Яд вожделения - Арсеньева Елена - Страница 45

• Предыдущая
• 45/77
• Следующая

– Видишь? Ну, гляди! Видишь?

Алена с трудом разомкнула слипающиеся веки:

– Ви… жу.

– Там твои подружки, – поучал незнакомец. – Такие же молодки, вроде тебя. Иди к ним. Тебе будет весело! Иди. Ужо теперь они о тебе позаботятся!

Он подтолкнул Алену – она заковыляла, разводя руки, чтобы не упасть, – а сам канул в ночную тьму.

Какое-то бесконечное время Алена шла с закрытыми глазами. «Куда я иду? – наконец удалось спросить у себя самой. – Нет. Надо лечь… лечь…»

И она начала клониться к земле, как вдруг в голову вонзился пронзительный голос:

– Девки, гляньте! Еще одна!

Голос был незнакомый. Женский.

Алена повела головой, пытаясь увидеть своего провожатого, который непостижимым образом обратился в женщину, – и голос раздался снова, но теперь в нем слышалось искреннее удивление:

– Во набралась! Лыка не вяжет!

– Она не затем сюда пришла, чтоб лыко вязать! – хмыкнул другой женский голос, тоже незнакомый. – Эх, и справа у нее!

– Ты откуда? Чья? – не унимался первый голос.

– А тебе что? – осадила вторая женщина. – Там-то, чай, всем мужиков хватит, еще и останется.

– Пьянее вина! – Круглое лоснящееся лицо выплыло из мути, которая заволокла Аленин взор. – Ну и разит от тебя! Как бы храбрые драгуны не кинулись врассыпную. Ну-ка, пожуй!

В вялые губы Алены было всунуто что-то пряное, твердое, и она послушно принялась жевать.

– Ничего, это гвоздичка, – успокоила женщина. – Всякий грязный дух отобьет. Ты ладненькая, и одета на загляденье, и пахнешь теперь сладко… Вот только на ногах не стоишь! – засмеялась она, подхватывая резко шатнувшуюся Алену.

– А зачем ей стоять? – Второе лицо, худое, смуглое, вплыло в поле ее зрения. – Стоять, говорю, зачем?! Стоя такие дела не делаются! Ты, девка, вот что: лучше по казарме не шатайся, а как войдем – ложись на первые попавшиеся нары да юбку задирай – вот и вся твоя забота. На прочее умельцы сыщутся, драгуны сами знают, чего с тобой делать.

– Лечь… спать… – пробормотала Алена коснеющим языком.

– Спать? – с сомнением переглянулись ее новые знакомки. – Ну, это навряд ли…

– Девки! – перебил их возбужденный мужской голос. – Идите, девки! Чего стали?

– Идем, идем, миленок! – зазывно откликнулась смуглолицая. – Скажи своим, пускай штаны снимают да деньги считают! А мы вас ждать не заставим!

Алену подхватили с двух сторон и куда-то поволокли. Она шла послушно. «Лечь… спать… – толклось в голове. – Лечь… спать…»

В лицо ударило тяжелым, спертым духом. С великим усилием приотворив один глаз, Алена увидела какое-то полутемное, неимоверно, как ей показалось, длинное помещение. С двух сторон громоздились нары, а между ними приплясывала, размахивала руками, гомонила толпа едва одетых в исподнее мужиков.

«Черти небось, – вяло проплыло в голове. – Что ли я опять в аду? А, все равно. Главное, лечь… спать…»

Она шатнулась в сторону, нашарила что-то вроде лежанки – и со счастливым стоном вытянулась на ней. Так… чему ее там учили? Лечь, а юбки задрать. Алена пошарила рукой по шелковым волнам, но это было все, на что ее хватило. В следующее мгновение она уже крепко спала.

– Да что ты, ей-богу, так настропалился? – Аржанов пытался удержать своего друга, но тот скорым шагом мерил дорогу, приближаясь к казарме. – Жалко те, ежели солдатики немножко повеселятся?

Его товарищ, младший офицер второй роты пятого эскадрона Московского драгунского полка Самойлов, даже с ноги сбился от таких слов.

– И это говоришь ты! – с изумлением воззрился он на Аржанова, пытаясь разглядеть его черты в зыбкой туманной тьме и угадать, всерьез тот или по обыкновению своему пошучивает. – Ты – блюститель порядка! Ты сам, первый, должен исполнять государев указ!

– Али я их не исполняю? – невинно вздернул брови Аржанов. – Али платья немецкого не ношу, бороды не брею, на куртагах не пью, на ассамблеях не пляшу до того, что каблуки отваливаются?

Самойлов с трудом сдержал смех. Попробовал бы его приятель не плясать! Дамы к нему чередой выстраивались, а он, по врожденной галантности, ни одной не смел отказать, оттого и не было у него ни мгновения передышки во время танцев. Но там, где другой ушел бы на подгибающихся ногах или вовсе увели бы его под руки, Аржанов был бодр и весел, и ему вполне хватало сил провести ночь до утра еще в некоем танце, который танцуют только двое… и был он, по слухам, в том занятии настолько горазд, что и ночи его были расписаны и расхватаны жадными до его ласк дамами – в точности как танцы на ассамблее. Понятно, что Аржанов пытается заступиться за солдат, затащивших к себе веселых женок: рыбак рыбака далеко в плесе видит!

– Так какие же указы я не исполняю? – не унимался Аржанов. – Скажи, брат Самойлов?

– Парика ты не носишь, – усмехнулся Самойлов, окидывая взглядом непокрытую голову Аржанова (он был без мундира, а потому по-простому): волосы связаны сзади черной лентой в волнистый пучок.

– Разве что парика… – с сомнением качнул головой Аржанов. – Так ведь ты меня едва ли не с постели поднял. Я-то думал, хоть сегодня, в кои-то веки, на собственную подушку голову приклоню, ан нет: ты, как анчутка беспятый, уж тут. Пошли лучше по домам, а? Плюнь ты на это дело!

– Слушай, – начал проявлять нетерпение Самойлов. – Ты что, не понимаешь? Я ведь тебе про какой указ толкую? – И поскольку приятель не понимал или не хотел понимать, он с явным удовольствием, гордясь тем, что каждое слово знает назубок, отчеканил: – «Никакие блудницы при полках терпимы не будут, но ежели оные найдутся, имеют оные без рассмотрения особ через профоса[105] раздеты и явно выгнаны быть, а также кошками биты, когда сызнова схвачены». Затем я тебя и привел, царева сыщика, чтоб ты порядок учинил! – убеждал Самойлов.

– Ну что же, что я сыщик, да ведь все же не профос! – огрызнулся Аржанов.

– А чем же я виновен, коли эскадронный командир созвал старших ротных офицеров да профосов к себе ради чтения новых распорядков по дисциплине и строю? – уже почти в отчаянии возопил Самойлов. – Чем же я виновен, коли нынче выпало мое дежурство и весь ответ в случае чего мне держать? Должен я поступить по указу и регламенту? Должен!

– А ведь это как посмотреть! – задумчиво протянул Аржанов, еще пуще замедляя шаг, несмотря на то что его приятель чуть ли не подпрыгивал от нетерпения. – Скажем, тебя отшила какая-нибудь высокородная красотка или просто восхотелось блуд почесать не вовремя – ты шасть в вольный дом, выбираешь там себе девчонку попригляднее – вроде бы запамятовал государевы указы, что, мол, содержание в вольных домах непотребных женок и девок противно всякому христианскому благочестивому закону. И того ради, сказано далее, следует смотреть, ежели где такие непотребные женки и девки окажутся, тех высечь кошками и из тех домов их выбить вон… Что-то не припомню я тебя исполняющим сей строгий государев указ неделю тому назад, когда мы с тобой из-за девок каким-то немчикам в кровь морды били кружками!

На время Самойлов лишился дара речи.

– Да ты пойми… – наконец пробормотал он. – А вдруг доноситель тот от меня к эскадронному, а то и к самому полковому командиру подался? Вдруг и там успел уже намутить? Тогда завтра с меня ой как спросится!

Поскольку Аржанов и сам некогда служил в Московском драгунском полку, еще до того, как государь по протекции Александра Даниловича Меншикова взял его в новую службу, он отлично знал и командиров, и нрав их – а оттого не мог не согласиться с Самойловым.

– Ну, пошли, коли так! – уныло пробормотал он – и вдруг во весь голос затянул дурашливую песню о том, как молодица-молода поехала по дрова, зацепилась за пенек и простояла весь денек… потому что повстречала пригожего дровосека и тот не поленился доказать ей, каков он умелец во всякой работе.

Самойлов только рукой махнул. Дураку понятно: Аржанов надеется, что постовые его услышат, узнают – и успеют шумнуть в казарму, чтобы увлеченные девками драгуны спрятали концы в воду. И он едва не захохотал в голос, когда не увидел караульных ни у ворот, ни у дверей казармы. Таким образом облава прибыла незамеченной…

• Предыдущая
• 45/77
• Следующая