Действительно было смешно. Они едва избежали смерти, у них почти нет надежды выбраться из Каннок-Чейз живыми и, вполне возможно, им придется умереть, так и не освободившись от проклятой цепи… И вдруг — на тебе! — брызгаются водой в ручье, словно нара ополоумевших выдр.
Звонкий, искренний смех зарождался где-то глубоко внутри тела, в каком-то потаенном месте, которое очень давно не открывалось, и сливался с ее серебристым, мелодичным смехом.
Военные действия закончились так же внезапно, как и начались. Они вдруг оба замерли в еще не успокоившейся воде и стояли, задыхаясь, промокшие до нитки.
— Ну, как, полегчало? — спросил он.
Она с разгоревшимися щеками и блестящими глазами никак не могла успокоиться и продолжала хихикать.
— Да, — наконец проговорила она, — мне, как ни странно, полегчало. А тебе?
К своему удивлению, он почувствовал, что напряжение и отчаяние, которые мучили его всю ночь, прошли.
— Да. — Он отвел рукой упавшие на глаза пряди мокрых волос. — Могу ли я сдаться на милость победителя или вы пленных не берете?
Она целую секунду обдумывала вопрос с самым серьезным видом. Потом улыбнулась:
— Я дарую тебе пощаду.
Улыбка так чудесно осветила ее лицо, что у него перехватило дыхание и пропал голос. Вода вокруг них уже успокоилась, и на поляне снова воцарилась тишина и покой ночи. Они стояли не двигаясь. Промокший насквозь, озябший, Николас смотрел в упор на стоящую рядом с ним женщину, похожую то ли на прекрасную морскую царицу, то ли на озорную девчонку, и знал одно: ему не хочется никуда идти.
— Вам, — сказал он, снова рассмеявшись, — нельзя верить, леди.
— Саманта.
— Что?
— Саманта, — тихо повторила она. — Меня зовут Саманта. Можно Сэм. А тебя?
Она смотрела на него умоляющим взглядом. Ей очень хотелось, чтобы он ответил на этот простой, вопрос.
— Джеймс, — прошептал он. — Ник Джеймс. Он произнес эти слова, сам не веря, что они слетели с его губ. Он только что назвал ей свое имя. Не настоящее, но все же имя, то, под которым он прожил шесть лет. Имя мирного плантатора из Южной Каролины, человека, который не понимает, как он оказался в Каннок-Чейз, почему в него стреляли и почему заковали в кандалы.
Капитан Броган только что грубо нарушил строгие правила собственной безопасности, но это ему было совершенно безразлично.
За счастье, которым озарились топкие черты ее личика, за свет, зажегшийся в золотистых глазах, когда он назвал свое имя, стоило заплатить любую цену. Сейчас он был способен думать только об одном: они стоят так близко друг к другу, и стоит ему сделать шаг…
И он сделал этот шаг. Один шаг, и больше их ничто не разделяет. Он поднял руку и погладил ее по щеке.
— Рад познакомиться с тобой, Саманта.
Она ответила не сразу, только огромные глаза, затененные темными ресницами, глядели на него так, будто она действительно увидела его впервые. Потом она улыбнулась так, как никогда еще не улыбалась ему.
— И я рада познакомиться с тобой, Ник.
Его поразило собственное имя, произнесенное ее губами. Оно как будто омывало его, как окружающая их вода, ласковая, теплая, животворная.
Еще больше поразило его то, что она не отшатнулась от его руки, не запротестовала. Кожа на ее была нежной, как крыло ангела, мягкой, как китайский шелк. Он приподнял ее лицо и заглянул в глаза, а потом наклонился и поцеловал, будто это было самым естественным поступком на свете.
Саманта вздрогнула, но не напряглась, не стала вырываться. Она ему ответила — сначала робко, будто удивляясь, и чуть застонала. Звук был тихий, еле слышный, как шум ветерка в кронах деревьев.
У него словно развязался тугой узел в груди. Он не мог объяснить это ощущение, он мог только чувствовать. Ночь, поляна, весь окружающий мир перестали существовать, осталась только она, Саманта. Его пальцы, скользнув по щеке, зарылись в мокрых волосах. От нее пахло земляникой и летом, ночью и женской тайной. Аромат был свежий, сладкий и насыщающий его тело и душу больше, чем пища или вино. Он поцеловал ее крепче, и она положила ладони ему на грудь, прижалась к нему, дрожа, как будто боялась, что не удержится на ногах, если он ее отпустит.
- Предыдущая
- 34/64
- Следующая
