Пираты Венеры - Берроуз Эдгар Райс - Страница 37
- Предыдущая
- 37/42
- Следующая
— Я пришел спросить, не испугал ли тебя шторм и заверить, что опасности нет.
— Я не боюсь, — ответила она. — Это все, что ты хотел сказать?
Это звучало как распоряжение уйти.
— Нет, — сказал я. — Я пришел для того, чтобы сказать не только это.
Она подняла брови.
— Что еще ты можешь сказать мне такого, чего еще не говорил?
— А если я хочу повторить? — предположил я.
— Ты не должен! — воскликнула она.
Я подошел к ней ближе.
— Взгляни на меня, Дуари, взгляни мне в глаза и скажи, что тебе не нравится, когда я говорю, что люблю тебя!
Она опустила глаза.
— Я не должна слушать! — прошептала она и встала, как будто собиралась покинуть комнату.
Я был вне себя от любви к ней, от ее близкого присутствия кровь вскипела у меня в жилах. Я схватил ее в объятия, привлек к себе и, прежде чем она успела воспротивиться, прикоснулся к ее губам своими. Затем она вырвалась, и я увидел, как в руке ее блеснул кинжал.
— Ты права. — сказал я. — Ударь! Я совершил поступок, который не подлежит прощению. Мое единственное оправдание — это любовь к тебе. Она уничтожила мой рассудок.
Ее рука, держащая кинжал, опустилась.
— Я не могу, — всхлипнула она и, повернувшись, выбежала из комнаты.
Я вернулся в свою каюту, проклиная себя на все лады, называя себя животным, грубияном и хамом. Я не мог понять, как я совершил такой непростительный поступок. Я вновь и вновь обвинял себя, но в то же время воспоминание об этом нежном теле, прижатом ко мне, об этих совершенных губах у моих губ, заливало меня теплым сиянием удовлетворенности, далеким от раскаяния.
Когда я лег спать, то долго не мог заснуть, думая о Дуари, вспоминая все, что было между нами. Я ухитрился обнаружить скрытое значение в ее возгласе «Я не должна слушать!» Я радовался тому, что она отказалась отдать меня на смерть в руки других, а теперь отказалась убить меня сама.
Ее «Я не могу» звучало в моих ушах почти как признание в любви. Рассудок говорил мне, что я совсем сошел с ума, но я находил радость в этом безумии.
За ночь шторм неслыханно усилился, завывания ветра и дикая качка «Софала» разбудили меня до рассвета. Я тотчас встал и вышел на палубу, где меня чуть не унес ветер. Огромные волны поднимали «Софал» ввысь только для того, чтобы тут же уронить корабль в водяные бездны. Корабль терзала ужасная килевая качка. Время от времени громадная волна перехлестывала через нос и заливала главную палубу. По правому борту виднелась суша, которая казалась угрожающе близкой. Положение было чревато серьезной опасностью.
Я вошел в рубку управления и обнаружил там, кроме рулевого, Хонана и Гамфора. Они были очень обеспокоены нашей близостью к земле. Если откажут двигатели или рулевое устройство, нас неизбежно выбросит на берег. Я приказал им оставаться здесь, а сам направился в каюты второй палубы поднять Камлота, Кирона и Зога.
Повернув к корме от подножия трапа второй палубы, я заметил, что дверь каюты Вилора хлопает, открываясь и закрываясь с каждым движением судна, но в тот момент я над этим не задумался и прошел дальше — будить своих лейтенантов. После этого я направился к каюте Дуари, так как боялся, что если она проснулась, она может быть испугана качкой корабля и воем ветра. К своему удивлению, я обнаружил и ее дверь распахнутой, хлопающей на ветру.
Что-то, сам не знаю что, пробудило во мне подозрения, что не все в порядке. Это был даже не тот немаловажный факт, что дверь в ее наружную каюту была не заперта. Перешагнув порог, я включил свет и быстро осмотрел комнату. Все было на месте, если не считать того, что дверь во внутреннюю каюту, которая служила ей спальней, опять же была открыта и раскачивалась на петлях. Я был уверен, что никто не мог спать там, когда обе двери раскачивались и хлопали. И вряд ли Дуари могла быть так напугана, чтобы не встать и закрыть их.
Я шагнул на порог внутренней каюты и громко позвал ее по имени. Ответа не было. Я позвал снова, громче. Снова ответом мне было молчание. Теперь я забеспокоился всерьез. Войдя в комнату, я зажег свет и глянул на кровать. Она была пуста. Дуари не было! Но в дальнем углу комнаты лежало тело человека, который стоял на страже у ее двери.
Отбросив прочь церемонии, я поспешил в соседние каюты, где помещались остальные вепайянские женщины. Все были на месте, кроме Дуари. Никто ее не видел, никто не знал, где она. Вне себя от предчувствий, я бросился обратно в каюту Камлота и ознакомил его с моих трагическим открытием. Он был ошеломлен.
— Она должна быть на корабле! — вскричал он. — Где ей еще быть?
— Я знаю, что она должна быть здесь, — ответил я, — но что-то говорит мне, что ее здесь уже нет. Нужно тотчас прочесать весь корабль от носа до кормы.
Когда я выходил от Камлота, Зог и Кирон появились из своих кают. Я рассказал им о своем открытии и приказал начать поиски. Затем я окликнул одного из стражей и послал его на марсовую площадку опросить дозорного. Я хотел знать, не видел ли он чего-нибудь необычного на корабле за время своей вахты, так как сверху ему был виден весь корабль.
— Соберите всех людей, — велел я Камлоту. — Пересчитайте каждого человека на борту, обыщите каждый дюйм корабля.
Когда люди отправились исполнять мои распоряжения, я вспомнил совпадение: были открыты и раскачивались на петлях двери двух кают — Дуари и Вилора. Я не представлял, как могут быть связаны эти факты, но я учитывал все — подозрительно оно было или нет. Я побежал в каюту Вилора, и как только зажег свет, то увидел, что ни Вилора, ни Муско там нет. Но где они? Никто не мог бы покинуть борт «Софала» в такой шторм и выжить, даже если бы спустил лодку — впрочем, это было невозможно сделать даже в хорошую погоду, лодку бы сразу заметили.
Выйдя из каюты Вилора, я подозвал матроса и отправил его проинформировать Камлота, что Вилора и Муско нет на месте. Я велел ему послать их ко мне, как только они будут обнаружены. Затем я вернулся в каюты вепайянских женщин, чтобы опросить их более подробно.
Я был озадачен отсутствием Муско и Вилора, которое в совокупности с исчезновением Дуари из ее каюты представляло большую загадку. Я пытался установить какую-нибудь связь между этими происшествиями, когда внезапно вспомнил, как настойчиво Вилор хотел, чтобы ему было позволено быть стражем Дуари. Это было первым слабым намеком на возможную связь. Однако этот намек, казалось, никуда не вел. Трое людей исчезли из своих кают, но рассудок уверял меня, что их вскоре найдут, поскольку невозможно было покинуть корабль, если только не…
Именно слова «если только не» ужаснули меня больше всего. С тех пор, как я обнаружил, что Дуари нет в ее каюте, меня не покидал цепенящий страх, что, сочтя себя обесчещенной моими признаниями в любви, она бросилась за борт. Чего стоят теперь мои постоянные самообвинения в недостатке рассудительности и контроля над собой? Какой смысл в напрасных сожалениях?
Но теперь я увидел слабый луч надежды. Если отсутствие Вилора и Муско в их каюте и отсутствие Дуари в ее каюте было более чем простым совпадением, тогда можно было предположить, что они все трое прыгнули за борт.
С мозгом, переполненным страхом и надеждами, я пришел к каютам вепайянских женщин, и уже собирался войти, когда матрос, которого я посылал опросить дозорного на марсовой площадке, подбежал ко мне в состоянии очевидного возбуждения.
— Ну, — спросил я, когда он остановился передо мной, задыхаясь, — что сказал дозорный?
— Ничего, мой капитан, — ответил матрос, задыхаясь от волнения и нехватки воздуха.
— Ничего! И почему же? — фыркнул я.
— Дозорный мертв, мой капитан, — выдохнул матрос.
— Мертв!
— Убит.
— Как? — спросил я.
— Его пронзили мечом — со спины, я думаю. Он лежит на животе.
— Немедленно сообщи Камлоту. Скажи, чтобы он заменил дозорного и расследовал его смерть, затем доложил мне.
Потрясенный зловещей новостью, я вошел к женщинам. Они сбились все вместе в одной каюте, бледные и напуганные, но внешне спокойные.
- Предыдущая
- 37/42
- Следующая
