Граф Феникс - Энгельгардт Николай Александрович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/84
• Следующая

– Подите, Казимир, узнайте, кто это стучится! – сказал врач.

Казимир вышел в переднюю и, не спрашивая, отодвинул задвижку, повернул ключ и отворил дверь.

В прихожую ввалился огромный гайдук в голубой ливрее.

– Здесь ли проживает его сиятельство граф Калиостро? – пробасил он, с сомнением глядя на невзрачную обстановку комнат.

– Граф Калиостро действительно живет здесь, – выходя, сказал итальянец. – Кто хочет меня видеть?

– Супруга его превосходительства генерала Ковалинского, управителя дел светлейшего князя Григория Александровича Потемкина Таврического, – торжественно провозгласил гайдук. – А вы и будете граф Калиостро? – недоверчиво добавил он.

– Это я, любезный. Где же ваша госпожа?

– Ее превосходительство еще изволят быть в карете и приказали мне узнать точное местопребывание вашего сиятельства. Сейчас я им доложу, что ваше сиятельство действительно находятся здесь, и ее превосходительство сами прибудут сюда.

Сказав это, гайдук повернулся, скрылся на лестнице и начал спускаться по крутым ступеням, наполняя пролет гулким шумом.

Калиостро повернулся к Казимиру.

– Ну вот, любезный, – сказал он, – вы видите, ко мне пожаловала супруга управителя дел князя Потемкина. Конечно, она прислана просить меня к больному ребенку княгини Голицыной. Но вы что-то собирались сказать в ту самую минуту, как постучали в дверь?

– Я… Я ничего не хотел сказать! – заикаясь, отвечал Казимир, совершенно подавленный появлением такого знатного лица. Все сомнения мгновенно вылетели у него из головы. – Я ничего не хотел сказать и, если не нужен вашему сиятельству, то побегу исполнить приказание!

Калиостро укоризненно покачал головой.

– Мне грустно видеть, любезный Казимир, что гнусная лживость не чужда вашему языку! Но запомните раз и навсегда, что скрыть от меня ничего невозможно, что мне все известно.

– Виноват, ваше сиятельство! – пробормотал сконфуженный молодой человек.

– Когда постучали в дверь, вы хотели отказаться от предложенного места! Да?

– Виноват, ваше сиятельство! – прошептал уничтоженный слуга.

– Ну, что ж, я не настаиваю. Может быть, вы и сейчас так думаете?

– О, нет, ваше сиятельство! Я за счастье сочту служить у вас! – вскричал Казимир.

– О, ничтожные сыны праха и тлена! Сколь важны в глазах ваших пустые титулы! Сколь сильными кажутся вам золоченые кумиры этого века! Сейчас я уйду переодеться. Вы же доложите госпоже Ковалинской, что граф просит ее подождать в приемной!

Сказав это, Калиостро поспешно запер на ключ дверь, ведущую в покои графини Серафимы ди Санта-Кроче, и удалился в свой кабинет.

В это время на лестнице послышались быстрые легкие и звонкие шаги, взволнованное дыхание, и молодая стройная дама, закутанная в великолепную кружевную шаль, быстро вошла в сумрачную переднюю. Казимир отвесил ей низкий поклон.

– Здесь живет граф Калиостро? Могу я видеть графа Калиостро? – взволнованным срывающимся голосом спросила дама.

– Так точно, ваше превосходительство, – почтительно отвечал Казимир. – Граф живет здесь и просит немного подождать его в приемной.

– Так вот оно, обиталище сего великого мужа! – с благоговейным замиранием голоса сказала сама себе дама, входя. – Как скромно! Как бедно это жилище. Узнаю в этом великую душу мудреца, пренебрегающего всем земным, устремляющегося к небесному, благотворителя, целителя, спасителя человечества! О, несравненное жилище великого человека, приветствую тебя!

Говоря так, госпожа Ковалинская освободила голову и плечи от кружевной шали. Показалась прическа из множества пудреных кудрей, поддержанных золотым обручем, худое, бледное, нервное лицо с огромными черными горящими в экстазе глазами, открылась трепещущая и волнующаяся под шелковой тканью грудь и тонкая, стройная шея, обвитая четками из агатовых зерен с золотым десятиконечным крестом.

Может быть, госпожа Ковалинская и дальше продолжала бы свой монолог, есль бы не открылась дверь кабинета и не появился граф Калиостро. Он успел полностью преобразиться. Черный бархат его кафтана подчеркивал ослепительную белизну жабо. Пышный парик делал его выше ростом. Лицо выражало величие мысли, благолепие, мягкое участие, твердость, а глаза мечтательно смотрели вдаль, отрешаясь от всего земного.

Прежде чем он успел сказать что-либо, дама рванулась к нему и с восторженным воплем: «Божественный Калиостро!» – преклонила одно колено, схватила его аристократическую белую изящную руку и поцеловала ее.

– Встаньте, дочь моя! – проговорил граф мягко, отеческим тоном, осторожно отнимая у восторженной женщины руку и помогая ей подняться. – Преклоняйте колено перед всемогущим Строителем Вселенной, преизящным Первохудожником! Лобызайте незримую руку, ведущую всякое создание к благу! Я же смертный, грешный человек, лишь несколько возвысившийся над своими ближними познанием тайн естества для того, чтобы им благотворить. Итак, дочь моя или любезнейшая сестра, не называйте меня божественным. Это имя прилично лишь господину моему, Великому Кофту!

– О, сколь таинственны ваши речи, отец мой, брат мой, учитель и наставник! – восторженно воскликнула дама, пожирая пламенными очами Калиостро, как бы припадая к некоему источнику, призванному утолить ее жгучую жажду. – Да, да! Он такой, именно такой, каким я видела его! – говорила госпожа Ковалинская как бы сама с собой. – Вот эти глаза, это высокое чело, эти уста!

– Сердце не что иное, как забота. Плоть – печальный труп. Рождение – болезнь, а жизнь – частая смерть, – торжественно промолвил магик. – Но прошу вас, дочь моя, войдите в этот кабинет и сообщите мне о причине вашего визита, впрочем, мне хорошо известной!

– Провидец! Провидец! – с рыданиями в голосе вскричала Ковалинская.

– А вы, Казимир, ступайте и исполните то, что я вам приказал, – распорядился Калиостро.

Затем он ввел даму в кабинет и усадил в кресло. Сам же стал напротив, ожидая объяснений. Но госпожа Ковалинская вдруг всплеснула руками и разразилась рыданиями, повторяя:

– Я в вашей власти! Делайте со мной, что хотите! Я ваша раба!

– Дочь моя, успокойтесь! – мягко сказал Калиостро, несколько сбитый с толку крайней экспансивностью дамы, которую видел впервые в жизни.

Но она вдруг закатила зрачки, захрипела, и все тело ее стало подергиваться судорогой, затем из ее уст стали вылетать отдельные непонятные слова:

– О, обложенный плотью серафим! О, Месмер! Зришь ли это!.. Слышишь ли меня?.. Слышу! Слышу! Вижу! Вижу! Ангельский учитель! Крылья Духа! Крылья Духа! – при этом Ковалинская вдруг поднялась на ноги и, закинув голову, вся сотрясаясь от конвульсий, стала мерно размахивать руками, словно крыльями, притопывая на месте и повторяя:

– Крылья Духа! Крылья Духа! Выше! Выше! Выше! Крылья Духа! Крылья Духа!

Калиостро, как ни был ко всему привычен, на мгновение растерялся и не знал, что ему делать. Но тут же нашелся. Энергично притопнув правой ногой и высоко взмахнув правой рукой, словно наступал с рапирой, он громовым голосом вскричал:

– Великий Кофт, зри! Явись невидимым! Благослови сию жрицу. Благослови! Благослови!

Он продолжал неустанно повторять это слово, притопывая и взмахивая рукою, между тем как Ковалинская все подскакивала, содрогалась и восклицала:

– Крылья Духа! Крылья Духа! Выше! Выше! Выше!

Наконец, совершенно изнеможенная, тяжело дыша, упала в кресло. Калиостро поспешил оказать ей помощь. Он достал с полки пузырек с солью и поднес к ее носу. В то же время, скользнув опытной рукой по ее талии, отыскал завязки корсета и распустил его. Ковалинская пришла в себя, открыла глаза и прошептала:

– О, какое сладкое самозабвение! Какой порыв! Какие откровения! Отец мой, брат, друг, учитель, я предаюсь вашей воле!

Тут она заметила беспорядок в своей одежде, смутилась, покраснела, опустила глаза. Калиостро сам поспешно накинул на ее плечи шаль и, отойдя в сторону, стал рассматривать свои перстни, чтобы дать возможность экспансивной месмеристке оправиться.

• Предыдущая
• 25/84
• Следующая