Выбери любимый жанр

Тотальное преследование - Басов Николай Владленович - Страница 21


Изменить размер шрифта:

21

Том сидел, посматривая то в телевизор на привычные рожи комментаторов, то украдкой на окружающих его людей. Вдруг рядом с ним заскрипело кресло, и плоскогрудая дева опустилась, почти навалившись на Извекова плечом. На него самого она не смотрела, как и Том на нее, но зашептала ему на ухо, чтобы другие не слышали:

– Посмотри на этих… – Она довольно вульгарно выругалась. – Все бурлят, кипят паром, писают кипятком… Все хотят стать умнее, образованнее и не догадываются, чего от них потребует эта работа.

– Я тоже еще не проходил лодирования, – признался Извеков. – У меня назначено на завтра.

– Сколько? – прищурилась девушка и тут же кивнула, так что Том не успел ответить. – Вижу, что много. Часов пятьсот, верно? Я тоже думала, что это чепуха, что за пару недель справлюсь. А сижу тут уже полтора месяца. – Она вдруг улыбнулась подрагивающими, некрасивыми губами. – Перешла уже на всемирную историю. А всего-то хотела педагогику и психоанализ.

– Вы кто по специальности… – начал было Том, но девица не умела слушать. Или не хотела. Она пришла сюда, чтобы выговориться самой.

– Дети. Меня интересуют только дети. Своих-то не будет уже… Это, как тут сказали, мотивирующий травматизм. А потом… Я путанно говорю, устала. Сегодня под записью часа два провела, с полуторной скоростью. То есть, считай, без малого – три часика.

– Значит, это возможно? Я думал, это очень трудно. Моего соседа всего-то продержали под… записью два часа. А выглядит, будто напился до отравления.

– На всяких тупиц не равняйся, – предупредила девица. – И не переживай. Тут жить можно, только с любовью туговато… Я тебе не просто так сказала, что меня дети интересуют. Сам процесс тоже… – Она улыбнулась собственной шутке.

– Кажется, мне необходимо сегодня как следует выспаться, – сказал Том.

И почти откровенно убежал. Девица проводила его красноречивым взглядом, но Извеков решения своего не изменил. Ко всему прочему у нее оказались еще и плохие зубы, а этого он не переносил. Так был устроен. Кроме того, выспаться ему действительно следовало получше.

2

«Никто не знает, как он поведет себя в бою, пока не побывает под обстрелом», – вертелось в голове у Тома, пока он шел за дюжим санитаром на свое первое лодирование. Зачем был нужен санитар с комплекцией частного охранника, стало ясно, когда они вошли в небольшую комнатку с устройством, похожим на томограф. На выдвижном столе, куда медсестра-оператор попросила улечься Извекова, его тут же принялись фиксировать – руки, ноги, голову.

То есть голову всунули в глухой, довольно тесный и очень прочный на вид шлем, смахивающий на космический. Под шлем тут же стали подавать обогащенный кислородом воздух. Том на всякий случай спросил:

– А зачем это все?

– Многие под заливкой, – раздался в наушниках внутри шлема чуть измененный электроникой голос сестры, – пробуют свернуться в позу эмбриона.

«Это как если бы меня избивала ногами толпа пьяных сатанистов», – попробовал успокоить себя Том, но у него не слишком получилось. Похоже было, тут мало считаются с ощущениями и переживаниями тех, кого лодируют.

Но дальше все пошло легко. У Тома что-то… чесалось – иного определения он подобрать не сумел. Только не на голове, а глубже, как ему скоро стало казаться, в самих мозгах, под черепом, может быть, в извилинах, которые почесать в свое удовольствие было, конечно, невозможно. Других изменений в себе он пока не ощущал. Подождав так немного, спросил:

– Скоро?

– Да вы что?.. – ответила сестра. – Мы уже давно дали нагрузку.

И тут Том, хотя и не мог этого видеть, вдруг понял, что она хмурится, разглядывая контрольные приборы перед собой. Она даже прошептала что-то, но хороший микрофон все же уловил ее слова и донес до Извекова:

– Ничего не понимаю… Может… Нет, такого не может быть! – Она пощелкала какими-то тумблерами, потом обеспокоенно спросила: – Как вы себя чувствуете?

– Мозги чешутся, – признался Том. – В остальном нормально.

Но понял, что и его голос звучит как-то не так – слабовато, не слишком уверенно, словно ему делали операцию под местным наркозом и приходится подбадривать хирурга, чтобы оперировал вернее.

А потом что-то переполнило край… того стакана, каким оказались его мозги, его способность соображать и концентрировать внимание – тут трудно было сразу подобрать определение… И еще он понял, что грезит наяву. Какие-то машины, механизмы, цифры – все это он почти видел. Будто стоял у кульмана с большим листом ватмана, на котором то возникали, а то и менялись разные чертежи в очень мелком масштабе, едва различимом в том шлеме, где находился Том. Именно лист ватмана, а не экран представлялся его искореженным заливкой мозгам… Части чертежей, которые он пробовал осознать, при этом неуловимо менялись, усложнялись, выказывая новые идеи и решения, новые схемы исполнения тех машин… которые Извеков далеко не всегда понимал, порой даже не улавливал их смысла и назначения.

Он не понимал очень многого из того, что видел, но приглядывался. Вернее, его каким-то образом заставляли вглядываться в эти изменения, хотя как именно – он тоже не понимал. Но скорее всего это было важно и очень нужно кому-то. К тому же от этого явно что-то зависело в судьбе самого Тома…

Потом стало больно. Не слишком, но все же ощутимо. «Вот тут бы я, возможно, тоже свернулся калачиком», – подумал Том, который, к собственному удивлению, не потерял еще способности самостоятельно что-то соображать. Но свернуться тоже было невозможно. Ремни, удерживающие его по рукам и ногам, были очень прочными. Зато Извеков мог чуть изогнуться и тогда неожиданно для себя понял, что сделал… В детсаде у них это называлось «мостиком», когда опираешься только на пятки и затылок. Кажется, эту позу какой-то из великих психиатров еще XIX века назвал «истерическим мостом», потому что она часто возникала во время припадка…

Потом стало совсем больно. Не так, конечно, как если бы Тома молотила придуманная им банда сатанистов, но… немного не доставало, чтобы признать это слишком удачным сравнением. И тогда он понял, что сестра его о чем-то спрашивает. Том сосредоточился, насколько возможно, и вспомнил, что она спросила его: «А так нормально?»

– Нор… нор-м-ль-ээээ… Но!..

Зубы почему-то не разжимались. Но терпеть, в общем-то, было можно. И теперь Том, совершал другую, довольно сложную работу. Он не смотрел на все возникающие перед ним чертежики и расчеты, он их запоминал. На редкость ясно сознавая эту разницу между разглядыванием и стремлением запомнить.

Или, по-другому, это было как читать текст, допустим, какого-нибудь романа или учить стихи. Разумеется, раздражаясь, если они «сами» не вкладываются в голову, к тому же в весьма высоком темпе… Но с этим, кажется, были проблемы. Том не мог вызвать в памяти то, чего не выучивал «как бы» с первого раза. Многое промелькивало перед глазами, проскакивало слишком быстро. «Нужно будет потом вспоминать», – решил Том, хотя совсем уж непонятно было, как он еще и думать мог при том напоре информации, которая сейчас попросту обрушивалась на его бедные мозги. Еще его серьезно беспокоил тот порог усвоения в сорок процентов, который упомянул вчера доктор. Сам-то Извеков отлично понимал, что никаких тут сорока процентов не было. Не возникало даже десяти процентов, может быть, не было и долей процента…

А потом все поплыло у него перед глазами. Том уже ничего не пытался «видеть», просто усилием воли пытался удержаться под этим напором, под давлением всего того, что в него заливали…

– На сегодня достаточно. – Сестра деловито отстегнула Тома от стола, который выкатился из-под дуги «томографа».

Она подождала, пока Том одернет пропотевшую пижаму, очень похожую на распашонки, в которых хирурги делают операции, и очухается, чтобы самостоятельно дойти до двери из комнатки. Санитара уже не было, об этом Извеков и спросил сестру.

– Зачем? – удивилась она. – Вы себя отлично вели и до своей комнаты дойдете сами.

21
Перейти на страницу:
Мир литературы