Убийство на дуэли - Арсаньев Александр - Страница 23
- Предыдущая
- 23/42
- Следующая
– Его нужно перевязать, чтобы запах крови чувствовался не так явно. Иначе лошадь откажется нас везти, – Лансков повернулся к нам.
Я мгновенно поняла его молчаливый намек, попросила мужчин отвернуться, подняла платье, оторвала от нижней юбки длинную полоску ткани и передала ее доктору. Тот, не медля ни минуты, перевязал окровавленную голову Долинского-старшего, затем при помощи Алексея посадил его на лошадь и взобрался следом, придерживая раненого с обеих сторон руками. Лошадь немного успокоилась, но продолжала то и дело недовольно всхрапывать.
В полном молчании сели мы на своих коней и поехали следом. Безмолвие наше объяснялось шоком, который мы все испытали при виде страшного падения Долинского. Так мы и проехали всю дорогу до усадьбы.
Как только наша скорбная процессия приблизилась к дому, на крылечко тут же выбежала улыбающаяся Софья Федоровна.
– Что-то вы рано, – воскликнула она и тут же осеклась, увидев своего окровавленного отца впереди Ланского. – Папенька, что с тобой? – она кинулась к лошади.
– Осторожно барышня, – мгновенно остановил ее Савелий Антонович. – Позвольте нам перенести его в дом, а сами, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы была горячая вода и чистые полотенца.
Софья опрометью кинулась в дом, и через минуту раздался ее душераздирающий крик:
– Феклуша! Воды согрей! Боже мой, что же ты спрашиваешь попусту! Папенька ранен!
С большим трудом Ланскову, Алексею и появившемуся на пороге Гавриле удалось снять все еще не приходящего в сознание Федора Степановича и перенести его в дом.
Через несколько минут Феклуша по приказанию Софьи принесла в залу, куда положили Долинского-старшего, таз с водой и несколько полотенец. Ланской сбегал в свою комнату и принес оттуда лекарский чемоданчик, который всегда и везде возил с собой. Затем он выгнал всех из комнаты и принялся отхаживать хозяина дома.
А мы тем временем все отправились в гостевую. Шурочка, обняв за плечи плачущую Соню, пыталась успокоить ее ласковыми словами. Однако Софья Федоровна еще пуще заливалась слезами.
– Шурочка, как же это произошло? – она с мольбой взглянула на мою подругу.
– Он вылетел из седла, Соня, – мягко проговорил Алексей Долинский. – Мы даже не смогли ничего понять. Он несся на полном скаку, когда вдруг лошадь его резко остановилась. Дядя не смог удержаться и полетел на землю.
Наступило тягостное молчание, прерываемое только тихими всхлипываниями Сони. Наконец, в коридоре раздались шаги. Все обратили взоры туда. Через мгновение на пороге залы появился Лансков. Лицо его было мокрым от пота и напряжения, он устало вытер шею носовым платком и обвел взглядом присутствующих.
– Что с папенькой? – наконец опомнилась Софья и кинулась к доктору.
– Крепитесь, милочка, – отвечал Савелий Антонович. – Вы уже не маленькая, поэтому нет смысла скрывать от вас истинное состояние Федора Степановича. Он очень плох. Пойдите к нему.
Софья судорожно всхлипнула, бросилась было к двери, но остановилась. Шурочка, увидев ее состояние, поспешила на помощь.
– Иди, Соня, – мягко подтолкнула она девушку.
– Сашенька, пойдем со мною. Боязно, – с мольбой в глазах прошептала Софья, обращаясь к стоящей перед ней женщине.
Шурочка нерешительно оглянулась на меня. Я в ответ ободряюще кивнула.
– Идите вдвоем, – вмешался Лансков. – Софье Федоровне так будет легче.
После этого Соня и Шурочка ушли, а Лансков с тяжким вздохом опустился в кресло. Алексей тут же принялся расспрашивать о состоянии дяди.
– Он умирает, – с тоской в глазах отвечал Савелий Антонович. – Падение было слишком сильным, да и организм у него уже давно не молодой. Да, печально. Но что поделаешь? На все воля божья.
Алексей вдруг поднялся и, не глядя ни на кого, быстро прошел к окну. Я успела заметить, как он украдкой вытер две скатившиеся на его лицо слезы. Мне стало даже жаль этого молодого человека, хотя раньше я его, мягко говоря, недолюбливала. Я подумала тогда, что даже несмотря на разногласия, племянник, судя по теперешнему страданию, все-таки любил своего дядю, который растил его с самого младенчества.
Я всем своим существом чувствовала, как весь этот дом постепенно пропитывается чем-то неприятным, гадким. Атмосфера теперь царила здесь мрачная и напряженная. И неудивительно, ведь в соседней комнате в тот момент умирал человек – хозяин дома.
Алексей Долинский продолжал плакать, стоя возле самого окошка. Мы все не знали, о чем говорить. Да и слова были нисколько не нужны в столь печальной обстановке.
И вдруг в этой полной тишине раздался громкий плач. Я вскочила, словно ужаленная. Алексей и Савелий Антонович тоже поднялись и чуть не бегом направились в комнату Федора Степановича.
Софья на коленях стояла перед кроватью отца, голова ее лежала на груди собственного отца, возлежащего на кровати с мертвенно-бледным лицом. Она даже не обернулась на звук открывающейся двери. Ланской подбежал к больному, пощупал пульс. Через несколько секунд он поднял голову. По его преисполненному скорби взгляду я поняла, что все кончено, Федор Долинский умер.
Шурочка стояла рядом, из глаз ее тоже лились слезы жалости. Вбежала Феклуша, кое-как подняла Соню и повела ее из спальни, на ходу шепча ей какие-то слова утешения.
Я взяла Шурочку под руку и попыталась вывести ее. Мне удалось это сделать без особого труда. Но, как только мы оказались за дверью, подруга вдруг сама схватила меня за руку и потащила в соседнюю залу.
– Что с тобой, Сашенька? – попыталась я выяснить причину столь загадочного поведения.
– Тс, – она приложила указательный палец к губам. – Мне нужно кое-что тебе рассказать, но об этом никто не должен знать.
Это известие мгновенно заинтересовало мое беспокойное сознание, и я поспешила за своей подругой. Оказавшись в комнате, где нам никто не мог помешать, мы уселись на мягкие стулья возле самого окна.
– Сашенька, о чем ты хотела мне рассказать? – задала я мучавший меня вопрос.
Шурочка вздохнула, подняла глаза вверх, словно пытаясь собрать все свои мысли и изложить мне.
– В общем, перед самой своей смертью Долинский кое-что сказал Соне. Только мы практически ничего не поняли. Вот я и решила, может быть, ты в этом разберешься, – начала она.
Я молча сидела и ждала продолжения рассказа, которое не заставило себя долго ждать.
– Когда мы пришли в комнату, Федор Степанович находился при последнем издыхании. Соня подошла и села подле него. Долинский открыл глаза и успел только сказать два слова, – с блеском в глазах рассказывала мне подруга.
– Какие слова? – любопытству моему не было предела.
– Он сказал «наследство» и «не отдавай», – констатировала Сашенька. – Что ты об этом думаешь?
– Ничего, – я пожала плечами. – Даже предположить не могу, о каком наследстве говорил Федор Степанович. Над этим надо подумать.
– Хорошо, – кивнула подруга.
– А у Сони ты спрашивала об этом?
– Нет, – Шурочка отрицательно покачала белокурой головой. – Но по ее виду нетрудно было догадаться, что она так же, как и я, не представляет, о чем твердит ее отец.
После этого я клятвенно пообещала подруге подумать обо всей полученной информации, хотя вовсе не была уверена, что мой измученный бесконечными загадками мозг способен разобраться в этой очередной головоломке.
Разговор был окончен, и мы немедленно поспешили из комнаты, чтобы разыскать хоть кого-то из домашних. Первым, кто нам встретился по пути, оказался Алексей Долинский. Он шел по коридору быстрыми стремительными шагами. Увидев нас, он остановился.
– Мы можем чем-то помочь? – задала я ему вопрос.
– О, конечно, – кивнул молодой человек. – Побудьте, пожалуйста, с Соней, ей совсем плохо, – он показал глазами на закрытую дверь сониной спальни, а затем так же быстро продолжил свой путь.
Я вместе с Шурочкой прошла в указанную залу и увидела там Соню, на которую везде поспевающая Феклуша уже натягивала невесть откуда взятое черное платье и черный чепец.
- Предыдущая
- 23/42
- Следующая
