Выбери любимый жанр

Второе пришествие инженера Гарина - Алько Владимир - Страница 33


Изменить размер шрифта:

33

Раух вытер похолодевший лоб. Слушая – и не слыша Гарина. Вглядываясь, как в наваждение, – где в свете ацетиленового фонаря, позади головы шефа, корчился черт, с острой бородкой, выделывая коленца и строя «рожки». Теней было много, и места черту соответственно мало, и он все вскидывал копытца в световой круг.

Гирш пригладил вздыбленные вентилятором волосы. Раух залпом выпил целую кружку теплого яблочного сидра.

После этих и тому подобных разговоров, он надолго умолкал и все усерднее вгрызался в работу. Гарин подолгу пропадал. Разъезжал по заводам, делал заказы. На одном, по его принципиальному чертежу, изготовлялась толстостенная камера, с каналом-соплом и противоположной глухой частью, – в форме гиперболы. Камера вытачивалась из цельного куска шамонита (не уступающему по твердости алмазу), и предназначена была стать чем-то вроде казенника у артиллерийского орудия, взрыв заряда в котором и посылает снаряд в цель.

Были свои цели и у Гарина.

*** 44 ***

Торопили его и другие причины. Незадолго таможенниками Германии на границе с Бельгией была задержана платформа фигурного железа, – для крепления грузовой шахты; еще ранее схожая история приключилась с грузом из Польши. Тогда едва не конфисковали обмотки из ниобиевого сплава, транзитом из Швеции. Задерживали запаянные бочонки с карбидом, баллоны с гелием и водородом, детали и узлы простейших механизмов. Объяснялось это то неясностями в таможенной декларации, то спецификой груза. Улаживание таких дел требовало времени и нервов (зама по снабжению у Гарина не было). Становилось все труднее пробить заказ, имеющий частный характер, к тому же лицом, не имеющим германского подданства. Обговаривался каждый пункт, вплоть до того, каким целям служит то или иное устройство. Наряду с этим, из Германии усиливался отток интеллигенции. Росли шовинистические настроения. Газетные публикации и выступления местных фюреров полны были призывов сплотиться и объединиться. Дрогнула аристократия, способствующая приходу нацистов к власти.

Гарин как-то мало вникал во все это; если только это не было связано с путаницей в его делах, или вот, как тогда, – злополучная «радиация», вблизи К. Всякие социальные программы и движения он рассматривал как личные достижения того или другого лидера. Потом же – это была не его страна, впрочем, как и всякая иная. Сюда он прибыл частным лицом, после шести лет пребывания в Латинской Америке, служащим патентного бюро. Еще там, будто фатально проигравшийся игрок, поверивший в некую числовую магию, и он стал отчаянно доискиваться математической подоплеки своим надеждам отыграться, находя это в знаниях, по тем временам слывших парадоксальными и даже нелепыми. Но его творческий ум привык оперировать аналогиями. В остротах, рассыпаемых недоумками конферансье и высмеивающих постулаты теории относительности, он расслышал куплеты, распеваемые когда-то относительно себя – «бедного Гарри и голодающую королеву Золотого острова, соблазненную красавцем-капитаном». Но разве не заставил он их плясать под его дудку. Подобное стремится к подобному. Во всем этом что-то было. Интуиция не обманула его, и сквозь трудности понимания ему стало грезиться свое – Гарина – следствие из релятивисткой физики Эйнштейна. Только для двух людей в мире прозвучала эта великая вселенская партитура; но если один ее расслышал и записал, то другой стал (или предназначен был стать) первым ее виртуозом исполнителем, перелаживая мелодию на «технику игры». Ну, а то, что и сам творец теории относительности работал в свое время экспертом патентного бюро, казалось Гарину знаменательным. И только одна страна – Германия, представлялась ему на пике научной и технической проблематики. В Германии преподавал крупнейший авторитет и знаток релятивистской теории профессор Рейхенбах; к тому же организовавший общедоступные семинары для всех, кто хотел бы расширить свои познания в областях фундаментальной физики.

И вот в году 192…, с задержкой в Праге (регистрация мнимого геофизического общества), на перрон Восточного вокзала в Берлине, высадился человек в легком светлом пальто, с умным, чуть отстраненным взглядом (не лишенным холодной наблюдательности), дерзкой ниточкой усиков, не европейским загаром лица и пикантно повязанным шейным платком вместо галстука. Весь багаж его составлял фибровый чемоданчик да заплечный сак. «О, если бы знать», – пробормотал он тогда, поглаживая чисто выбритый подбородок, как примерно сейчас, за рулем своего «джипа», покидая пределы городка К. И причин тому было предостаточно, с последствиями, возможно, самыми неприятными. Кто-то расклеил на фонарных столбах, на стенах и дверях домов прокламации, извещающие обывателей, что их город находится «под угрозой радиоактивного облучения, вследствие экспериментов банды ученых», и что «гнездо» их находится в семи километрах, если по прямой, или, если по окружной дороге… далее приводился почти точный маршрут до базы Гарина. В подтверждение этого вымысла, шла ссылка на известное «свечение» в указанной местности, сопровождаемое необычными грозами (опять же вперемежку с «радиацией») и грязевым сходом с гор. Общий тон – недвусмысленно угрожающий: по типу – если, мол, не будут приняты меры, то…

Гарин выругался непечатно, и как редко уже, по-русски. То, что это классная провокация и что сведения о его работах попали в круг особо компетентных лиц, было ему ясно сразу. Как и то, что, не сорви он эти листовки, так они, чего доброго, провисят до второго пришествия. А это уж Гарин обещал в душе, имея в виду некоторые побочные эффекты своих опытов. Одним словом, участь Содома и Гоморры были предрешены этому городку. Пока же Гарин выжал газ, покидая пределы К. Ему в этот день еще нужно было добраться до Берна.

* * *

Раух засветил маленький ночник. Напротив сидела его сестра, и оттененными блестящими кругами глаз всматривалась в темноту… в будущее. Раух нервно крутил локон у виска. Они снимали целый дом на окраине К. (Гарин щедро платил). Обыватели принимали его за чудаковатого учителя физики, хотя никто и понятия не имел, где бы он мог преподавать. Причин для пересудов не было. Жил он с сестрой чрезвычайно уединенно. Никогда не выходили из дома вдвоем. Никто их не навещал, кроме разве что почтальона, доставляющего Рауху плотные бандероли, преимущественно научно-технические журналы, и подобную тому редкую переписку. Только однажды видели, как некто похожий на Рауха, садился в автомобиль, на пустоши, за городским рынком. Свидетели только путались: одни видели перламутрового «жучка», другие – мощную машину на высоком протекторе. Автомобиль с места гнал в горы, словно бы за тем, чтобы вознести скромного физика на небо; что-либо иное трудно было уже и предположить.

*** 45 ***

Тем же вечером, но в городе поприличнее и в другой стране, в холл гостиницы, сквозь крутящиеся зеркальные двери, быстро вошел человек в твидовом коротком пиджаке и американских ботинках на каучуке. Он чуть напружинился при входе, ниточка его усиков ожесточилась. Палевые очки придавали ему несколько фатовый вид, но скупые жесты игрока, походка, противились этому. Подойдя к бюро, за которым сидел портье, он изъявил желание видеть постояльца из 72-го номера, мотивируя это интересами некоего господина Гирша. Портье позвонил в номер. «Вы можете подождать в нашем ресторане. У нас отличное меню», – любезно сообщил он визитеру. Тот пожал плечами, оглянулся за спину себя, и последовал совету. Тогда же (там же), – в глубине зала человек с оливкового цвета лицом южанина, с черными блестящими волосами и выбритой ниточкой усиков неумело развернул газету на две стороны, окунулся в дым дорогой сигары, исподлобья разглядывая посетителей, не выпуская при этом из виду столику у самого входа, и одинокого, безучастного вида человека за ним.

Кто-то торопливо вошел, с минуту назад так же торопливо спускающийся по лестнице, соединивший в себе черты удачливого маклера, которому не занимать сил на целый день траты нервов, и чопорного, суховатого, уверенного в себе бюрократа визового департамента. Сейчас же он казалось был в немалом замешательстве. Шнурки на его ботинках болтались слишком свободно, запонки на манжетах не застегнуты. Галстук съехал набок. Войдя в залу ресторана, он закрутил головой, встав столбом и оглядываясь.

33
Перейти на страницу:
Мир литературы