Мера любви - Бенцони Жюльетта - Страница 61
- Предыдущая
- 61/70
- Следующая
Катрин упала на край кровати и усталой рукой сняла кисейный головной убор, совсем воздуюный, который сдавливал ей сейчас голову.
— Ты советуешь мне возглавить войско, банду, одной частью которого, конечно, будут двигать благородные намерения, а другая в этом приключении увидит возможность пограбить в Монсальви, богатства которого внушают зависть, не говоря уже о замке.
Сара быстрыми движениями расплела косы Катрин, принялась нежно массировать ей голову, потом все сильнее…
— Я советую тебе выспаться, отдохнуть и подумать. Со вчерашнего вечера у тебя не было на это времени. Конечно же, я не хочу, чтобы наш город стал приманкой для несдержанного аппетита. Я хочу, чтобы ты посмотрела правде в глаза и перестала все время представлять себя на месте твоего супруга. Тебе тоже надо научиться эгоизму. Это будет лучше для всех, ты несешь большую ответственность за людей, чем твой супруг.
— Ты права, — вздохнула Катрин. — Я буду спать. Утром, может быть, все встанет на свои места. Недаром говорят, что утро вечера мудренее.
Так вышло и на этот раз. Проснувшись утром от ласкового солнечного луча, упавшего ей на кончик носа, Катрин решила, что она не должна возвращаться домой на копьях соседей, так она рисковала лишиться дружбы и доверия жителей Монсальви.
Ее могли сопровождать только аббат Бернар, духовный наставник города, и сюзерен Арно Бернар д'Арманьяк, граф де Пардьяк и де Карлат, прозванный среди друзей Бернар-младший. Они одни обладали законной властью. Когда наступило воскресенье и прибыли все приглашенные Рено де Рокморелем, за исключением бальи и госпожи де Ля Салль, госпожа де Монсальви после долгого обсуждения своего положения с Сарой, Готье, Жоссом и Матильдой приняла твердое решение. Она ясно высказала его, когда после мессы все собрались в большом зале Рокмореля, где в ожидании обеда были поданы горячие лепешки и вино на травах.
— Я никогда не смогу, мои сеньоры, передать вам ту признательность и волнение, которые я испытываю, видя вас в этом зале. Прежде всего, я нахожу в этом проявление столь драгоценной для меня вашей дружбы. Прежде чем я выскажусь по поводу предмета нашей встречи, я хочу сказать, что ни я, ни мои дети никогда не забудут ваш благородный порыв, и до последнего дня нашей жизни вы можете рассчитывать на нашу верную дружбу.
Она на минуту прервалась, чтобы остановить свой взгляд на каждом лице, молодом или старом, прекрасном или уродливом, так, чтобы каждый мог подумать, что она обращается к нему лично. Она давно утратила девичью наивность и знала хорошо власть своих фиалковых глаз в улыбки. Когда она посмотрела на Аршамбо де Ля Рока, он заметил:
— Госпожа Катрин, ваше вступление не слишком обнадеживает, хотя его и очень приятно слышать. Не следует ли из этого, что вы решили не возвращаться домой с помощью силы нашего оружия? Жаль. Мы все готовы умереть за вас, — галантно добавил он.
Это был красивый мужчина тридцати пяти лет, такой же смуглый, как и Арно, на которого он был немного похож благодаря отдаленному родству. В его глазах орехового цвета была нежность и веселье, чего так не хватало сеньору де Монсальви. Несмотря на внушительные размеры, это был книжник, художник, и его элегантная внешность заметно выделялась на фоне других сеньоров. Катрин улыбнулась ему:
— Я сказала, как я взволнована, мессир Аршамбо. Не я сожалею, что наши друзья Рокморели поспешили призвать вас к оружию. Прежде чем принимать суровые и непоправимые меры, использовать оружие: шпагу, копье и топор, я думаю, надо исчерпать все другие безопасные пути. Я имею в виду уговоры, терпение и молитву…
— В день, когда Монсальви прислушается к подобным аргументам, я отдам голову на отсечение! — воскликнул Гонтран де Фабрефор, неразлучный товарищ Рокморелей, постоянный участник попоек, драк и других подобных занятий. — Будет прав тот, кто оружием вдолбит ему в голову просветление.
— Он будет прав, но тогда мой муж будет мертв, а я не хочу этого! — сухо возразила Катрин. — Поймите же, что, призывая к здравому смыслу, я хочу избежать всеобщего непонимания. Мессир Арно, мой супруг, никогда не простит вам союза со мной. Вы — его друзья по оружию, а я — чужестранка, хотя и Ставшая его женой.
— Пусть это так, но ваш сын, он-то — не чужестранец, — прервал ее де Ладиняк, старый сеньор с седыми волосами и профилем, как у хищной птицы. — Его отец забывается, приведя с собой на наши земли разбойников Беро д'Апшье, которые еще вчера здесь грабили. Простите мне мои слова, госпожа Катрин, но женщина, которую он привез, нас не интересует. Каждый волен иметь одну или несколько любовниц, мало найдется господских домов, где бы не было незаконнорожденных детей. Но, пригласив к себе заклятых врагов города, Монсальви порывает феодальный договор, и его вассалы вправе его урезонить. Если они не в состоянии это сделать, то мы, его друзья, напомним ему о долге.
— Тогда пойдите к нему все вместе, как сейчас, и скажите то, что только что сказали мне.
— Некоторые из тех, кто сражался с ним под Парижем: Амори де Рокморель, Фабрефор, Ля Рок, уже сделали это. Но он их не стал слушать.
— Монсальви недвусмысленно заявил нам, чтобы мы не вмешивались не в свои дела, — вздохнул Ля Рок, — что только в этом случае мы сохраним добрые отношения. Мы были бесправны, а аббат Бернар находился в беспомощном состоянии. Но теперь вы здесь и обладаете по закону всеми правами сына.
— Возможно. Но я не хочу настраивать сына против отца. По крайней мере, не сейчас. Нельзя ли немного подождать?
— Подождать чего? — горько возразил до сих пор не проронивший ни слова Жан де Меале. — Чтобы Арно узнал о вашем присутствии здесь, а это, поверьте мне, случится скоро. Он со всей бандой нападет на Рокморель, разорит его, захватит вас и убьет.
— Даже если так и случится, он не убьет своего сына.
— Если позволите, — вмешалась мадам Матильда, — я не думаю, что он прав, говоря так о Рокмореле. Замок стар, это верно, но бывало и не такое, и, благодаря Богу, он еще крепок. Эта банда разбойников обломает на нем зубы. Конечно, Монсальви скоро узнает, где находится его жена, если он уже этого не знает. Но я не советую ему за ней приходить сюда.
— Хорошо! — язвительно продолжал Меале. — Что же в таком случае будем делать?
— Я предлагаю подождать, — сказала Катрин. — Я хочу испробовать все пути к примирению. Почему бы не призвать на помощь графа де Пардьяка? Если кто-то способен вразумить моего супруга, так это, конечно, он!
— Об этом мы тоже уже думали, — вздохнул Рено. — Но чтобы найти Бернара-младшего, надо теперь скакать эа хвостом королевского коня.
— Король сражается. Вполне естественно, что он рядом с ним, но он непременно вернется осенью, чтобы провести ненастное время в Карлате рядом с графиней Элеонорой и детьми.
— Нет, он не вернется на зиму в Овернь. Бернара-младшшего назначили опекуном монсеньора дофина Луи. Он оставит своего ученика лишь по достижении им совершенолетия. Госпожа Катрин, может быть, вы хотите ждать годы.
Сердце Катрин сжалось. Неужелили ей снова надо пускаться в дорогу, вернуться к Луаре и просить помощи у старого могущественного друга. Опять просить, умолять. А что сможет Бернар д'Арманьяк? Он же не приедет в Монсальви, прихватив с собой королевского наследника.
— Ладно! Остается еще одна козырная карта. Я поеду к аббату Бернару. Мне надо увидеть его и поговорить с ним. Сен-Лоран д'О не так уж далеко. Что о нем слышно?
— Он медленно поправлялся, к сожалению, очень медленно, — сказал Фабрефор. — Мой кузен д'Эстэн, которого я встретил в Кюрийэр на прошлой неделе на свадьбе дочери Раймона де Момиатона, видел его три или четыре дня до того. Он еще не встает и не скоро сможет отправиться в путь. Если бы Ло была судоходна!
— Даже если аббат в постели, он выслушает меня. Он всегда был для меня одним из самых лучших друзей, верным советчиком, — сказала Катрин. — А этого я и хочу — его совета! Я буду действовать так, как он скажет. Если он скажет наступать, я перейду в наступление, но только если он мне это скажет! Я выеду завтра.
- Предыдущая
- 61/70
- Следующая
