Убийство на дуэли - Арсаньев Александр - Страница 20
- Предыдущая
- 20/42
- Следующая
Нам была оказана большая честь вечером перед самым прибытием гостей лицезреть новую конюшню с большими, сколоченными из свежесрубленных дубов стойлами и просторными яслями для корма. Софья Федоровна, которая тоже пошла с нами, показала мне свою лошадку. Кобыла действительно была превосходна, и я сумела оценить это по достоинству, чем привела Соню в неописуемый восторг. Я подошла к лошади и мягко погладила ее по лохматой холке.
– Здравствуй милая, – ласково проговорила я, на что кобыла фыркнула и отвернула коричневую морду.
– Пойдемте, уважаемая Катерина Алексеевна, – тронул меня за руку Федор Степанович. – Выберете себе лошадку по вкусу. И Александра Саввишна пускай не отстает, – он улыбнулся стоящей здесь же Сашеньке.
Мы прошли дальше. Лошадей, как оказалось, было в конюшне не больше десятка, все превосходно ухоженные, здоровые и сытые. У меня сложилось впечатление, которое впоследствии оказалось вполне верным, что большинство доходов со своего бедного имения помещик Долинский тратит только на лошадей.
Осмотрев животных, я выбрала для себя большого вороного жеребца, который, судя по словам Долинского-старшего, имел спокойный нрав и был быстр в беге. Сашенька же избрала для охоты резвую, но веселую кобылку, серую в белых яблочках по бокам.
После конюшни Федор Степанович предложил пройти на псарню, чтобы посмотреть борзых для охоты. Однако сделать мы это не успели, так как прибежал Гаврила и доложил, что прибыл помещик Лансков со своей супругой. Услыхав эту новость, Долинский-старший поспешил встретить гостей. Нам же больше ничего не оставалось, как отправиться вслед за хозяином дома.
Савелий Антонович Лансков оказался худощавым, но крепким мужчиной с огромной гривой белых, как снег, волос. Он постоянно весело хохотал, радуясь каждой шутке, словно ребенок новой игрушке. Его супруга была полной противоположностью своему мужу. Полная, низенькая чопорная барыня, беспрестанно покрикивающая на приехавшую вместе с ней девку, она являла собой довольно неприятное зрелище. Звали ее Анастасией Михайловной.
К тому времени, когда мы подоспели к барскому крыльцу, супруги Лансковы уже выбрались из своей кареты.
– Савелий Антонович! – воскликнул Федор Степанович, приближаясь к гостю и протягивая ему руку для рукопожатия.
Однако Лансков, по всей видимости, был приверженцем истинно русских обычаев. Полностью проигнорировав рукопожатие на европейский манер, он лихо сжал Долинского-старшего в дружеских объятиях и три раза расцеловал его обе в щеки.
– Эх, Федор Степанович, а я вижу, ты все так же по-хранцузски, да по-аглицки здороваешься, – усмехнулся Савелий Антонович, намеренно коверкая слова.
– А ты все также по-медвежьи обнимаешься, – со смехом отмахнулся от него Долинский. – Давненько не виделись мы с тобой. Приветствую вас, милейшая Анастасия Михайловна, – проговорил он, поворачиваясь к Ланской и целуя ей руку.
– Здравствуйте, – отвечала Анастасия Михайловна. – Не представите ли гостей ваших?
Федор Степанович познакомил нас с гостями, но не успели мы войти в дом, как на дороге вновь показалась карета, запряженная двумя гнедыми кобылами.
– А это наверняка Евгений Александрович, собственной персоной, – улыбнулся Долинский. – Только он способен гнать лошадей так, что по всей карете ветер свищет.
Лошади действительно неслись во весь опор, как будто тот, кто сидел в карете, очень спешил. Сидящий на козлах извозчик погонял лошадей громкими криками. Вскоре карета резко остановилась возле самого крыльца, так что колеса ее жалобно скрипнули. Однако дверь очень долго не открывалась, хотя в карете и слышался какой-то шорох. Наконец, створка распахнулась, и показалась красная голова мужчины с огромным орлиным носом.
– Чертов Кузька, чуть не убился из-за него, – заругался мужчина, вылезая из кареты.
Евгений Александрович был приблизительно ровесником Долинского, судя по изрезанному морщинами лицу. Тщедушное телосложение, едкий взгляд. Единственным достоинством во всей его внешности, как я уже ранее упомянула, был необыкновенно большой тонкий нос с синими прожилками по бокам. Федор Степанович подошел к гостю.
– А, господин Долинский, – ехидно улыбнулся Евгений Александрович, вытаскивая из нагрудного кармана пенсне и надевая его на горбатый нос. – Рад приветствовать.
Приветствие ограничилось лишь легкими поклонами между хозяином и гостем. После этого Федор Степанович отдал распоряжение Гавриле позаботиться о лошадях и каретах, а мы все отправились в дом.
Софья отдала Феклуше приказание развести гостей по предназначенным для них комнатам, а сама спустилась в гостевую, где мы ее дожидались. Откуда-то из глубины дома еще долго доносился писклявый и громкий голос Анастасии Михайловны.
– Какая неприятная женщина, – прошептала мне на ухо Шурочка, имея в виду Ланскую.
Я незаметно кивнула, соглашаясь с подругой, и поспешила обратить свой взор на дверь, в проеме которой появился Евгений Александрович. Лицо его в тот момент казалось еще более красным, чем при первой нашей встрече. Пенсне на горбатом носу запотело, и весь вид мужчины говорил о том, что он сильно запыхался, как будто перед этим занимался тяжелой физической работой.
– Уф, запыхался я, – проговорил Евгений Александрович (фамилия его была, как доложил мне Федор Степанович, – Мохов). – А что, все ли готово к охоте, любезный мой друг? – он посмотрел на Долинского-старшего.
– Готово, готово, – весело откликнулся Федор Степанович. – Лошадь тебе выделим самую что ни на есть лучшую. Не изволь беспокоиться.
– Что, лошадь – это хорошо, – продолжал морщить лицо Мохов. – А вот как бы мне с нее не свалиться.
– Бог с тобой, Евгений Александрович, с чего бы тебе с нее сваливаться, – удивился хозяин дома.
– А с того. Вот был я в прошлом году на охоте у соседей своих. Лошадь мне дали хоть и спокойную, но уж больно пугливую. Скачу я на ней, впереди борзые несутся. Так получилось, что ото всех остальных я намного вырвался вперед. И тут из кустов морда волосатая длинная, пятак на ней так и вертится по сторонам. Кабан это был, уважаемые мои, – Мохов поправил на носу свое неизменное пенсне и с важным видом обвел всех присутствующих взглядом. – Все его совсем в другой стороне ищут, а он вот голубчик, перед самым моим носом выглядывает.
– А что же дальше? – глаза Софьи Федоровны стали как плошки.
– Сейчас расскажу, милая барышня. Лошадь моя так испугалась, что на дыбы встала, а я, естественно, самым неподобающим образом упал на землю, да так сильно, что чуть было не расшибся насмерть. С тех пор я стараюсь на охоте всегда быть осторожным и держаться поближе к своим друзьям, – закончил свою поучительную историю Евгений Александрович.
– Эх, друг ты мой, – Федор Степанович фамильярно похлопал Мохова по плечу. – Как говориться, волков бояться – в лес не ходить. Какая же это будет охота, ежели все гуськом друг за другом не спеша ехать будут?
– Папенька, – вмешалась Софья Федоровна. – Евгений Александрович правильно говорит. Опасно этак безо всех по лесу-то скакать.
– Благодарствую, милая барышня, за согласие со мною, – с поклоном произнес Евгений Александрович. – А вы, Федор Степанович, делайте, как вам сердце прикажет. На то ваша воля.
Долинский-старший только усмехнулся в ответ. Однако я заметила, что после этого разговора настроение Федора Степановича сильно поменялось. Он стал задумчив и молчалив.
Но вскоре к Долинскому-старшему вернулось его прежнее доброжелательное расположение духа, и он вновь обратил все свое внимание на гостей. За ужином царило полное веселье. В предвкушении ожидаемой охоты хозяин дома много смеялся, шутил и своим прекрасным настроением заражал всех вокруг себя. Даже княгиня Ланская не удержалась и улыбнулась несколько раз в ответ на остроумные реплики Федора Степановича.
Никто и подумать бы не смог, что все это хорошее настроение было не более чем фарсом и притворством. И я опять сумела выяснить все это совершенно случайно.
- Предыдущая
- 20/42
- Следующая
